Байки про Фею и Ганнибала. Cны о прошлом - Ульяна Берикелашвили

Фея улыбнулась и кивнула головой. А потом они продолжили смотреть мультфильм, и Фейка два раза плакала от умиления, но это уже совсем другая история.

Байка 14. Про воспитание жестокости у Фей

Фея стояла на зимней остановке и плакала. Плакала тихо, потому что когда по-настоящему страшно – не рыдают, а тихо скулят. Слезы, такие горячие, несмотря на минусовой холод, катились по щекам. Наплевав на макияж и предстоящую учебу.

Фея боялась пошевелиться. Её прозрачные, эфемерные крылышки дрожали на ветру, но именно они сейчас держали Фейку на ногах. Если бы их не было, она упала бы кулем на грязный истоптанный снег и впилась бы жадно руками в мазутные лохмотья.

Фея плакала от боли, тихо и сдавленно. Кто знает, может, она не сразу поняла, что происходит с ней и что слезы – это действительно слезы. Но никто не слышал её – на остановке не было ни одной живой души. Суббота, восьмой час утра – люди спят. Мимо проезжали машины, такие же редкие и сонные. Водителям было все равно, кто и почему стоит на остановках в такое время.

А ведь несколько дней назад Фейка была счастлива. Её не давил страх, не сжимал с такой тяжестью легкие, не выворачивал мысли наизнанку. Вчера еще Фейка шла и улыбалась миру, кормила замерзших голубей и думала о скором приходе весны и бродячих собаках.

Собаки те бегали стайкой, около шести взрослых и пары маленьких, но уже оформившихся щенков. Щенки были веселые, бегали за мамашей черными тенями и игрались с прохожими. Правил стайкой серый поджарый кобель, который иногда лениво смотрел на Фейку, распластавшись на серой полосе теплотрассы посреди белого снега. Это пока они добрые, а наступит весна…

Но сейчас мысли были о другом, вернее, их совершенно не было. Этот самый кобель пять минут назад выполз на остановку из-за снежного сугроба, словно слепой. Сначала Фейка весело улыбнулась, видя знакомую морду, и хотела было нашарить в сумке что-то съедобное, как резко остановилась.

Это был как кадр из фильма ужасов. Тусклый свет лампочки, еле освещенный участок. Кобель полз к ней на передних лапах, глаза его были слепы и только по запаху, а может быть, совершенно случайно почувствовал кого-то живого.

Он полз вперед.

И он умирал.

Его пасть ходит ритмично, вверх-вниз, словно спазмом окатывает мышцы. Словно хочет отрыгнуть что-то, но не может. Клыки еле прикрыты, шерсть стоит дыбом. Взгляд тупой и абсолютно растерянный. Передние лапы гребут по снегу, задние сломанными и безвольными плетями подобраны под тело. Хвост – мертвая лента. Ни одного звука. Вой или просто поскуливание – ничего. Лишь ошарашенное непонимание, что с ним. Тишина и предстоящая смерть.

Сначала Фея сжала кулаки. Зрелище это было ужасным и отвратительным, противоестественным. Что творилось в её душе? Отрицание смерти, отрицание предательства. За кобелем не тянулась красная полоса, снег не таял под ранами. Снег был чист и бел…

– Ганнибал, помоги мне… – Прошептала еле слышно она и закрыла глаза, не веря, что это происходит на самом деле.

Первая слеза скатилась неожиданно. До бедного сознания Феи дошло, что кобель действительно умирает и жить осталось ему недолго. Что ползет он к ней, не в силах понять, что происходит с ним, с его организмом…

Мощное, по-своему красивое животное было отравлено – Фея уже встречалась с подобным, когда соседского кобеля отравили из чувства мести и скотского желания расправиться с тем, кто слабее. Она не понимала этого, как не понимала нежелание людей стерилизовать животных и потом устраивать инвайт из новорожденных детенышей – просто добавь воды. Ее не успокаивало даже то, что для таких людей Демиург придумал особый план духовного развития, воплощая их в каждом убитом же ими, но не ради выживания существе. Дорого аукнется…

…но сейчас не об этом, сейчас помочь животному Фейка не могла ничем. И собственное бессилие размазало её окончательно. Она только вжалась в стену автобусной остановки и плакала, кусая губы. И молила Демиурга этого Мира, чтобы с щенками было все хорошо…

Хотя вряд ли, пока все материально, против человеческой жестокости бессилен любой Бог.

***

– А как же ты была на учебе? – спросил у Фейки Ганнибал, видя вместо глаз пустоту. Она безвольно сидела в кресле, печатая текст и иногда вспоминая про дыхание.

Через пять минут она отвлеклась и посмотрела на медвежонка. Еще минуты три она молчала, а потом лишь ответила сухими губами:

– Я заперла это в себе. Заглушила полностью. Я дождалась автобуса и села в него. Да, я оставила пса умирать. Да, это выглядит жестоко в глазах тех, кто ожидал от меня помощи. Но я – ничто в сравнении со Смертью. Тем более такой беспощадной – его просто отравили.

– По законам жанра, ты была должна упасть на снег и рыдать рядом с ним. Я так понимаю, вести в ветеринарку его было бесполезно.

Фея посмотрела в потолок и прошептала:

– Мы рождаемся и умираем в одиночестве. Мы можем сопереживать другим при этом акте, но когда дело дойдет до нас, все равно – есть кто-то рядом или нет, итог ясен.

Ганнибал отложил книжку и залез Фейке на колени:

– Надо было взять меня с собой. Тебе было очень страшно?

Она промолчала, лишь зелень её глаз говорила вместо. Затем она отпила немного воды и повернулась к окну. Город жил своей жизнью, все также торопились куда-то люди и занимались своими делами.

– Я ненавижу их в такие моменты. Я понимаю, но не принимаю их Путь. Я понимаю ритуальное убийство ради выживания. Я принимаю и сама участвую в этом, с благодарностью за эту жертву. Но когда дело доходит до тех, с кем мы делим дом и еду… Мы в ответе за тех, кого приручаем. И если хотим забрать жизнь, то не таким коварным способом. Это подло, выдавать убийство за ласку и внимание.

– Демиург вернет им все сполна. Время здесь драгоценность только на время, – пожал плечами Ганнибал. – Хотя боль останется болью.

Фея промолчала и сделала погромче звук колонок. А потом болезненно подпела Макаревичу:

«И не склеить осколки,И не вытравить мрак,Видишь, как плодятся волкиИз бездомных собак…»2

А потом добавила:

– Они не бездомные. Они брошенные.

Байка 15. Про синдромы и шантаж

– Фейка, я – твой онейроидный синдром! Тебя лечить надо! – Первое, что сказал Ганнибал, увидев меня. Рядом с ним лежала куча книг.

Я отбросила сумку в сторону, наплевав на выпавшие из неё вещи. Потом соберу.

– С чего это вдруг? – пробурчала я, стягивая носки. – Утром еще была здоровой Феей.

– Ты просто являешься участницей переживаемой псевдогаллюцинаторной ситуации. То есть вот все, что сейчас происходит, все эти твои грёзоподобные переживания – они не имеют внешней проекции, разворачиваются внутри сознания, в субъективном психическом пространстве… – Последнюю фразу он явно долго учил.

– Ну, трындец. Ганнибал, как говорит наш общий знакомый, «вы заплыли за буйки», – с долей иронии заявила я, пытаясь дотянуться до медведя и закрыть ему рот. Но он забрался в дальний угол подоконника, а мне было слишком лень слезать с кровати. Я плюнула на это дело и растянулась, пробуждая затекшие мышцы.

Стараясь дышать глубоко и ровно.

– Да не, Фейка, это же все серьезно. Ты чего шевелишься?! Тут написано, – он перелистнул страницу, – что двигательное возбуждения для онейроида нехарактерно. Оно возможно, но наблюдается редко. Напротив, чаще больные лежат в оцепенении, отрешены от окружающего, мимика однообразная, «застывшая».

Я попыталась изобразить услышанное, но через мгновение перевернулась на живот и принялась болтать ногами в воздухе. Левой рукой я нашарила под кроватью мыльные пузыри и принялась дуть. Вскоре вокруг меня летала армада разноцветных пузырьков, то и дело лопающихся перед самым носом так, что приходилось зажмуриваться.

– Я-то весь день думала, кто у меня учебник по психитарии из сумки вытащил? А это ты, Фрейд доморощенный!

– Тебе какая разница… Фейка, лечить тебя надо! Ты же который год с медведями плюшевыми разговариваешь, чай с ними пьешь, матерные часту…

– А вот про это не надо. Чего сочиняешь? Когда я таким занималась?

– Когда обсценную лексику изучала.

– Аааа… – Что-то надо было делать. Если Ганя и Фрейда сейчас мне припишет, то ближайшие три часа мы будем танцевать среди книг, знаний и прочей чепухи, и прощай, мой отдых.

– Что там у тебя было? Надо бы разобрать. – И плюшевый хорошо поставленным голосом принялся декламировать. – Шоколад люблю горячий и цветные платья…

Отсчет пошел на секунды. Я резко встала, выхватила с полки книгу того самого Олеговича и чиркнула спичкой. Теплое пламя разлилось в воздухе, приятно щекоча пальцы и пугая бумагу.

– Ты не посмеешь! Ты не сделаешь этого! – пропищал испуганно Ганнибал, пытаясь спрыгнуть с подоконника.