Трудный переход - Михаил Аношкин

И пленные немцы, проходя мимо этого страшного места, которое два часа назад называлось передним краем, многозначительно переглядывались между собой, щелкали языками, по всей вероятности дивясь своему второму рождению. А ведь сколько их соотечественников оказалось похороненными под этими обломками!

Гордеев сказал сержанту, шествующему во главе колонны:

— А похоже, что вон тот немец ранен в руку. Ты хоть дал бы им пакет, они бы его перевязали.

— Это который же? — нахмурился сержант.

— А вон белобрысый, в очках, вишь, поддерживает левую руку за локоть.

— Верно, а я и не заметил. Славяне, у кого есть пакет? — обратился он к солдатам-конвоирам.

Пакета ни у кого не оказалось: все израсходовали сегодня на своих товарищей. Тогда высунулся Трусов:

— Старшой, можно я отдам?

Андреев разрешил.

— Помалкивал бы в тряпочку, — заметил Ишакин. — Доброхот какой нашелся!

— А тебе-то что?

— Посмотрел бы я, как он тебя перевязал, окажись ты на его месте.

— Тебя как, говоришь, кличут? — спросил Гордей Фомич Ишакина.

— Зови хоть горшком, только в печь не ставь.

— А по-серьезному?

— Уж куда серьезнее!

— Василием его зовут, — сказал Юра Лукин. — Ты чего это, Ишакин, стал таким застенчивым?

— Отстань.

— Похоже, возьмусь я за тебя, Василий, — проговорил строго Гордей Фомич. — Повытрясу из тебя лишнюю дурь.

— Э, многие стращали.

— А я стращать не буду. Я тебя за уши буду драть. Я опыт имею, сыновей растил.

— Силенки не хватит.

Гордеев протянул Ишакину руку:

— На. Бери, бери.

Тот, ухмыляясь, взял Гордея Фомича за руку, вроде здороваясь. Гордеев так сжал ему ладонь, что Ишакин взвыл от боли и заорал:

— Тихо ты, бугай!

А между тем Трусов передал свой пакет сержанту-конвоиру. Сержант, показывая на раненого, протянул пленным пакет. Колонна остановилась, чтобы подождать, когда сделают перевязку, а взвод Васенева продолжал свой путь. Вскоре достигли развилки и, свернув влево, остановились. Лейтенант каждому отделению поставил задачу: первому — проверять левую обочину, второму — правую, третьему — полотно дороги, четвертое разделил на две группы и послал на фланги.

К этому времени подъехала двуколка, на которой восседал сам старшина. Он выгрузил миноискатели и щупы и поехал в соседний взвод, которым командовал лейтенант Черепенников. Его минеры должны были работать в полукилометре от взвода Васенева, на другой дороге.

В глубоком тылу при разминировании пользовались больше щупами. С ними надежнее, хотя работа шла медленнее. Проверялся каждый сантиметр земли, и, пока так-то пройдешь сто метров, затратишь не один час. Зато не оставалось никаких огрехов. С миноискателем дело продвигалось куда более споро, но деревянных мин он не брал. Попадались же не только деревянные, но и картонные. Во фронтовых условиях без миноискателей обойтись было нельзя. Для подстраховки несколько бойцов вооружались щупами, двигались они позади.

Работать начали медленно. Никак не могли набрать хорошего темпа — привыкли не торопиться. Появился Курнышев со своим связным Воловиком, подозвал к себе Васенева и Андреева.

— Нашим удалось вырваться вперед на несколько километров. Вот-вот будут вводить в бой новые войска. Без этой дороги не обойтись. Поспешайте.

— Стараемся, товарищ капитан, — сказал Васенев, даже нотка обиды прозвучала в его голосе: мол, неужели сами не понимаем, зачем же подсказывать?

— И все-таки поторопить придется, лейтенант.

— Есть поторопить! — козырнул Васенев и направился к бойцам, за ним поспешил и Андреев.

За вылазку в Брянские леса Васенева, как и Андреева, наградили орденом Красной Звезды, а Ишакина, Лукина и Качанова — медалями «За отвагу». Поначалу Васенев страшно гордился своим орденом, нет-нет да косил глазами на грудь — любовался. Когда останавливались на постой в деревнях, в какой-нибудь хате ненароком расстегивал шинель, да так, чтобы орден был замечен. «Ну мальчишка и мальчишка», — про себя улыбался Андреев, хотя и самому было приятно, когда какая-нибудь черноокая дивчина, косясь на их награды, как бы вскользь бросала:

— И откуда такие красивые да боевые, погостили бы у нас подольше.

Теперь уже к наградам привыкли, Лукин умудрился потерять свою медаль. Колодка осталась, а медаль исчезла. Юра упорно не снимал ее: хоть медали нет, но видно, что был награжден.

После разговора с командиром роты Васенев молча взял миноискатель и принялся налаживать его для работы. Андреев взял себе щуп. Если в условиях прифронтовой полосы инструкция, запрещающая командирам самим непосредственно участвовать в разминировании, имела грозную силу и пренебрегать ею было равносильно нарушению приказа, то здесь обстановка менялась круто. Нужно было задать новый, непривычный темп, иначе могли возникнуть неожиданные и неприятные последствия. Решал каждый час. Медленное продвижение минеров сдержит рывок наших войск на этом участке.

Лейтенант Васенев облюбовал себе место на левом фланге, взялся за дело споро, умело водя тарелкой миноискателя почти возле самой земли. Работал спокойно, деловито, нахмурив брови. Андреев даже залюбовался им. Смотри, как ловко владеет лейтенант несложной, но капризной машинкой, какая появилась в нем вдруг собранность, будто тугая пружина сжалась внутри и ведет его вперед.

Сначала Трусов, а потом и Лукин удивленно посмотрели на взводного, переглянулись между собой и догадались, что от них требуется, и тоже ускорили темп.

Неподготовленному минеру нельзя при работе резко ускорять шаг. Нельзя по чисто психологическим соображениям. Рассеивается внимание, притупляется острота восприятия, и он может свободно налететь на мину. Опытным же минерам такое ускорение не так страшно, хотя, конечно, крайности не исключены.

У них выработался условный рефлекс, высоко развито чувство опасности, когда, как по наитию, минер точно определяет, где запрятана мина. Курнышев частенько любит повторять: «У минера должен быть собачий нюх на мины, а все остальное в придачу».

Андреев остался на правом фланге, рядом с Ишакиным. Тот шел с миноискателем, почему-то сгорбившись. Наушники плотно прижали слуховые раковины, и казалось, что у Ишакина нет ушей, а есть только вот эти маленькие блюдечки из черного эбонита. Пилотка засунута в карман брюк, и кончик ее со звездочкой высовывался наружу. Легкий ветерок шевелил русый ишакинский чуб. Что-то в этом году командование подобрело. Раньше, чуть подрастут на голове волосы, в роту присылался парикмахер, и падали на землю срезанные им рыжие, русые, чернявые чубы. Ветер заметал их не хуже самой старательной уборщицы, а хлопцы про себя вздыхали и втихомолку поругивали упрямое начальство.

И вдруг с нового года запрет на чубы был снят. Некоторые солдаты на радостях отрастили себе усы. Месяца полтора носил их даже Ишакин. Но не вынес насмешек. Усы у него оказались какой-то непонятной масти, как говорили остряки, серо-буро-малиновой. Зато у связного комроты Воловика усы выдались на зависть всем. На что уж Курнышев, который органически не терпел вольностей и не любил, чтобы кто-то рядом с ним подавал дурной пример, даже он не высказал своему связному неудовольствия. Это поветрие с чубами и усами капитану явно было не по душе, но он не мог запретить, коль высшее начальство дало «добро». В этом смысле он оставался немного консерватором: был твердо убежден, что чубы и усы в армии — непозволительная роскошь, разбалтывают дисциплину да портят молодцеватый вид. Но капитан ни в чем не упрекнул Воловика, хотя у него не раз появлялось желание взять ножницы и обкорнать лихие пики воловиковских усов. Желание, конечно, вздорное. Курнышев только посмеивался над самим собой, на секунду вообразив, как бы это он делал.

Ишакин, увидев рядом с собой старшего сержанта, спросил недовольно:

— Старшой, кто это наскипидарил нашего лейтенанта? Чего это он, как рысак, несется, будто здесь не минное поле, а асфальт?

— И тебе придется подтянуться, — ответил Андреев и поморщился — вечно Ишакин что-нибудь такое скажет. Но солдат не слышал ответа старшего сержанта, потому что уши его были прикрыты наушниками. Тогда Андреев жестом показал, чтобы тот снял наушники, и повторил: — Подтянуться придется.

— Да вы что? — сверкнул глазами Ишакин. — Белены объелись? Мы же, как курята, повзлетаем на воздух.

— Будь внимательней — и не взлетишь. И точка: приказы не обсуждают. Ясно?

— Так точно, товарищ старший сержант!

Ворча что-то себе под нос, Ишакин поправил наушники и двинулся вперед уже быстрее.

Андреев втыкал острие щупа в землю касательно. Проверял только подозрительные места. Вот здесь, например, заметно пожухла трава, рядом валяется засохший комок земли, похожий на серый камушек. Это уже подозрительно. Острый щуп легко вошел в дерн и царапнул металл. Мина.