Собор - Нельсон Демилль

Коренастый шофер, похожий больше на шотландца, чем на ирландца, безразлично покачал головой.

– У вас есть пропуск для передвижений в комендантский час?

Флинн бросил взгляд в салон автобуса. Там было совсем немного людей – меньше дюжины, большей частью рабочие городских служб, и, как показалось Брайену, в основном протестанты. Но сегодня ночью все они казались ему предателями. Хотя ничто и не говорило, что они связаны с полицией.

– Да. Вот здесь. – Он вытащил из кармана бумажник и помахал им перед лицом водителя.

Тот взглянул на Флинна, молча закрыл двери, и автобус тронулся.

Флинн повел Морин в заднюю часть салона, пассажиры разглядывали их с недоумением и любопытством. В Лондоне или Дублине они могли бы легко сойти за пьяных. Но в Белфасте люди по-разному смотрели на вещи, и Брайен знал, что скоро им нужно будет выйти из автобуса. Он подвел Морин к последнему ряду сидений и сам сел рядом.

Автобус обогнул Шенкилл-роуд, проехал протестантский рабочий район, а затем направился к смешанным кварталам вокруг Старого парка.

Флинн повернулся к Морин и тихо спросил:

– Ну как, тебе лучше?

– О, вполне. Хоть начинай все по новой.

– Эх, Морин, Морин…

Пожилая женщина, одиноко сидевшая напротив, повернулась к ним:

– Что с вами такое? Что с вами, дорогая? Вам плохо?

Морин бросила на нее взгляд, но ничего не ответила. Жители Белфаста способны на все: от убийства и предательства до христианской доброты.

Женщина улыбнулась и тихо проговорила:

– Между Скверс-хилл и Макиванс-хилл есть маленькая лощина под названием Флэш. Там находится аббатство – вы знаете его – Уайтхорнское аббатство. Настоятель, отец Доннелли, приютит вас на ночь.

Флинн холодно посмотрел на женщину:

– С чего вы взяли, что мы нуждаемся в месте для ночлега? Мы едем домой.

Автобус остановился. Пожилая женщина молча встала и направилась к выходу. Автобус снова тронулся.

Флинн пребывал в растерянности.

– Это следующая остановка. Выйдем?

– Я не могу больше ни секунды оставаться здесь… – Морин на мгновение задумалась. – Эта пожилая женщина…

Флинн отрицательно покачал головой.

– Думаю, ей можно верить, – настаивала Морин.

– Я никому не верю.

– В какой же ужасной стране мы живем!

Брайен насмешливо улыбнулся:

– Ну что за жуткие вещи ты говоришь, Морин. Разве наша вина, что наша страна стала такой?

Морин склонила голову:

– Ты, конечно, прав… Как всегда.

– Ты должна понимать, кто ты такая. Я уже хорошо понял это и приспособился.

Морин кивнула. В его странной логике мир был перевернут вверх дном. Но Брайен – нормальный человек, а она нет.

– Идем в Уайтхорнское аббатство.

Флинн пожал плечами:

– Полагаю, это лучше, чем амбар. Тебя нужно перевязать… Но если этот добрый приходской священник сдаст нас в…

Морин не ответила и отвернулась от него. Брайен нежно обнял ее за плечи:

– Я люблю тебя, ты же знаешь.

Морин кивнула, не поднимая глаз. Автобус вновь остановился, и они направились к выходу.

– Это еще не Кледи, – заметил шофер.

– Знаю, – ответил Флинн.

Они вышли из автобуса и остановились на дороге. Брайен взял Морин за руку.

– Этот тип донесет на нас на следующей остановке.

Держась за руки, они перешли через дорогу и направились к рябиновой аллее, переходящей в пригородный переулок. Флинн взглянул на часы, а потом посмотрел на уже светлеющее небо.

– Светает. Нам нужно дойти до места, пока не проснутся фермеры, – здесь живут одни стукачи.

– Знаю.

Морин глубоко вздохнула, и они пошли быстрее, не обращая внимания на моросящий дождь. Тяжелая атмосфера и уродство Белфаста остались далеко позади, и Морин почувствовала себя лучше. Белфаст – это пятно золы на зеленом очаровании графства Антрим. Едкий пепел в душе Ирландии. Иногда у Морин появлялось странное желание, чтобы этот город погрузился в трясину и исчез навсегда.

Они миновали ряд изгородей, засеянные поля, пастбища, на которых пасся скот, стога сена. Воздух наполнила свежесть, запели первые утренние птицы.

– Я не вернусь в Белфаст, – вдруг сказала Морин. Брайен остановился, обнял ее за плечи и повернул к себе лицом. Она была очень взволнованна.

– Я все понимаю. Последние две недели были такими трудными для тебя.

– Я уеду жить на юг, в деревню, – продолжала она.

– Хорошо, а что ты там будешь делать? Пасти свиней? Или у тебя есть еще какие-нибудь мысли на этот счет, Морин? Может, ты хочешь завести ферму, хозяйство?

– Помнишь коттедж с видом на море? Ты сказал, что мы обязательно поживем там несколько дней.

– Может быть… Когда-нибудь…

– Я поеду в Дублин… Искать работу.

– А-а-а… Работа в Дублине? Через год они дадут тебе стол у окна, где ты будешь регистрировать американских туристов. Или швейную машинку у окна, где сможешь получать хоть немного воздуха и солнца. Для этого надо непременно сидеть у окна.

Некоторое время они молчали. Затем Морин снова продолжила разговор:

– Возможно, уеду в Киллин…

– Нет. Ты никогда не вернешься в свою деревню. Ехать туда тебе нельзя, и ты знаешь это. Лучше отправляйся в любую другую, но не туда.

– Тогда давай уедем в Америку.

– Нет! – Голос Брайена прозвучал неестественно громко. – Нет. Не хочу делать то, что сделали остальные.

Флинн подумал о своей семье и друзьях, многие из которых уехали в Америку, Канаду или Австралию. Он потерял их так же, как потерял мать и отца, когда хоронил их. Каждый человек в Ирландии – неважно, на севере или на юге – потерял семью, друзей, соседей, мужа или жену, любимых, которые уехали и больше сюда никогда не вернутся. Эмиграция… Подобно величайшим бедствиям, подобно чуме, она обедняет родную землю, унося ярких и отважных ее детей, губя ее молодость и оставляя ей только старость, усталость, робость, самодовольно богатых или отчаянно бедных…

– Это моя страна. Я не могу покинуть ее ради того, чтобы стать простым работягой в Америке.

Морин кивнула. «Лучше быть королем навозных куч Белфаста и Лондондерри», – подумала она, но сказала совсем другое:

– Я могла бы уехать и одна.

– Да, по-видимому, можешь.

Поддерживая друг друга, они молча шли по дороге, осознавая, что в эту ночь потеряли гораздо больше, чем немного собственной крови.

Глава 3

Переулок вывел их в небольшую, без единого деревца лощину, расположенную между двумя холмами. Вдалеке Морин и Брайен увидели аббатство. Лунный свет так преобразил белые стены монастыря, что тот превратился в некое призрачное видение, окутанное бледно-серым туманом, поднимающимся от сырой земли.

Они осторожно приблизились к аббатству и остановились под молодым платаном, на котором лишь несколько дней назад набухли первые почки. Небольшое, продолговатой формы кладбище было обнесено изгородью и окружено невысокими зелеными растениями, и простиралось оно за пределы монастырской стены. Флинн легко перепрыгнул через изгородь и помог Морин тоже перебраться на территорию аббатства.

Монастырское кладбище выглядело неухоженным, вьющиеся плети хмеля пробивались сквозь надгробия и памятники, оставляя на камнях неровные трещины. По всему кладбищу разрослась и загородила узкую тропинку, ведущую к белым каменным стенам, трава «белый рог», от которой и пошло название этого аббатства и которая стала предзнаменованием большой и счастливой удачи, если человек действительно поверит в связанное с ней суеверие. Тропинка привела Морин и Брайена к небольшим, едва заметным воротам пристроенного к аббатству монастыря. Флинн легко открыл их, и они вошли внутрь, молча оглядывая безмолвный монастырский двор.

– Присядь сюда, на скамейку. А я пойду поищу кого-нибудь из братьев-монахов, кто поможет мне пройти к настоятелю.

Морин без возражений села и склонила голову на грудь от усталости и постоянной тупой боли. Когда она снова открыла глаза, перед ней стояли Флинн и священник.

– Морин, это отец Доннелли.

Она пристально посмотрела на пожилого священника, очень худого, бледного, даже, казалось, человека слабого.

– Здравствуйте, святой отец.

Он был пастырем, а она – одной из его духовных дочерей. Таков великий древний обычай. Роли каждого высечены на каменных скрижалях еще два тысячелетия назад.

Священник положил одну руку на плечо Морин, а другой взял ее руку.

– Пойдемте со мной, – сказал он. – Держитесь за меня.

Пройдя монастырский двор, они вошли в арочную дверь необычного многоугольного здания. Морин узнала традиционное строение основного здания – место, где обычно проводятся богослужения монахов. На мгновение она представила, что окажется сейчас лицом к лицу с ними, но, войдя в помещение, освещенное настольной лампой, увидела, что зала пуста.