Честь офицера - Александр Тамоников

Пришло время, и Надя призналась, что уходит к другому человеку.

Сказала честно и открыто.

Ему бы удержать ее, но Николай ответил, что она может делать, что хочет. Она ушла.

Разлуку переживал тяжело. Ревность и обида душили его. Но, как говорится, поезд ушел, вокзал опустел!

Почему сейчас Рыбанов вспомнил о Наде? Может, из-за того, что и с ней жизнь обошлась жестоко?

Уйдя от него, Надя обрела то, что стремилась создать с ним, – семью! С новым мужем, неким предпринимателем Карауловым. Летом 85-го года она родила сына. Он еще тогда подумал: и полгода не прошло, как они разошлись, а она уже обзавелась ребенком. С Рыбановым, значит, она детей не хотела иметь, а с другим – раз, и все дела! После этого Николай поплыл по течению, с каждым днем приближаясь к смертельному водопаду. У него были проблески, он сходился с женщинами, но ни с одной не ужился. А тут еще и деньги кончились. А кому он нужен без денег? Он ведь существовал на деньги от проданного в деревне дома деда. Потом пришлось искать работу, и он устроился грузчиком на продовольственной базе. Никуда больше его не брали. Но он этому не придавал значения. Платили неплохо, а работы он не боялся.

Странно, как за столь продолжительный период употребления алкоголя он не спился.

Рыбанов по-прежнему утром был легок на подъем. Не похмелялся и не болел. Пил больше по привычке и от одиночества, на которое сам обрек себя.

Катастрофа в жизни Нади произошла по вине случая.

Машина, на которой она с мужем возвращалась с дачи, потеряла управление, попав на битум, разлитый по дороге. Автомобиль вынесло на встречную полосу, прямо под «КамАЗ». Муж погиб сразу, Надя получила травмы, от которых стала инвалидом. Николай, узнав о несчастье, хотел навестить ее в больнице, но в последний момент не решился. А потом, когда она поднялась и смогла продолжить работу в школе, встреча потеряла всякий смысл. Хотя однажды, посетив кладбище в день рождения матери, Николай увидел ее. Она шла по центральной аллее, неся в руке две орхидеи.

Рыбанов мог бы ее окликнуть, поговорить, но и тут что-то помешало ему это сделать. Что? Боязнь, что Надя не так его поймет? Может быть. И Николай не окликнул ее, а в сердце заныла боль. И водка эту боль не перебила. Больше он Надю не видел. Но печальный и такой любимый образ Нади теперь часто вставал перед ним.

Николай посмотрел на фотографию Фомина, проговорил:

– Вот такие дела, Леха!

За кладбищем начали сгущаться тучи. Он прикинул: если ветер не изменит направления или не стихнет, то дождя часа через два не избежать.

Николай посмотрел на часы. Полчаса прошли.

Куда же провалился гонец?

Схватил «бабки» и был таков? Ну и черт с ним! Рыбанов ждет еще пятнадцать минут. Потом домой. В свою трехкомнатную тюрьму!

Бомж появился через десять минут, весь в мыле.

– Вот, господин хороший, и водочка, – с отдышкой доложил он. – Казенная, «Губернатор»! В магазине брал, даже чек принес, чтоб без сомнений!

– Молодец! Держи свои деньги, ты их честно отработал, и все, что из закуски осталось, забирай!

– Спасибо, вам вопрос можно?

– Давай.

– Извините, здесь ваш друг похоронен или родственник?

– Друг. Воевали вместе. В Афгане. Мне повезло, ему – нет.

Бомж горестно, с искренним сожалением вздохнул:

– Что ж поделать? Война – дело такое. Хотя еще неизвестно, кому повезло больше, тому, кто остался там навсегда, или тому, кому пришлось дожить до этих проклятых времен.

Николай внимательно взглянул на бездомного.

– Ты прав…

Он решил идти домой. Тучи все гуще обкладывали город, ветер усиливался.

Бомж ушел, Николай положил бутылку в опустевшую сумку, попрощался с другом:

– Пойду я, Фома. Спи спокойно. Придет время, глядишь, и встретимся, если… будет где встречаться! Прощай!

Он низко поклонился, вышел из ограды, накинув на место цепь, пошел к выходу из кладбища.

Водка понемногу начинала действовать.

Его немного покачивало. Не хватало еще в «мыльник» загреметь, менты сейчас так и пасут выпивших, будто нет у них другой работы. Надо немного прогуляться здесь.

Он еще с полчаса побродил по кладбищу, а потом уже направился к трамвайной остановке.

Подходя к дому, Рыбанов увидел «Опель» Горчака, соседа по подъезду. Моисея Иосифовича знали все жильцы дома, если не района. Он был известным в городе адвокатом, и многие обращались со своими бедами именно к нему. Человек по натуре добрый и отзывчивый, Горчак никому и никогда не отказывал в посильной помощи. За что и пользовался уважением как человек, а также авторитетом как профессионал высокого уровня.

Но сейчас у адвоката, судя по всему, возникли проблемы.

И заключались они в том, что к Горчаку прицепились трое молодых парней из категории уличных бандитов-беспредельщиков.

Уже издали Николай услышал:

– Тебе, жидовская твоя морда, кто тут тачку поставить разрешил, а? Это наша территория, и мы решаем, кому, где и что ставить! Разворовали, суки, страну, на какие «бобы» ты иномарку новую взял?

Один из парней несколько раз ударил по крылу машины.

Второй, ростом повыше, но с такой же неотличимой мордой, подначивал подельника:

– Да чего ты там, в натуре, выстави его на бабки – и весь базар, чего канитель с этим жидом разводить? Пятьсот баксов штрафа!

Третий из отморозков угрожающе приблизился к Горчаку.

– Ну ты че, скунс вонючий, будешь платить? Или нам твоей еврейской мордой отрихтовать «Опель»?

Николай ускорил шаг.

– Ребята, – мямлил Горчак, – нет у меня таких денег, нет! Ни с собой, ни дома!

– У вас, евреев, никогда ни хрена нет! Знаем вашу породу! Короче, Гном, снимай с тачки магнитолу и колонки, а ты, Моцик, бумажник его посмотри. Права и паспорт забери, потом выкупит, жидовская морда!

В это время к ним подошел Рыбанов. Наглость парней, на виду у всех, днем, безнаказанно грабящих и унижающих пожилого человека, взбесила его. Чему способствовало и выпитое ранее спиртное. Николай крикнул троице отморозков:

– Эй! Чмыри болотные! Чего к человеку пристали?

– Че??? – обернулся к Рыбанову старший бандит. – Это кто тут вякать вздумал?

– Столб тебе в очко, придурок! – ответил Николай. – И с тобой, мудак, не вякают, а пока еще разговаривают!

На такой выпад неизвестного мужчины отреагировала вся троица.

– Ты че, мужик, в натуре? Оборзел никак? В жало захотел?

Рыбанов завелся не на шутку, предупредил: – Короче так, козлы, через минуту не слиняете, асфальт лизать заставлю.

Тот, кого в кодле звали Гномом, обратился к старшему:

– Бань? Это еще че за заморочки? Ты слыхал базар этого ублюдка?

– Я все слышал, – прошипел змеей Баня. – Сейчас эта падаль ответит за слова, делаем его, пацаны!

И троица двинулась на Николая.

За своей машиной спрятался перепуганный Горчак.

Рыбанов же спокойно поставил сумку за бордюр стоянки, приготовившись к отражению нападения. По опыту он знал, что эти дутые качки серьезной опасности как бойцы не представляют. И больше мастера трепать языком, чем действовать. И нападают они стаей, как намереваются сделать это сейчас. В этой стае их и слабость. Один рассчитывает на другого, конкретной цели не имея. Как с таким противником бороться, бывший спецназовец знал.

Стоило троице сблизиться с ним до расстояния удара, Николай сам перешел к нападению.

Ударом ноги в голень он свалил Баню. Тут же растопыренной ладонью нанес удар в глаза Гнома, который с воем от резкой боли опустился к подельнику.

Третий, Моцик, успел взмахнуть рукой в попытке попасть в лицо Рыбанова. Но Николай отбил эту попытку и прямым ударом в челюсть послал бандита в глубокий нокаут. Схватив старшего за ворот джинсовой рубахи, рывком поставил его на ноги и спросил:

– Делаем его, говоришь? Ну и как, сделали?

Баня дернулся в попытке освободиться, но получил удар головой в лицо, опрокинулся на асфальт, заливая его кровью.

Осмотрев поле битвы, Николай сказал:

– Вот такие дела! – и уже громче: – Моисей Иосифович! Выходите, угроза миновала!

Горчак прекрасно видел, как сосед расправился с тремя крепкими с виду парнями, и смотрел на Рыбанова с уважением и восхищением.

– Да, вот что значит уметь драться! А я как нюня, растерялся, испугался и не знал, что и делать. Да и кто учил меня драться? У нас это не принято. А вы их ловко, Николай, обезвредили! А они, извините… того, живы?

Рыбанов усмехнулся:

– А что, вы предпочли бы увидеть их трупы?

– Что вы, что вы? Конечно, нет, упаси господь!

– Живы и скоро оклемаются, мы с их главарем беседу короткую проведем, и пойдут эти засранцы залечивать свои раны.

Действительно, минут через пять бандиты поднялись с асфальта.

Баня держал у носа платок, останавливая обильно идущую кровь. Гном, весь в слезах, наконец проморгался и смотрел на окружающий мир красными, воспаленными глазами. Моцак держался рукой за сломанную челюсть.

Николай приказал Гному и Моцаку: