Человеческий лик Бога. Проповеди - Иларион Алфеев

Подходя к Святой Чаше, мы исповедуем перед Богом, что Господь пришел грешников спасти, «от нихже первый есмь аз». Как же мы при этом смеем говорить, что мы спасемся, а кто‑то другой не спасется? Если я имею надежду на спасение, то я войду в Царствие Божие последним, после всех, именно потому, что я — первый из грешников. И если я думаю о вечных муках, которые кому‑то уготованы, то я думаю прежде всего о том, что именно я за свои грехи достоин вечных мучений, а не о том, что другие будут мучиться, пока я буду наслаждаться райским блаженством.

Мытарь сознавал, что перед лицом правды Божией и справедливости Божией он не выстоит, что единственная надежда для него — милость Божия, не знающая границ, не имеющая пределов. Мытарь не смел даже взглянуть на фарисея, который молился в нескольких шагах от него, потому что был уверен, что тот во много раз лучше него, потому что первый из грешников — он, мытарь. Именно потому он и был оправдан Богом.

Фарисейство страшно тем, что оно пытается ограничить милость Божию, ставя Богу рамки, вне которых Он не может спасать людей. Когда святителя Филарета Московского спросили, считает ли он ересью лютеранство, он ответил: «Я не говорю ни то, что это ересь, ни то, что это не ересь. Для того, чтобы решить, ересь это или нет, нужен Вселенский Собор». Сегодняшние же «борцы за чистоту Православия», не задумываясь, ответят, что есть ересь, а что нет. Для этих «фарисеев», многие из которых провели в Церкви всего два или три года, но уже почувствовали, что все знают лучше, чем Филарет Московский или Феофан Затворник, все ответы ясны: они «знают», где ересь, где — не ересь, кто спасется, кто не спасется, уверенные при этом, что если кто и спасется, то первыми будут они.

Вот в чем сущность этого страшного духовного явления. Здесь речь уже не идет о разнице во мнениях или взглядах: христиане имеют право различаться в своем подходе ко многим вопросам, которые не закрыты для обсуждения в Церкви. Здесь речь идет об опаснейшем духовном состоянии, которое на святоотеческом языке можно определить как «прелесть». Фарисейство — это прелесть, прельщение, самообольщение, самопревозношение, духовное ослепление. Оно противоположно покаянию, смирению и самоосуждению, свойственным мытарю.

Православие несовместимо с оскорбительным, уничижительным отношением к другим людям, даже к еретикам, даже к врагам истины, даже к атеистам. И пусть не думают те, кто проявляет себя подобным образом, что они — православные. Истинно православный человек — это тот, кто, как мытарь, входя в храм Божий, не смеет поднять глаза к небу, потому что сознает, что если есть на этой земле самый грешный человек, то это — он сам…

1997

Путь внутреннего делания. Неделя о мытаре и фарисее

С каждым днем мы приближаемся к Великому посту, до начала которого осталось три недели. И Церковь заблаговременно готовит нас к этому времени покаяния, когда мы должны заглянуть внутрь себя, чтобы увидеть свои грехи, немощи, слабости, страсти, дурные наклонности и, принеся за все это покаяние перед Богом, встать на путь исправления. В эти подготовительные к Великому посту недели мы слышим притчи Господни, которые настраивают нас на покаяние.

В притче о мытаре и фарисее Господь говорит нам о двух людях, каждый из которых олицетворяет собой определенный тип религиозности. У фарисея на первом месте стоит внешнее. Он постится дважды в неделю, дает десятину от всего имущества и уверен, что он не таков, как прочие люди — разбойники, грабители и прелюбодеи. И действительно, он не таков, как прочие люди. То, что он делает, весьма похвально, ибо он исполняет предписания Закона, а это уже немало. И потому Господь не говорит в конце притчи, что мытарь вышел оправданным, а фарисей осужденным, но говорит лишь, что мытарь вышел оправданным более, нежели фарисей.

Спросим себя: есть ли у нас та праведность, которая была у фарисея? Постимся ли мы дважды в неделю? Даем ли мы десятую часть от всего, что имеем, на церковь или на бедных? И окажется, что нашей праведности не хватает даже для того, чтобы достичь уровня, на котором находился фарисей.

Но вот перед нами другой пример — религиозности внутренней. Она не блещет теми добродетелями, которые были свойственны фарисею. Мытарь, по–видимому, и не постился дважды в неделю, и не давал десятину на храм. Но у него было то, чего не было у фарисея. У него была способность взглянуть внутрь себя и там, в сокровенных глубинах сердца, обрести Бога. Придя в храм, он не сравнивал себя с другими, но поставил себя перед милосердием Божиим и, ударяя себя в грудь, взывал к Богу в покаянии и сокрушении сердца.

Фарисей сравнивал себя с другими людьми, и действительно, по многим показателям от стоял выше других. Но, похоже, в религии он упустил главное — внутреннее делание, которое было у мытаря, непрестанно повторявшего: «Боже! будь милостив ко мне, грешнику». Многие наши беды происходят именно оттого, мы не умеем сосредоточиться на внутреннем, а разбрасываемся на внешнее. Но все внешнее, в том числе и все внешние атрибуты религиозной жизни, как‑то пост, десятина и тому подобное, суть лишь вспомогательное средство, которое может помочь нам заглянуть внутрь себя.

Путь христианской жизни — это путь внутреннего делания. Есть множество людей, о которых не скажешь, что они добродетельные христиане, у которых не хватает самых, казалось бы, элементарных добродетелей верующего человека, а между тем в глубинах их сердца происходит та внутренняя работа, которую видит только Бог, взирающий не столько на слова и даже дела человека, сколько на его сердце. А есть, наоборот, такие люди, у которых все внешние атрибуты христиан соблюдены, а внутри ничего нет, внутри пустота. Конечно, внешние предписания важны и мы должны их соблюдать, но при этом должны помнить, что они даны ради того, чтобы мы внутренне изменялись и преображались. Ибо сущность христианства — во внутреннем делании. Каждый из нас может определить для себя ту меру, в какую мы способны исполнять внешние предписания, ибо не каждый может исполнять их в полной мере. Но ни в коем случае нельзя утрачивать тот внутренний ориентир, который указывает путь в Царство Божие. Аминь.

20 февраля 2000 года

Последняя встреча. Неделя о страшном суде

Сегодняшнее евангельское чтение (Мф. 25:31–46) говорит о той последней, решающей встрече со Христом, которая ждет каждого из нас, когда мы перейдем из жизни настоящей в жизнь будущего века.

Из слов Христа о Страшном Суде мы узнаем, единственным критерием, по которому овцы будут отделены от козлов, является отношение человека к своим ближним. Господь не спросит нас на Суде, соблюдали ли мы посты, совершали ли поклоны, вычитывали ли молитвенное правило — хотя именно в этом многие видят главную цель христианской жизни. Г осподь спросит, как мы доказали свою веру в Него на деле, то есть как отнеслись к Нему в лице Его меньших братьев — наших ближних: сделали ли мы добро или прошли мимо, не заметив Христа, стоявшего на нашем пути?

О Страшном Суде веками думали как о грандиозном и ужасном событии; рисовали грозного и неумолимого Судию, Который будет подсчитывать грехи и добродетели людей. Человеческая фантазия живописала муки грешников, отсылаемых в огонь проклятия, где они будут нести вечное наказание за совершенные грехи. Но не таково евангельское благовестие: оно говорит нам о том, что Бог есть Любовь. Ветхозаветное представление о Боге–Карателе, «наказывающем беззаконие отцов в детях до третьего и четвертого рода» (Числ. 14:18), сменилось в Новом Завете вестью о Боге, Который возлюбил человека, Сам стал Человеком и умер на кресте ради спасения людей. И именно перед лицом любви Божией, любви Христовой, любви крестной мы окажемся на Страшном Суде.

Из Евангелия мы знаем, что Бог хочет не судить людей, но помиловать и спасти. «Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну», — свидетельствует Христос об Отце (Ин. 5:22). О Себе же Он говорит: «Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин. 12:47). Итак, ни Отец, ни Сын не хотят судить человека. Кто же будет судить человека на Страшном Суде? Судить нас будет тот Человек, Который стучался в нашу дверь, а мы не пустили Его к себе, Который просил у нас пищи, а мы не дали Ему, был болен, а мы не посетили Его. Судить нас будут наши ближние, которых мы не заметили, когда они стояли на нашем пути — голодные, жаждущие, не имеющие одежды или крыши над головой. Судить нас будет сострадательная любовь Божия, которой мы оказались не верны. В конечном итоге, мы сами осудим себя, когда поймем, что нам нет места там, где любви Божией причащаются дети Божии, которые своей любовью и своим милосердием уподобились Христу.

Каждый день мы встречаем Христа, Который взывает к нам о помощи. На улицах, в метро, в подземных переходах, возле дверей храмов — всюду видим мы нищих, в лице которых обращается к нам Христос. Подать нищему — значит послужить самому Христу, поделиться с Ним, нуждающимся в нашем участии. И наоборот, пройти мимо нищего — значит пройти мимо Христа, упустить свой шанс сделать добро Г осподу. Разумеется, мы не можем подавать милостыню всем встречающимся нам нищим, так как их сегодня слишком много; но хотя бы некоторым помочь необходимо. А о тех, на кого у нас не хватило денег, надо помолиться с состраданием — попросить Господа, чтобы Он Сам помог им. Самое страшное — пройти мимо нищего, не заметив его. Не за то ли и был осужден богач, что, когда выносили его на носилках из дома и вносили обратно, не замечал он нищего Лазаря, лежащего у ворот?