Ведьмины круги (сборник) - Елена Матвеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люся не просила меня не говорить маме про ее «карманные» деньги, но по ее замечанию я понял, что она не хочет этого.
– Маме бы, наверное, это не понравилось, – задумчиво сказала она.
– Летом тебе все равно придется бросить работу, а с осени будешь учиться в медучилище.
– Если поступлю.
– Обязательно поступишь. Мама по математике тебя натаскает. А у меня, между прочим, по русскому пятерка.
– Не хочу я туда поступать… – совсем тихо сказала она.
– Почему? – удивился я.
– Я открою тебе один секрет. В общем, это не секрет. Секрет только в том, что я не хочу в медучилище. А мечтала я всегда о театральном. В прошлом году поступала и провалилась. Я даже не представляла, что это такое. В Петербурге молодежь совсем другая. Они там всё на свете знают, подкованные, постоянно в театр ходят, а я была в театре считаные разы. Я же театр, считай, только по телевизору видела. А еще они хорошо одеваются и умеют себя вести.
– А ты не умеешь?
– Я вела себя по-глупому. Плакать стала, убежала. Я же провинциальная дурочка.
– Люсь, все девчонки в школе хотят стать артистками… – сказал я нерешительно, боясь ее обидеть.
– Я об этом уже думала, – отозвалась она и уставилась неподвижным взглядом в зашторенное окно.
Ни у кого я не встречал таких живых, выразительных глаз и ни у кого не встречал глаз таких неподвижных и непроницаемых.
– Ты красивая, – сказал я, чтобы утешить ее. Я и в самом деле так считал.
– Нет, Лешенька, – возразила она. – Я некрасивая, но внешность у меня для театра подходящая. Я – никакая. Потребуется, могу стать и уродкой и красавицей. Из меня можно сделать что угодно.
– Каким образом?
– Перевоплощением. Это когда чувствуешь себя другим человеком и начинаешь жить его жизнью. Ну и гримом, конечно.
– Тебе хотелось прожить много разных жизней?
– Мне не нравилась моя собственная. Хотелось стать кем-то другим. Спрятаться за чужое лицо, переживать чужие радости и несчастья. Но это раньше. А теперь я хочу быть сама собой.
– Разлюбила театр?
– Не разлюбила. Просто теперь у меня есть дом. А театр – это праздник, это вечное. Его невозможно разлюбить.
– А ты можешь сейчас перевоплотиться?
В ее глазах играли огоньки свеч.
– Ну, пожалуйста, – пристал я.
– Погоди минутку.
Люся помчалась наверх, а вернулась с книжкой.
– Это «Гамлет», – сказала она. – Ты знаешь, о чем здесь говорится?
– Нет.
– Ну хоть примерно.
Примерно я тоже не знал, и она это поняла.
– Я тебе дам почитать. Это гениальная пьеса. Гамлет – принц. И все в мире против него ополчились. Там идет борьба за власть, а Гамлет мешает. Его хотят приручить – не приручается. За это его собираются убить. Вокруг одни гады собрались, преступники, прихлебатели и изменники…
– А хороших там нет?
– Есть, только помочь ему не в силах. И девушка есть – Офелия. Она ему тоже не помогла. Она была очень молодая, глупенькая и забитая. Гамлет поначалу влюбился в нее, но у него было слишком много проблем, чтобы любить по-настоящему, а потом он увидел, что Офелия по глупости предает его, продает. И такие дела пошли, что ему совсем не до любви стало.
– А она его любила?
– Любила, – задумчиво ответила Люся. – Как умела. Она не повзрослела еще. Она папу любила, брата любила, была очень послушной. И она ничего не понимала, что вокруг происходит. Офелия была хорошей девочкой, но, увы… Вот сейчас мы с тобой и сыграем сцену встречи Гамлета с Офелией.
– Я не сумею, – засомневался я.
– А говоришь: перевоплотись, перевоплотись… Мне подыграть надо. И у тебя все получится. Ты будешь Гамлетом. Я – Офелией. У нее были длинные, как у русалки, волосы. – Люся взъерошила ежик волос на голове и сказала: – Погоди еще минуту, а пока почитай эту сцену.
Она нашла нужную страницу и убежала наверх. Я успел прочесть свое задание два раза. Тут появилась она, словно принцесса, – в подвенечном платье. Фату подвернула шапочкой. Щеки у нее горели, и глаза горели, она сложила руки под грудью, ресницы опустила, как пай-девочка, и спросила шелестящим голосом:
– Принц, были ль вы здоровы это время?[1]
– Благодарю: вполне, вполне, вполне, – прочел я за Гамлета.
– Принц, у меня от вас есть подношенья. – Она поджала губы. – Я вам давно хотела их вернуть. Возьмите их. – Она протянула ко мне тонкую дрожащую руку ладонью вверх.
– Да полно, вы ошиблись. Я в жизни ничего вам не дарил, – отозвался я.
– Дарили, принц, вы знаете прекрасно, – произнесла она обиженно. – С придачей слов, которых нежный смысл удваивал значение подарков. Назад возьмите ставший лишним дар. – Она подошла к столу и будто бы положила на край Гамлетовы подарки. Наверное, это были бусы или брошка какая-то. – Порядочные девушки не ценят, когда им дарят, а потом изменят. Пожалуйста…
Когда я сам читал сцену, то думал, что это «пожалуйста» сопровождает просьбу принять назад безделушки, то есть – возьмите, пожалуйста, назад ваши подарки. Но меня изумило это слово в устах Люси. Этим «пожалуйста» действительно сопровождалась просьба, но совсем другая: не оставлять ее, не забирать назад безделушки – ведь это дар любви! – не мучить ее, такую глупенькую и несчастную! Я был поражен, что одному слову можно придать совсем разный смысл, почти противоположный.
Если бы я был Гамлетом!!! Но он и не собирался приласкать Офелию или успокоить. Он ее не понимал и разлюбил. А следующей репликой он собирался ее морально уничтожить. Очень меня разозлил Шекспир, я даже замешкался, прежде чем произнести это явное оскорбление.
– Ах, так вы порядочная девушка?
– Милорд! – воскликнула Офелия со слезами на глазах.
– И вы хороши собой? – взревел я, почти ненавидя Гамлета.
– Что разумеет ваша милость? – испугалась моя бедная Офелия.
Я понял, что она сейчас заплачет.
– То, что, если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего делать с вашей красотой.
– Разве для красоты не лучшая спутница порядочность? – беспомощно спросила она, и беззвучная слеза покатилась по щеке.
– О, конечно! И скорей красота стащит порядочность в омут, нежели порядочность исправит красоту. Прежде это считалось парадоксом, а теперь доказано, – изрек я учительским тоном своей матери, а затем попытался придать голосу оттенок мечтательности: – Я вас любил когда-то.
– Действительно, принц, мне верилось… – отозвалась она с надеждой, почти неслышно.
И так далее, и так далее… Как мне понравилась эта игра! Я был просто в восторге! Дочитав сцену, я попросил начать новую.
– У Гамлета есть лжедрузья – Гильденстерн и Розенкранц. Большие подлецы. С ними Гамлет ведет замечательный разговор про флейту. Правда, хорошо бы тебе знать текст заранее, подумать над ним.
– Я еще подумаю. А сейчас давай про флейту, – потребовал я.
Она сделала кое-какие режиссерские указания, и мы исполнили сцену со лжедрузьями. Ими был я, а Люся – Гамлетом. Потом читали сцену с покойным отцом Гамлета, ставшим призраком. После этого мы выдохлись и захотели есть.
– Будем еще играть «Гамлета»?
– Если хочешь, – пообещала Люся. – А пока возьми книжку и прочти, ладно? – И вдруг забеспокоилась: – Родители вернутся, а я в таком виде!
– Подумаешь…
– Неловко как-то.
Она побежала переодеваться, а мне велела поставить чайник и готовить бутерброды. Когда она вернулась, я снова стал приставать к ней с «Гамлетом»:
– Так почему ты считаешь, что Офелия не любит Гамлета? Я этого что-то не заметил.
– Да любит она. Только по-детски. Я же сказала: она хорошая девочка, правильная, правдивая, послушная. Очень нежная. Идеальная. Таким не место в грубой жизни. Она как цветок. С ней неосторожно обращались и сломали ее.
– Как сломали?
– Прочтешь сам. Она свихнулась в конце. А в самом-самом конце – утонула.
Мы замолчали, думая каждый о своем. И вдруг она говорит:
– Сейчас пойдет дождь.
– Не пойдет, – возразил я.
Чайник закипел, и пока Люся разливала чай, я услышал по подоконнику: тук-тук.
– А ты не верил! – торжествующе сказала она.
Мы дождались родителей, посидели немного все вместе и разошлись. Звук дождинок по моему подоконнику был совсем другой, чем в гостиной. Какой-то тупой и безвольный: пып-пып!
Дождь все шел и шел, съедая мартовский снег. Я отодвинул занавеску на окне. Люся еще не спала. Свет из ее окна падал на яблони, и темные их ветви были усеяны дрожащими сверкающими каплями. Я зажег лампу над кроватью, улегся и открыл книгу.
«Кто здесь?» – спросил незнакомец в плаще.
«Нет, сам ты кто, сначала отвечай», – откликнулся дозорный на площадке перед замком датских королей – Эльсинором.
«Да здравствует король!» – звонко произнес пароль незнакомец, и дозорный узнал его.