Добродетельная женщина - Лиз Карлайл

«И что же теперь делать? — размышлял Коул. — А может, вообще не надо ничего предпринимать? Как она сказала, закрыть тему…» — Он отставил херес в сторону и сложил пальцы домиком.

— Хорошо, мисс, я подчиняюсь вашему желанию. Но вы должны понимать: когда о случившемся узнают в обществе, ваша репутация сильно пострадает.

Леди Сесилия беспечно тряхнула головой:

— Никто ничего не узнает! Харри будет молчать, да и Джеду я доверяю, как самой себе. Что же касается лорда Делакорта, то, как я поняла, вы считаете его джентльменом. Значит, он тоже не станет болтать, верно? — Она подняла на него умоляюще-вопросительный взгляд.

— С его уст не сорвется ни единого слова — я лично даю вам это обещание, — мрачно изрек Коул. — Но вы можете быть уверены, мисс, что вас больше никто не видел?

Леди Сесилия, закусив губу, отвернулась. Наступило неловкое молчание.

— Разумеется, меня видели, когда я садилась с лордом Делакортом в его ландо, — сказала она нерешительно. — Но ведь это не страшно, как вы полагаете? В конце концов, мы выехали средь бела дня, пробыв наедине всего несколько часов.

Амхерст долго постукивал пальцем по краю бокала, не произнося ни слова. Если бы они ехали не так долго, да по ее поместью, да под присмотром ее родителей… тогда в словах Сесилии был бы смысл. Но она сирота, а ее брату, видимо, не хватило сообразительности поехать вместе с ней.

Наконец он нарушил тишину:

— Есть способ выйти из положения. Завтра Дэвид объявит о вашей помолвке…— Сесилия негодующе вскрикнула, но Коул жестом остановил ее. — Нет-нет, дитя мое, позвольте мне закончить. Жена скажет, что вы ее близкая подруга, каковой непременно станете к концу сегодняшнего дня. Если ваш отец был картежником…

Сесилия угрюмо кивнула, продолжая покусывать губу.

— Значит, первый муж моей жены — покойный — хорошо знал его. Никто не удивится тому, что вы с ней знакомы. Несколько осторожных намеков со стороны Дженет — и пойдет слух, будто вы с Дэвидом встретились здесь, в Элмвуде, пока гостили у нас, и с первого взгляда влюбились друг в друга.

Леди Сесилия призадумалась.

— Но послушайте, мистер Амхерст…

Коул перебил ее:

— Однако Дэвид есть Дэвид. Вы скоро поймете, что поступили опрометчиво, и ответите на его ухаживания отказом. Именно этого он и заслуживает. Таким образом, неотразимый лорд Делакорт станет отвергнутым женихом, и свет охотно над ним посмеется.

Священник внимательно вглядывался в лицо девушки.

— Ну, как, мисс, такой план вас устраивает? — мягко спросил он.

Сесилия нерешительно смотрела на него. Несмотря на храбрые речи, она выглядела все такой же испуганной. И трогательно одинокой.

Коул облегченно вздохнул. Это был самый лучший выход. Он поднялся с кресла и подал ей руку.

— Тогда пойдемте, милая. Нам надо найти Дэвида и Дженет и объявить о помолвке.

Глава 1

Неисправимая Генриетта Хили

Февраль 1824 года

Графиня Уолрафен, в девичестве известная под именем Сесилия Маркем-Сэндс, недавно приобрела во владение самую роскошную виллу в Парк-Кресент. Последняя работа гения от архитектуры мистера Нэша славилась всеми современными удобствами, в том числе сливными уборными, а также роскошной лепниной по фасаду и бледно-желтой краской, нанесенной так искусно, что казалось, будто по стенам стекает растопленное сливочное масло.

В Парк-Кресент не было ничего старого и традиционного, хотя титул графини Уолрафен был именно таковым. На взгляд Сесилии, его не мешало, как следует проветрить, ибо над всем Марилебоном витал затхлый запах вельможной надменности.

Лондонская резиденция графа располагалась в самом сердце Мейфэра (Фешенебельный район лондонского Уэст-Энда.), в роскошном кирпичном особняке на Хилл-стрит, который графиня покинула, лишь только ее престарелый муж испустил свой последний вздох в почтенном возрасте пятидесяти семи лет. Его сын, Джайлз, который был на два года старше Сесилии, с удовольствием жил там теперь один.

Сама же графиня Уолрафен нисколько не притязала на положение в свете, приличествующее знатной леди, несмотря на титул, еще более древний, чем титул мужа. Последнего несколько задевало данное обстоятельство, но в отличие от супруга Сесилия была начисто лишена сословных амбиций. «Что толку в короне пэров, — частенько размышляла она, — если целые поколения мужчин рода Маркем-Сэндс были и до сих пор остаются бестолковыми неудачниками?»

Первый граф Сэндс был возведен в дворянское звание самим стариком Вильгельмом [1]. В эпоху его владычества, известную алчностью, высокомерием и безбожностью двора, семья Сэндс была одной из немногих саксонских фамилий, которая не только выжила, но даже процветала под игом у норманнов.

И это, по мнению леди Уолрафен, было последней удачей, выпавшей на долю ее предков. Во время Столетней войны [2] большинство их земель было захвачено. В период государственного распада они были верными католиками, а вслед за восстанием Марии Кровавой [3] сделались убежденными протестантами. В семнадцатом веке одному из них с помощью брака по расчету удалось заразить фамильным невезением богатую семью Маркемов.

И понеслось: преуспевающие ранее дворяне Маркем-Сэндс совершенно непостижимым образом оказывались в проигрыше во всех политических конфликтах, гражданских волнениях, петушиных и собачьих боях, лошадиных скачках и прочих состязаниях, где только им доводилось участвовать. Апофеозом стали разгром Божественного Права Королей, которое они усердно приветствовали, и Реставрация, которую, разумеется, не поддержали.

С самых ранних лет Сесилия поняла, что ей придется заботиться не только о себе, но и о своем непутевом старшем брате, нынешнем графе Сэндсе. Так продолжалось до тех пор, пока ее невестка Джулия, войдя в их семью, не сняла с ее плеч этот груз — впрочем, не слишком обременительный. С подачи той же Джулии Сесилия обрядилась в свадебное платье и вскоре покинула родовое поместье.

При воспоминании об этом Сесилия вздохнула, подошла поближе к зеркалу и села. Кажется, у правого глаза появилась морщинка… Так и есть! А вот и еще одна, слева. Ну что ж, по крайней мере, в ее жизни существует некая последовательность: морщинки располагаются парами.

Сесилия взяла расческу, потом отшвырнула ее и задумчиво оглядела туалетный столик, заставленный разными склянками и пузырьками. Она никак не могла отделаться от пугающего ощущения, что жизнь ее кончилась, так и не успев начаться. С первой годовщины смерти мужа прошло уже шесть месяцев, а в ее двадцатичетырехлетней душе — все тот же глубокий траур. Но почему? Разве она любит его?