Пугачев - Виктор Буганов

Наступившая темнота застала путников в поле. Развели огонь, сварили кашу, За едой Пугачев признался Алексею:

— Ведь я не за обозом Краснощекова еду, а мне хочется, добрый человек, пожить для бога, да не знаю, где бы сыскать таких богобоязливых людей.

— Я знаю такого человека набожного, — с охотой ответил молодой раскольник, — который таких людей принимает.

— Пожалуй, бога ради, отвези меня к нему. Что это за богобоязливый человек и где он живет?

— Оный человек казачей Кабаньей слободы, живет на своем хуторе и прозывается Осип Коровка.

Переночевав у костра, Пугачев и Алексей Каверин утром повернули на хутор раскольника Осипа Ивановича Коровки. Ехали весь день. Вечером, приближаясь к его дому, Пугачев послал своего спутника к хозяину. Алексей ни разу не видел Коровку, но слышал о нем. Он отправился к нему и сказал о себе, потом о Пугачеве:

— Я привел сюда такого человека, который хочет пожить для единого бога.

— А где тот человек?

— Он стоит за хутором.

Оба раскольника пошли к Пугачеву, который лежал на телеге. Они приблизились к нему.

— Вот, Осип Иванович, — показал на него Алексей, — тот человек, который желает пожить бога ради.

— Пожалуй, Осип Иванович, — Пугачев поднялся с телеги, — прими меня к себе.

— Какого ты чина и как тебя зовут?

— Я донской казак Емельян Иванов сын Пугачев, иду за обозом Краснощекова, но хочется мне пожить для бога ради. Пусти меня пожить, на службе никак угодить богу не можно.

— Я бы рад, да не можно. Я держал таких людей, да они меня часто грабили и совсем разорили. Я боюсь.

Все-таки Коровка, поддавшись на уговоры Пугачева, согласился принять его на несколько дней. После двухдневного пребывания на хуторе Коровки Пугачев некоторое время скитался в окрестностях. Но без паспорта было опасно, и он вернулся к Коровке с предложением ехать вместе для поселения под Бендерами. Тот ехать отказался, но дал ему свой паспорт и отправил с ним сына Антона.

По дороге от проезжающих они узнали, что под Бендерами никакого нового поселения не заводят.

— Куда же нам теперь ехать, чтобы спасти себя? — обратился Пугачев к Антону.

— Поедем, — ответил тот, — в Стародубские слободы» Спутники направились сначала в Стародубскую Климову слободу, где жили раскольники, потом в Стародубский монастырь к старцу Василию. Здесь они прожили несколько месяцев. Пугачев признался Василию, что он бзглый донской казак. На вопрос о том, где бы ему обосноваться, старец посоветовал:

— Лучше не можно, как итти в Польшу. Здесь много проходит всяких беглых, и отсюда только нужно перевезти их через заставу, а там и пойдут они на Ветку. Побыв там малое время, придут они на Добрянский форпост и скажутся польскими выходцами. А как есть указ, что польских выходцев велено селить по желанию, то с форпоста дают им билеты в те места, куда кто пожелает на поселение. Со временем можешь и жену свою, хотя воровски, к себе достать и жить целый век спокойно.

Пугачев так и поступил. Ветка, раскольничья слобода, располагалась недалеко, на реке Сож, около Гомеля, в пределах Белоруссии, входившей тогда в состав Польши. Туда со всех сторон стекались раскольники с целью укрыться от гонений со стороны властей и православной церкви. Бегство раскольников приняло такие размеры, что Петр III и Екатерина II обнародовали указы: беглецов-раскольников призывали возвращаться на родину, обещая им прощение, милости, разные льготы; селиться они могли там, где пожелают. При возвращении из Ветки на пограничном Добрянском форпосте таким возвращенцам, или, как тогда говорили, выходцам, выдавали паспорта.

Емельян с помощью старца Василия перебрался по тропинке через границу и оказался в Ветке. Но пробыл там недолго — всего неделю, не более. Его тянуло в Россию, и он вскоре приходит на Добрянский форпост. Здесь дожидалось возвращения на родину много беглых русских раскольников. Они выдерживали карантин.

— Как, братцы, являются на форпосте? — спрашивал их Пугачев.

— Ты как придешь к командиру, — наставляли его, — так он тебя спросит: откуда ты и что за человек? Ты скажи: я родился в Польше и желаю идти в Россию, тогда тебя не станут больше спрашивать. А если ты скажешься чьим из России, то сделают привязку.

Так и произошло на форпосте.

— Откуда ты? — спросил Пугачева майор Мельников.

— Из Польши.

— Какой ты человек и как тебя зовут?

— Я польский уроженец, зовут меня Емельян Иванов сын Пугачев.

Имя Пугачева записали в книгу и заставили шесть недель отсидеть в карантине. Здесь Емельян свел знакомство с солдатом-гренадером Алексеем Семеновичем Логуновым, таким же беглецом, как и он сам. Пугачев и Логунов пришлись друг другу по душе и договорились, что вместе пойдут на поселение за Волгу, в дворцовую Малыковскую волость на Иргизе, к раскольникам.

Чтобы заработать на пропитание, подрядились они сделать сарай у купца-староверца Кожевникова. Однажды обедали у него в доме, и задумавшийся Логачев сказал хозяину, указывая на Емельяна:

— Этот человек точно, как Петр Третий.

— Врешь, дурак! — крикнул в сердцах Пугачев, но, как он позднее скажет на допросе кнутобойцу Шешковскому, «в тот час подрало на нем… кожу».

Случай этот весьма любопытен. Пугачева, будущего «третьего императора», продрало морозом по коже — почему? От страха? Или по другой причине? Уже во время русско-прусской войны, лет с десять тому назад, он старался представить себя перед однополчанами крестником Петра I, который-де подарил ему саблю. Да и позднее он явно стремился «отличить» себя от других. Человек честолюбивый и неспокойный, энергичный и сметливый к тому же, что важнее всего в его натуре, испытавший не раз несправедливость со стороны властей, господ, человек вольнолюбивый и не смирившийся с социальным злом, которое сопровождало жизнь всех людей, подобных ему, он на протяжении этих десяти лет пытался как-то вырваться из цепей, опутывавших его все сильнее, найти свой путь, несмотря на все трудности и препятствия. Прибыв на Терек, он добивается, чтобы земляки-выходцы с того же Дона избрали его своим атаманом, пытается пробраться в Петербург ходатаем по их делам. Его планы не раз рушатся, но он снова и снова бежит из-под ареста, ищет удачи в новых местах, стремится с помощью других людей уйти от преследований.

Он отнюдь не одинок в своих скитаниях и исканиях, В ту пору большое число людей, обиженных властями, преследуемых и гонимых, ходило по России, искало хоть какой-то выход. По всей стране в те годы, когда началась и протекала сознательная жизнь Пугачева (от его женитьбы и службы в действующей армии), недовольство народа выражалось в самых разных формах. Широкий размах получили волнения и восстания крестьян — помещичьих, монастырских, приписных к заводам, работных людей этих заводов, горожан («Чумной бунт» 1771 года в Москве), казаков, солдат. На борьбу против гнета и произвола богатых и власть имущих вставали все обездоленные слои населения, русские и нерусские, православные и магометане, буддисты и язычники, жители европейской и восточной части страны.