17. Сборник рассказов - Вадим Фёдоров

И он показал на кучку монет, лежащих на краю стола. После того, как мама выложила на стол продукты, эта кучка уже не казалась такой большой.

В кухне вдруг стало тихо. Родители замерли, глядя на своего предприимчивого сына. Вова скромно сидел на табурете и ждал похвалы.

Первой очнулась мама. Она ойкнула и бросилась в спальню.

Послышался звук отодвигаемых ящиков.

Папа замер посередине комнаты, прислушиваясь к тому, что творится в спальне.

– «Красная заря», – сказала мама, входя в кухню, – бог с ней. Хотя и жалко. Но духи от тёти Шуры. Из Америки. Ты их тоже отдал?

В глазах у мамы стояли слёзы. Лицо её некрасиво кривилось. Голос дрожал.

– И ещё огуречный лосьон, – тихо сказал Вова.

Папа крякнул. Мама заплакала, сев на соседнюю табуретку.

Пришедший на кухню Женя тоже на всякий случай заплакал.

Папа сунул младшему сыну в рот пустышку. Погладил по голове всхлипывающую жену. Сгрёб со стола монеты, пересчитал.

– Двадцать три копейки, – сказал он, – лосьон и то больше стоит. Не говоря уже про твои духи.

– Это не просто духи, это американские духи, – всхлипнула мама, – они бесценны. Их ни у кого нет.

– Это точно, – кивнул папа, – во всей Сибири таких духов не найдёшь. Очень хороший запах. Был.

– Коля, ну сделай что-нибудь, – взмолилась мама.

– А что я сделаю? – отец развёл руки в сторону. – Лосьон и твои духи уже давно выпиты. Да и с кого спрашивать? Вова, как дяденька выглядел, который тебе деньги дал? Во что он был одет?

– В телогрейку, – сказал Вовочка, – и в валенках.

– А лицо у него какое было? – спросила мама.

– Обыкновенное лицо, доброе, – ответил Вова, – от него пахло нехорошо только.

– Нашего Володю арифметике надо научить, – задумчиво сказал папа, – чтобы он знал, сколько чего стоит.

– Больше ничего никому не продавай, – сказала мама Володе, – никому ничего. Обещай мне.

– Обещаю, – сказал Вова и сам чуть не заплакал.

Всё вышло не так, как он думал. Вместо похвалы он получил мамины слёзы.

А мама ещё не раз в течение этого короткого вечера плакала, вспоминая свои духи. Больше всего она жалела американские. Хотя флакончик там был совсем маленький и духов была только половина, в отличие от почти полной «Красной зари».

Утром родители собрались на работу. Закрыли дом на ключ и ушли.

Вова с Женей остались одни.

Володя почитал брату газеты, поиграл в кубики с братом. Они вместе посмотрели в окно.

Снегопад усилился. Ветра почти не было. И снежинки падали вниз не спеша, словно давая полюбоваться собой двум детишкам за окном.

– Красиво, – сказал Вова, – на Новый год похоже. На Новый год мандарины и лимонад дают.

– Лимонад хочу, – отозвался стоявший рядом на табуретке Женя.

До окна он не доставал, поэтому Вова подложил ему на табурет свёрнутое одеяло.

– Нет у нас лимонада, – ответил брату Вова.

– Есть, – возразил Женька.

– Нету, – сказал Вова.

– Есть, – упрямо повторил Женька, – папа вчера принёс. В кладовке лежит.

Вова слез с табуретки. Стащил на всякий случай с соседней табуретки брата. Чтобы тот не упал, не дай бог.

Вместе они прошли на кухню. Дверь в кладовку была не заперта.

В небольшой комнатке с самодельными стеллажами было темно и вкусно пахло. В углу стоял пластмассовый ящик, в котором аккуратными рядами блестели металлическими пробками двадцать бутылок.

Вова подошёл к ящику, выудил из него одну из бутылок, вернулся в кухню.

На этикетке что-то было написано. Но не по-русски.

– Лимонад, – сказал Женя, показывая на бутылку, – хочу лимонад.

Володя порылся в кухонном ящике. Нашёл открывашку с деревянной ручкой. Аккуратно снял пробку с бутылки. Взял чистую кружку и налил туда шипучий напиток.

Иностранный лимонад сильно пенился.

Женька взял кружку и сделал глоток. Лицо его сморщилось.

– Он не сладкий, – сказал Женя, – он испортился.

– Лимонад не может портиться, – ответил Вова и забрал у брата кружку. Отхлебнул от неё.

Лимонад действительно был несладким. Горьковатым. Но приятным на вкус.

Вова залпом выпил всё, что было налито в кружке.

– Вкусно, – сказал он брату.

– Я не буду, – ответил Женька, – я пойду кубики строить.

Вова проводил брата в комнату, вернулся на кухню, допил то, что осталось в бутылке.

Напиток был странным. Раньше он такое не пил.

Лимонад был несладким, но вкусным. Приятно освежал горло. И от него было весело.

Вова сходил ещё за одной бутылкой в кладовку.

Открыл.

Когда пил, захотелось в туалет. Сходил. На обратном пути на кухню споткнулся и чуть не расквасил себе лоб о дверной косяк.

Комната перед глазами медленно плыла. Это было интересно и смешно.

Когда родители вернулись вечером домой, то в прихожей их встретил Женька.

– Я есть хочу, – заявил он.

– А Вова тебя почему не покормил? – спросила мама, стряхивая с пальто снег.

– Он спит, – ответил Женька, – на вашей кровати спит.

– На нашей кровати спать нельзя, – строго сказал отец, – у вас свои кровати есть.

Он прошёл в спальню, где на кровати под одеялом, но в одежде валялся Вова. Пахло в спальне мочой.

Папа откинул одеяло. Под Вовой на белой простыне расплылось огромное жёлтое пятно.

– Коля, иди сюда быстрее, – позвала папу из кухни мама.

Отец опустил одеяло обратно. Наклонился над сыном.

Тот спал. Дыхание было ровным и спокойным. На лбу блестели капельки пота. К запаху мочи добавился запах пива.

Папа обернулся. В дверях стояла растерянная мама.

– Чехословацкое пиво, – сказала она. – Женя говорит, что его Вовочка выпил. Там девять пустых бутылок.

– Он описался, – ответил папа, – вся наша кровать промокла.

– Коля, сделай что-нибудь, – закричала мама, – он же может умереть. Он же ребёнок ещё.

Папа сгрёб мирно спящего Вову и отнёс его в корыто. В корыте с него стянули дурно пахнущую одежду и налили тёплой воды. Вымыли.

Потом мама развела раствор марганцовки, и Вове сделали промывание желудка.

При промывании Вова скулил и плакал. За компанию с ним ревел мешающийся под ногами Женька.

Наконец-то Вову вытерли насухо, завернули в большое банное полотенце, напоили тёплым и сладким чаем.

– У меня голова болит, – сказал Вова, прихлёбывая горячий чай, – и пить хочется.

– Ещё бы не болела, – сказала мама, – почти пять литров пива выпить. Мне его из областного центра по знакомству привезли на Новый год. А он взял и половину выпил. И кровать нашу всю зассал.

– Я думал, что это лимонад, – попытался оправдаться Вова, – мне так Женька сказал.

– Это не лимонад, – подал голос папа, – это для взрослых напиток. Вот поэтому-то у тебя голова и болит. Надеюсь, что ты его больше не будешь никогда пить. Или будешь?

– Вот чуть-чуть полегчает, и могу ещё выпить, – слабым голосом сказал Вова. – Очень мне оно понравилось, ваше пиво. Лучше лимонада.

Этот ответ Вовы почему-то очень развеселил папу.

А маму, наоборот, разозлил.

Она отправила детей спать. А потом ещё долго что-то выговаривала мужу.

Спать они легли на полу, на старом дырявом матрасе. На кровати спать не было никакой возможности. Вовка промочил её насквозь. Этот матрас потом сох неделю на холодной веранде, но так до конца и не высох.

– Я так больше не могу, – сказала мама папе, когда они улеглись на полу. – Эти два бандита завтра нам дом сожгут. Или ещё что-то сделают. Детьми надо заниматься.

– Да, надо, – поддакнул папа, засыпая. – И Вовке, кроме арифметики, надо бы ещё иностранные языки выучить. Он способный.

– Тебе смешно, – рассердилась мама и ткнула папу в бок, – а они завтра дом сожгут.

– Да не сожгут, – ответил тот, поворачиваясь набок, – я все спички спрятал. А детьми да, надо заниматься.

И захрапел.

Мама повздыхала на своей стороне матраса, повздыхала и тоже уснула.

Из Карабулы они уехали весной 72-го года. К бабушке.

Та была на пенсии и всегда могла присмотреть за двумя сорванцами.

Шанхай

В приборостроительном техникуме, где я учился, не было общежития. Поэтому-то мне пришлось все четыре года снимать жильё. Как правило, у одиноких бабушек, живущих в частном секторе города Серпухова.

Один из таких домов, где я учился на 2 и 3 курсах, находился в районе, прозванном в простонародье Заборье. От своего временного места жительства до техникума и обратно я добирался на автобусах. На «тройке» или «восьмёрке».

Именно на остановке автобуса я и познакомился с Андреем. Он учился на параллельном курсе. Жил тоже в Заборье, на две остановки дальше моей.

То ли я у него что-то спросил, то ли он у меня. Разговорились. Познакомились. Обсудили преподов и у кого в группе девчонки симпатичнее. Обычный трёп двух подростков. Нам было по 17 лет. Я, один в чужом городе, вечно голодный. И Андрей, застенчивый и молчаливый широкоплечий парень. Он был на голову выше меня.