Проказница, Святогор и вечеря по понятиям или Бесами торговать разрешено ! - Михаил Огарев

Элиза сделала еще с десяток нетерпеливых шагов, радуясь уже тому, что тьма из густой ночной незаметно превратилась в предгрозовую вечернюю. Теперь можно было различить сами стены коридора - влажные от сочившейся с потолка воды, покрытые ядовито-зеленой, местами облупившейся краской и неприличными изображениями. Куда-то пропали чистота и великолепие верхних этажей этого терема... но, возможно, все дело было в правильном освещении. Может быть, с "часа Беса" и до пятой "ночной стражи" и ее пышные покои тоже являют собой печальное зрелище, превращаясь в невзрачную комнатенку бордельного типа? Величавость интерьера оборачивается пошлой вычурностью, красота девушек-русалок с большой картины у окна оказывается насквозь порочной, а обилие зеркал обещает довести развращенность клиента до верха неприличия. Дворец-притвора, дворец-ханжа, дворец-оборотень... В их фамильном замке в Норве нет недомолвок: в спальнях отдыхают, в столовых обедают, в кельях молятся, в подземельях пытают... то есть, с пристрастием допрашивают. А здесь за пиршественным столом могут вполне открыто подать чашу вина с ядом - да мгновенного действия, без отсрочки! А на кладбище, прямо на могилах, устроить попойку и дебош. А в молельне, перед иконой, принудить девицу к соитию. И вся жизнь - с подтекстом, намеком, двусмысленностью... Говорится одно, но при этом тайно желается, чтобы сделано было нечто совсем иное, порой прямо противоположное высказанному. Повальная тяга к уродливым эзоповым и неоэзоповым языкам, отчего гости то и дело попадают в неловкое положение. Впрочем, па рассказывал, что в Северамерике с этим еще хуже. Сделаешь, например, неловкий комплимент стюардессе, а она возьмет и расценит его как сексуальное домогательство, да еще на службе! И аллес - сначала заплати штраф в сотню тысяч баксов, а потом посиди в "Синг-Синге"(3) лет пять, подумай о сложности жизни...

Элиза споткнулась - раз, другой, третий - и обратила внимание на то, что неровный пол начал напоминать самую настоящую помойку. Там и сям попадались пустые бутылки из-под пива, портвейна и водки, варварски выпотрошенные консервные банки, окаменевшие хлебные огрызки, начисто обглоданные кости самых разных форм и размеров, раздавленные соленые огурцы и гнилые помидоры, арбузные и дынные корки, банановые шкурки, груды окурков, а также в огромных количествах шелуха от семечек. Появились и вполне идентифицируемые запахи, но об этом девочка старалась не думать и только часто задерживала дыхание. Наконец, настал и такой момент, когда потребовалось на пальчиках пройти через настоящее отхожее место - тут уже пришлось крепко зажать в кулаке свой чувствительный "орлиный" носик. Это неприятное испытание оказалось последним: дальше дорогу преградила косо повешенная растрескавшаяся дверь, имевшая у соединения со стеной цифровую систему с шифром, английский замок, амбарный засов, здоровенную щеколду на кривом гвозде, ржавый крючок и вдобавок припертая с той стороны поленом. Все это было закодировано, заперто, задвинуто, защелкнуто и воткнуто. Дверная ручка отсутствовала. Элиза разочарованно вздохнула и, обдирая пальчики, попыталась кое-как подергать диковинную систему туда-сюда. Система затрещала, заскрипела, зашаталась, но устояла. Над головою, на потолке, вдруг загорелась зеленым цветом электронная надпись: "Внимание, внимание, включено защитное поле напряжением в 170 000 вольт!" Элиза не поняла, что это означает, и, примерившись, лягнула дверь ногой, сломав одну из нижних досок и свой каблучок. Сразу потянуло гнилью. Тотчас к зеленой надписи прибавилась чуть пониже и другая, красная: "Задействованы сирены тревоги мощностью в 170 децибел!" Девочка состроила скептическую гримаску и активно принялась толкать препятствие плечиком, выжидательно посматривая на огромный ржавый репродуктор, который со скрипом выдвинулся из стены справа. В репродукторе что-то захрипело, задергалось, посыпались труха и опилки; затем в последовательном порядке стали чередоваться злобное низкое гудение наподобие шмелиного, звук точильного колеса, грохот бьющейся посуды, протяжное мяуканье голодной кошки - одним словом, все, что угодно, кроме обещанного пронзительного звона. Опасаясь, как бы странная штуковина под воздействием издаваемого шума не отвалилась и не рухнула ей на голову, Элиза отпрянула немного влево и тут заметила, что с этой стороны кошмарная дверь была кем-то снята с петель и просто аккуратно к ним прислонена. Попытка слегка ее отодвинуть увенчалась успехом - обозначилась приличная щель, через которую можно было при некоторой ловкости проскользнуть. Что дочь барона и сделала.

Далее вся обстановка изменилась словно по мановению волшебной палочки. Едва вступив на гладкий пол, Элиза этим своим движением неожиданно включила нежное неоновое освещение, которое равномерно сопровождало ее при дальнейших пробежках вперед и так же равномерно гасло за спиной. Очень скоро коридор сильно расширился и приобрел совершенно ухоженный вид: появились вазы с декоративными цветами, многочисленные урны-плевательницы и короткие упреждающие надписи: "Уважаемые, не курить!" и "Хамье, не харкать!" Кроме того, стены были сплошь увешаны разнообразными плакатами, требовавшими постоянно проявлять бдительность и вылавливать подслушивающих врагов и шпионов. То справа, то слева стали возникать обитые пахнущей кожей роскошные двери, и каждая вторая предупреждала, что не потерпит посторонних и лиц без доклада. Элиза к таковым нежелательным как раз и относилась; из чувства противоречия она сразу же захотела заглянуть в ближайшую дверь, но тут ее внимание привлек противоположный конец коридора, венчавшийся строгой фразой: "КОМАНДНО-НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПУНКТ", выполненной аршинными стилизованными буквами. Впрочем, среднее слово нуждалось в срочной реставрации, так как буква "Ю" была от руки переделана в "Я", а после "Д" вверху стояла жирная запятая, указывающая, что сей согласный звук должен произноситься мягко. Серьезность сообщения сразу поменялось на откровенно-непристойное, что заставило Элизу снова негромко хихикнуть. Прыжками преодолев последнее расстояние до "пункта", она обнаружила прислоненный к стене автомат с отомкнутым штыком, слегка приоткрытую железную дверь невообразимой толщины и косо висевшую на ней табличку с надписью "ОБЕД". Не задумываясь, девочка изо всех сил потянула за широкое кольцо и с большим трудом увеличила входное отверстие на несколько решающих дюймов. Теперь проникнуть в секретное помещение не составляло труда, но сначала, как и положено в таких случаях, требовалось для осторожности просунуть в щель нос и глаз.

Внутри комнаты-сейфа находились столы - одни столы без стульев, расположенные в три ряда по пять штук в каждом. Первый ряд у левой стены был сплошь заставлен телефонами в разноцветных корпусах, но без привычных цифр; второй - чуть ли не на метр завален канцелярскими папками на тесемочках с грифами "Секретно", "Невероятно секретно", "Для единственного прочтения" и "Для дезинформации". На одиннадцатом столе стоял блестящий электрический чайник в окружении полудюжины немытых чашек, на двенадцатом на разостланных газетах лежали длинные ломти грубо нарезанного белого хлеба, плавленые сырки, перекрученное полукольцо "краковской" колбасы и горстка карамелек; на тринадцатом - эротические журналы и журналы мод. Четырнадцатой рабочей точки, строго говоря, не существовало, ибо столешница была отломана и стояла у стены, а обе тумбы оказались полностью забитыми всевозможной обувью. Это было видно даже от входа, так как с правой и с левой стороны чуть ли не до пола свешивались черные голенища длинных резиновых сапог. Элиза усмехнулась - именно в таком облачении каждую пятницу под выходные дни ее отец вместе с дружественными соседями-баронами отправлялся охотиться на болота или рыбачить на озера. Иногда ее тоже брали с собой и даже доверяли подержать тяжелый двуствольный дробовик, к чему она (вопреки папиному мнению) относилась равнодушно, предпочитая всем видам оружия легкие спортивные арбалеты с оптическим прицелом...