Любовь в XXI веке - Роберт Янг

- Вы всегда говорите метафорами?

- Только с избранными, - ответил он. И, помолчав, добавил:

- Почему бы вам не въехать и не постоять тут до двенадцати? Потом мы отправимся куда-нибудь есть сосиски и пить пиво.

- Хорошо.

Площадка была забита поношенными платьями и костюмами, но ее старого платья не было. Она была рада этому, потому что при виде его только расстроилась бы, а ей хотелось сохранить приятное волнение, начавшее теснить грудь. И ей это удалось. Ночь была не по-апрельски тепла. Изредка, в перерывах между яркими вспышками рекламы Большого Джима, можно было даже увидеть несколько звездочек. Говард рассказал немного о себе - как он днем учится, а вечерами работает, но когда она спросила, где он учится, он сказал, что и так слишком много говорил о себе и теперь ее очередь. Она тоже рассказала ему о своей работе, о фильмах и телепередачах, которые смотрела, и наконец о книгах, которые когда-то читала.

Потом они оба стали говорить, перебивая друг друга, время летело, как птица, торопящаяся в южные края, и не успела Арабелла опомниться, как приехал человек, работавший с двенадцати до восьми, а они с Говардом уже ехали по направлению к кабачку "Золотой скат".

- Может быть, - сказал он, когда они уже подкатили к ее гаражу, - вы заедете за мной завтра вечером, и мы выпьем вместе еще один стакан апреля? Если вы не заняты, - добавил он.

- Нет, - сказала она, - я не занята.

- Тогда я вас буду ждать, - сказал он и поехал.

Она смотрела, как гаснут, исчезают во тьме задние огни его "пикапа". Откуда-то донеслась песня. Арабелла всматривалась в темные тени, стараясь разглядеть, кто поет. Но на улице, кроме нее, никого не было, и тогда она поняла, что поет ее сердце.

Арабелле казалось, что следующий день никогда не кончится, а когда он наконец кончился, с тусклого неба полил дождь. Ей хотелось узнать, вкусен ли апрель во время дождя, и скоро (после еще одного сеанса в открытом кинотеатре) она узнала, что дождь никак не портил вкуса, если были все другие составные части напитка. А они были, и она провела еще один быстролетный вечер с Говардом, сначала на площадке, рассматривая звезды между вспышками рекламы Большого Джима, потом в "Золотом скате" за сосисками и пивом и наконец прощаясь с Говардом у своего гаража.

На следующий вечер все составные части опять были налицо, и на следующий, и на следующий... В воскресенье они отправились на пикник в горы. Говард выбрал самый высокий холм. Взобравшись по извилистой дороге на вершину, они остановились там, нашли стоянку под старым вязом и ели приготовленные ею картофельный салат и сандвичи, передавая друг другу термос с кофе. Потом они закурили и, овеваемые полуденным ветерком, лениво разговаривали.

С вершины холма открывался великолепный вид на лесное озеро, которое питала небольшая речка. На другой стороне озера виднелся забор резервации нудистов, а за ним на улицах одной из деревень резервации можно было разглядеть людей. На таком расстоянии они казались почти неразличимыми точками, и сначала у Арабеллы мелькнула только смутная догадка насчет того, что же это такое. Однако постепенно они полностью овладели ее вниманием, и она уже ни о чем другом и думать не могла.

- Должно быть, это ужасно! - сказала она вдруг.

- Что ужасно? - поинтересовался Говард.

- Жить вот так, в лесах, голыми. Как... как дикари.

Говард посмотрел на нее своими голубыми и глубокими, как лесное озеро, глазами.

- Вряд ли можно назвать их дикарями, - сказал он, помолчав. - У них такие же машины, как у нас. Школы, библиотеки. У них есть торговля и ремесла. Правда, заниматься всем этим они могут только в пределах резервации, но чем это отличается от жизни, скажем, в деревне или даже городе? В общем я бы сказал, что они цивилизованные.

- Но они раздетые!

- Разве так ужасно ходить раздетым?

Он опустил свое ветровое стекло и наклонился к ней совсем близко. Потом он опустил ее ветровое стекло, и в лицо ей повеяло свежим ветром. По глазам его она увидела, что он хочет ее поцеловать, и не отстранилась. Она была рада, что не отстранилась, потому что поцелуй этот ничем не напоминал ни поползновений мистера Карбюратора и Гарри Четырехколесного, ни замечаний отца и намеков матери. Потом она услышала, как открылась дверца машины, потом другая, и почувствовала, что ее вытаскивают на солнце и апрельский ветер. Ветер и солнце были свежие и теплые, свежие, теплые и чистые, и ей вовсе не было стыдно, даже когда Говард прижал ее к груди, не закрытой костюмом-автомобилем.

Это был долгий сладостный миг, и никогда бы ему не кончаться. Но он кончился, как кончается все.

- Что это? - спросил Говард, поднимая голову.

Она тоже услышала шорох колес, посмотрела вниз и увидела, как промелькнул и исчез за поворотом блестящий белый кабриолет.

- Ты... ты думаешь, они нас видели? - спросила она.

Говард помедлил, обдумывая ответ.

- Нет, не думаю. Наверное, кто-нибудь был тут тоже на пикнике. Если бы они поднимались на холм, мы бы услышали шум мотора.

- Не услышали бы... если на нем глушитель, - сказала Арабелла. Она скользнула в свое автоплатье. - Я думаю, нам лучше уехать.

- Хорошо.

Он полез в свой "пикап".

- В следующее воскресенье... ты поедешь со мной? - спросил он.

Глаза его были серьезными, они умоляли.

- Да, - услышала она свой голос, - я поеду с тобой.

В следующее воскресенье было даже лучше, чем в первое, день теплее, солнце ярче, а небо голубее. Снова Говард вынул ее из платья, прижал к себе, целовал, и снова ей не было стыдно.

- Пойдем, - сказал он, - я хочу тебе что-то показать.

Они стали спускаться вниз к лесному озеру.

- Но ты идешь ногами, - запротестовала она.

- Нас никто не видит, так не все ли равно? Пойдем!

Она стояла в нерешительности. Сверкавший внизу ручеек придал ей решимости.

- Пойдем, - сказал она.

Сначала ей было тяжело идти по неровной земле, но потом она привыкла и вприпрыжку бежала рядом с Говардом. У подножия холма они вошли в рощу, где росли дикие яблони. Через рощу пробегал ручеек, с журчанием обтекая поросшие мхом камни. Говард лег на землю и припал губами к воде. Она сделала то же самое. Вода была ледяная, Арабелле стало холодно, и кожа у нее покрылась пупырышками.

Они лежали бок о бок. Листья и ветви причудливо разузорили над ними небо. Их третий поцелуй оказался еще слаще прежних.

- Ты бывал здесь раньше? - спросила она, когда они, наконец, выпустили друг друга из объятий.

- Много раз, - сказал он.

- Один?

- Всегда один.

- А ты не боишься, что Большой Джим узнает?

Он рассмеялся.

- Большой Джим? Большого Джима не существует. Автопромышленники придумали его, чтобы запугать людей и заставить их носить автомобили, чтобы люди побольше покупали их и почаще меняли, а правительство содействует этому, так как без увеличения оборота автомобилей экономика потерпела бы крах. Сделать это нетрудно, потому что бессознательно люди давно одевались в автомобили. Весь фокус состоял в том, чтобы заставить людей носить автомобили сознательно, заставить их чувствовать себя неловко без автомобилей в общественных местах и, если возможно, даже испытывать стыд. Особого труда это тоже не составило, хотя, конечно, автомобили пришлось сделать маленькими и приладить к человеческой фигуре.