XVII. Наваррец - Игорь Александрович Шенгальц

умел читать и писать, но делал это весьма неохотно, а почерк у него был просто ужасающий, знал обрывочные сведения из некоторых наук, неплохо фехтовал. Учителем у него был старый испанец, обучивший его дестрезе[4]. Пусть опыта у д'Артаньяна еще не хватало, чтобы стать чемпионом Франции, но отличная базовая основа имелась, что он сегодня и доказал.

Фамилию он получил от матери Франсуазы де Монтескью д'Артаньян, происходившей из графского рода. Об отце он рассказал совсем мало, какая-то там была интересная история с дворянством… но он явно не хотел об этом говорить, а я, разумеется, не настаивал. В далекой провинции было ужасно скучно, поэтому при первой же возможности молодой гасконец сел на коня и свалил в столицу, поселившись у папаши Джозефа. Коня он продал в первый же день, чтобы оплатить комнату. Да и был тот конь ярко-рыжей масти, что совершенно ему не подходило. Для службы в мушкетерской роте, куда он стремился попасть, требовалась исключительно серая масть, но средств на приобретение правильной лошади у д'Артаньяна было недостаточно. Впрочем, какой-то план у гасконца существовал, вот только он не спешил им делиться.

Д'Артаньян говорил о себе неохотно, постоянно отвлекаясь. Он развлекался тем, что ставил подножки проходящим мимо нашего стола посетителям заведения. Те спотыкались, судорожно взмахивали руками в попытках обрести равновесие, хватались за все подряд, потом гневно оборачивались, выискивая наглеца, но натыкаясь на наглый и слегка сумасшедший взгляд гасконца, тушевались и шли дальше своей дорогой. До драки пока не дошло ни разу, но я уже видел многочисленные недобрые взгляды, бросаемые в нашу сторону. Надо сказать, что даже дворяне вполне могли отхватить люлей от мещан, и ни титул, ни заслуги предков не помогли бы в таком случае.

— А давайте споем, друг мой? — предложил я, и вовсе не только для того, чтобы отвлечь д'Артаньяна от баловства. Душа требовала праздника, но драться не хотелось. — Я как раз знаю подходящую песню! Вам понравится!

— Начинайте, я подхвачу! У меня прекрасный голос!

Я чуть задумался, вспоминая слова и, тут же переводя в уме оригинал на французский, негромко затянул:

— Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс, кровь у вас горяча, словно огонь. Но госпожа удача забудет о всех вас, пока под этим небом, пока под этими звездами, пока под этим солнцем есть Гасконь…

Мой вольный перевод известной песни настолько понравился д'Артаньяну, что он вскочил на ноги, поднял вверх свою кружку и вторил мне во весь голос. Пел он хреново, зато с энтузиазмом. Мы исполнили песню не меньше пяти раз подряд, прежде чем гасконец рухнул обратно на лавку. Из его глаз текли слезы счастья.

— Спасибо вам, де Ла Русс. Я словно побывал дома. Казалось бы, я лишь недавно в Париже, но уже успел соскучиться по моему Лупьяку[5]. Этот постоянный ветер, эти бескрайние серые поля, это мрачное небо — все такое родное, знакомое…

— Это родина моя, всех люблю на свете я! — согласился я и плеснул в кружки очередную порцию гасконского.

— Прекрасно сказано! Признаюсь, у меня есть план. Если все сработает, я скоро разбогатею… Но что же мы сидим на одном месте. Прогуляемся? Мне нужен свежий воздух!

Я и сам уже давно хотел выбраться наружу. Помещение просто пропиталось запахами чеснока, пота и блевотины. Многие посетители уже далеко превысили свои способности, и не каждый успел выбраться на улицу. Некоторые так и спали под лавками, храпя и весело попукивая.

Мы выбрались из заведения, поддерживая друг друга под локти.

— Подождите, шевалье, мне нужно облегчиться!

Д'Артаньяну оросил ближайшую стену мощной струей, я последовал его примеру. Раз уж тут так принято, кто я такой, чтобы лезть в чужой монастырь со своим уставом…

— Кстати, да Ле Русс, а вы знаете, что на штанах придумали специальную застежку, чтобы было удобнее и не нужно было их постоянно придерживать, — не отрываясь от процесса рассказывал гасконец. — Теперь можно просто расстегнуть крючок и делать свои дела. Это называется — ширинка! Совсем новое изобретение, только входит в моду. Я как раз думал обновить свой гардероб и тоже заказать себе подобное. Говорят даже, что эту ширинку выдумал один дворянин… не помню точно его имя… де Бруен или как-то так…

— Де Бриенн? — я почему-то был уверен, что ответ верный.

— Точно, вы правы. Так его и зовут.

Ох уж этот блондинчик, везде поспел. В моей голове начали закрадываться смутные подозрения…

Закончив со своими делами и чуть пошатываясь от выпитого, мы побрели вперед. Уже изрядно стемнело, и я совершенно не ориентировался в жуткой мешанине улиц и переулков. Как мне кажется, Д'Артаньян — тоже, но, тем не менее, он уверенно шел вперед, прокладывая курс.

Вскоре мы вышли к Сене. Несмотря на сумерки, я заметил вздутый, посиневший труп, колыхавшийся у самой кромки воды.

— Вы видите? — я жестом указал на тело.

— Обычное дело, — отмахнулся д'Артаньян. — Мы в плохом квартале и в неурочный час. Это все местные шайки, их тут десятки. Но нам нечего опасаться, денег у нас нет.

Я бы так не сказал. У меня в кармане было около тысячи ливров, да и сам гасконец, как ни старался, еще не успел опустошить до дна кошелек тевтонца.

Внезапно мне стало не по себе, накатило чувство тревоги. Почудилось, что кто-то следует за нами чуть в стороне, а своим инстинктам я привык доверять. Я стремительно трезвел.

— Полагаю, сейчас нас атакуют! — сказал я, и тут же мои слова получили подтверждение.

В нашу сторону из полутьмы метнулись несколько теней. Они явно хотели застать нас врасплох и решить дело быстро, но мое предупреждение сработало, мы успели обнажить рапиры и встретить нападавших во всеоружии. Д'Артаньян, словно и не пил до этого, двигался, как в фехтовальном зале, четко и быстро.

Хоть их и было больше, но что такое кинжалы и окованные железом дубинки против метровых стальных клинков в умелых руках?

Первому я просто разрубил лицо пополам, напрочь снеся часть челюсти и попутно выколов глаз, он даже не успел ничего сообразить. А второму проткнул живот, повел рапиру вверх и чуть в сторону, и сизые внутренности посыпались невнятной грудой вниз.

Но тут меня достали ударом в левое плечо, я вскрикнул от боли, и раненный бок дал о себе знать резким спазмом, но гасконец уже был рядом и долгим выпадом проткнул насквозь моего