Я сам похороню своих мертвых - Джеймс Чейз

Глубоко сидя в кресле, обхватив колени руками, Джулия смотрела на огонь. Она отрицательно покачала головой.

– Это был скверный человек, – продолжал Инглиш, – как и Рой. Если бы мать не начала работать, когда мы были еще детьми, мы бы все умерли с голоду. Если бы ты видела нашу хибару! Конура из трех клетушек в подвальном помещении. По стенам стекала вода, зимой и летом…

Джулия наклонилась, чтобы добавить брикет в камин, и Инглиш ласково коснулся ее затылка.

– В конце концов, это уже в прошлом, – сказал он. – Но я никак не могу понять, по какой причине Рой покончил с собой. Морили сказал, что он был совсем без денег и пытался получить их, угрожая двум или трем своим бывшим клиентам. Его собирались лишить лицензии на будущей неделе. Я готов держать пари, что Рой не стал бы из-за этого стреляться, да и вообще я не считал его достаточно храбрым для этого, даже учитывая скверное положение, в котором он находился. Это странная история. Версия самоубийства устраивает Морили, но я все же не совсем уверен в этом.

Джулия быстро подняла голову.

– Но послушай, Ник, если полиция так говорит…

– Да, я знаю, но это меня задевает. Почему он не пришел ко мне, раз ему было так скверно? Я прекрасно помню, что в последний раз выставил его за дверь, но обычно это его не останавливало от нового посещения.

– Может быть, он был по-своему горд? – возразила Джулия.

– Моя дорогая бедняжка, как плохо ты его знала! У него была толстая кожа. Он проглотил бы какие угодно проклятия и ругань, лишь бы ему дали деньги. – Инглиш закурил сигару и принялся ходить по комнате. – Я не могу понять, почему его дело заглохло. Когда Рой сумел уговорить меня купить ему это агентство, я подробно ознакомился с его состоянием. Оно тогда процветало. Не мог же он так быстро пустить все на ветер, разве что нарочно. – У него вырвался нетерпеливый жест. – Я был дураком, что решил помочь. Я должен был понять, что Рой не способен заниматься чем-то путным. Ты можешь себе представить Роя частным детективом? Это смешно, я вел себя как дурак, давая ему на это деньги.

Джулия смотрела, как он шагал взад-вперед, и в ее глазах было беспокойство, которое, однако, ускользнуло от Инглиша.

– Я отправил Лоис в контору Роя осмотреться, – продолжал он. – У нее есть нюх на эти вещи. Возможно, она сможет сказать мне, что же было в действительности.

– Ты послал туда Лоис ночью?

– Я хотел, чтобы она посмотрела на то, что там есть, до того, как туда нагрянет Корина.

– Ты хочешь сказать, что Лоис и сейчас там?

Озадаченный ее возмущенным тоном, Инглиш остановился и посмотрел на Джулию.

– Да, вместе с Гарри. Она не возражает, что приходится иногда работать так поздно. Ты удивлена?

– Но, в конце концов, уже половина второго! Ведь можно было подождать до утра, разве нет?

– Туда может прийти Корина, – возразил Инглиш, нахмурив брови. Ему не нравилось, когда с ним не соглашались. – Я хочу знать, что случилось с Роем.

– Она, вероятно, влюблена в тебя, – сказала Джулия, отворачиваясь.

– Влюблена в меня? – удивленно повторил Инглиш. – В меня? Корина?

– Лоис. Она ведет себя так, будто твоя рабыня. Ни одна другая девушка не выдержала бы, работая на тебя, Ник.

Инглиш засмеялся:

– Но это же абсурд! Я хорошо плачу ей. К тому же это не тот тип девушек, которые легко влюбляются.

– Не существует ни одной девушки в мире, которая не влюбится, если будет в кого, – затаенно проговорила Джулия, потом упрекнула: – Я считала тебя более наблюдательным.

– Оставим в покое Лоис, – занятый своими мыслями, оборвал Инглиш. – Мы говорим о Рое. Я только что был у Корины. Она заявила, что я виноват в смерти Роя, и выставила меня за дверь.

– Ник!

Джулия встревоженно подняла на него глаза, но он успокоил ее улыбкой.

– Она, разумеется, была невменяемой, но тем не менее я предпочел вытащить Сэма из кровати, чтобы он отправился утешить ее. Не следует, чтобы эта история переросла в скандал. У меня большие деловые замыслы.

Он положил свою загорелую руку на плечо Джулии, подобрался пальцами к ее шее и погладил.

– Через несколько недель сенатор официально объявит о новом госпитале. Комитет, конечно, знает это, но не пресса. Они хотят дать госпиталю мое имя.

– Дать твое имя? – удивленно переспросила Джулия. – Боже мой, но зачем?

Инглиш немного смущенно улыбнулся.

– Это кажется нелепым, да? Но мне хочется, Джулия. Я ничего так в жизни никогда не желал, – он вскочил и снова забегал по комнате. – Я преуспел, я начал с нуля, но теперь у меня много денег. Но деньги – это еще не все. Если я умру сейчас или через неделю, то никто вскоре и не вспомнит обо мне. Что имеет цену, так это имя, которое люди оставляют после себя. Если госпиталь будет носить мое имя, то, я надеюсь, его забудут не так скоро. Потом есть еще одно. Я обещал матери, что достигну многого. Она прожила очень мало, чтобы своими глазами увидеть это. Она сошла бы с ума от радости, узнав, что госпиталь назван моим именем.

Ошеломленная, Джулия слушала молча. Она и не предполагала, что Инглиш такой тщеславный. Ей хотелось смеяться, но она понимала, что Инглиш никогда не простил бы ей этого. Дать свое имя госпиталю! И эти сентиментальные слова о матери! Она всегда считала его твердым человеком, заинтересованным лишь в деньгах. Эта новая черта характера Ника, о которой она даже не подозревала, изумила ее и обеспокоила.

– Ну, смейся надо мной, – с улыбкой проговорил Инглиш, – я знаю, что это смешно, и порой чувствую себя неловко. Но я этого жажду. Госпиталь Инглиша! Это звучит, не правда ли? К несчастью, самоубийство Роя грозит все испортить.

– Почему?

– Понимаешь, я плохо принят в комиссии урбанистов. Она состоит из банды бездельников, членов родовитых семей – людей, которые никогда не трудились, чтобы заработать себе на жизнь. Им я представляюсь, наверное, гангстером. За меня Морили, сенатор и комиссар. Они заинтересованы и постараются замять историю с самоубийством Роя. Но меня беспокоит Корина. Чтобы только доставить мне неприятности, она способна трезвонить всюду, что я отказал Рою в деньгах и поэтому он был вынужден прибегнуть к шантажу. Я буду сражен. Члены комиссии придут в восторг, узнав о скандале.

Он бросил сигару в огонь и продолжал более спокойно:

– Этот подонок мог бы застрелиться в прошлом месяце, и дело было бы к этому моменту уже закончено.

Джулия встала.

– Пойдем, Ник. Уже поздно, – предложила она, взяв его за руку. – Не думай об этом сегодня.

Он ласково шепнул ей:

– Отличная идея, Джулия!

6

Позади большого здания под номером 45 по улице Ист-Плейс маленький садик, заросший кустами, переходил в узенькую улочку, с обеих сторон которой возвышалась кирпичная стена высотой метра в два.

Летом эта улочка была излюбленным местом влюбленных, потому что здесь не светили фонари и обычные прохожие с наступлением темноты избегали ее.

Вот уже два часа какой-то мужчина неподвижно стоял на этой улочке, не спуская глаз с освещенного окна на четвертом этаже стоявшего здесь обшарпанного дома.

Это был человек среднего роста, с широкими плечами. Надвинутая коричневая фетровая шляпа с широкими полями позволяла в неверном свете луны различить лишь его тонкие губы и квадратный подбородок. Одет он был хорошо. Его коричневый костюм, белая рубашка и галстук-бабочка придавали ему изысканный вид, и когда он поднял руку, чтобы посмотреть на часы, мелькнул белый манжет с засунутым за него шелковым носовым платочком.

Он стоял совершенно неподвижно, не переставая жевать резинку, ожидал с терпением кота, поджидающего мышь.

Незадолго до полуночи окно наконец погрузилось в темноту, и теперь все здание казалось вымершим.

Человек оставался неподвижным. Прислонившись к кирпичной стене, засунув руки в карманы, он подождал еще с полчаса. Потом снова взглянул на часы, нагнулся и поднял лежащую у его ног свернутую веревку с тяжелым, покрытым каучуком крюком на конце.

Он перебрался через ограду и, спустившись, торопливо пересек садик, направляясь к задней стороне дома. При свете луны очень хорошо была видна пожарная лестница, прикрепленная к белой стене.

Человек в коричневом костюме на секунду остановился под лестницей, последняя ступенька которой висела в метре от его вытянутой руки. Он развернул веревку и бросил крюк, который зацепился за ступеньку, и человек осторожно потянул ее вниз. Когда она коснулась земли, снял крюк и скрутил веревку. После этого он, даже не оглядевшись, чтобы проверить, не следит ли кто за ним, стал подниматься. Он быстро достиг окна на четвертом этаже, на которое до этого смотрел более двух часов, с удовлетворением отметив, что оно слегка приоткрыто, а занавески задернуты.

Мужчина встал на колени и прислушался. Убедившись, что все спокойно, просунул пальцы между рамами. Окно открылось бесшумно. Лишь тогда он посмотрел из-за плеча на темный садик и затененную улочку. Вокруг было так тихо, что он слышал свое собственное дыхание, ровное и спокойное.