Остросюжетный детектив. Выпуск 1 - Джеймс Хэдли Чейз

послушай, Элла, у меня важное дело. Полиция старается выяснить, на кого он работал. Я ничего не знаю об этом. Говорил он тебе что-нибудь?

— Нет. Он сказал только, что наклюнулось дельце и ему надо ехать в Сан-Рафел.

По ее голосу я чувствовал, что она с трудом сдерживает слезы. Мне было жаль девчонку, но времени на утешение не оставалось.

— Ему позвонили насчет работы или сообщили письмом?

— Звонил мужчина.

— Назвал себя?

— Нет. Он отказался сообщить свою фамилию, когда я об этом его спросила. Он сказал, что желает говорить с одним из владельцев.

Я сдвинул шляпу на затылок и некоторое время стоял, отдуваясь. Воздух в будке был настолько тяжелым, что на него впору было облокотиться.

— Поройся в его бумагах, Элла. Возможно, он записал фамилию клиента.

— Хорошо, я поищу.

Я стоял в будке, обливаясь потом. Наконец, не выдержав духоты, я слегка приоткрыл дверь и впустил свежий воздух. Тут-то я и заметил переодетого полицейского, находившегося возле стойки с содовой водой. Хотя он и был в штатском, во всем его облике читалось одно: «фараон». Чтобы не обнаруживать интереса к моей особе, он уделял повышенное внимание стоявшей перед ним чашечке кофе.

Я мысленно выругал себя за то, что недооценил Ренкина. Теперь ему будет нетрудно догадаться, что я разговаривал со своей конторой.

— В блокноте у Джека много всякого хлама, — услышал я наконец голос Эллы. — Но фамилия только одна: Ли Криди.

— Спасибо, Элла, возможно, это что-нибудь значит. Теперь немедленно уничтожь блокнот. Я подожду. Разорви его и спусти в канализацию. Полицейские могут явиться в любую минуту, они не должны его видеть.

Через три минуты вновь послышался ее голос:

— С блокнотом все в порядке.

— Молодец. Теперь вот что: полиции я сказал, что ты глупенькая девчонка и о делах мы с тобой не разговариваем. Веди себя соответственно. Скажи, что Джеку кто-то звонил, но кто и зачем — не знаешь. После звонка он собрался и уехал в Сан-Рафел. Понятно?

— Да.

— И не давай им себя запугать.

— Хорошо, Лу.

— И еще одно. Мне неприятно тебя просить, Элла, но сам я сейчас ничего не могу сделать. Сообщи о смерти Джека его жене. Передай, что я отправил ей письмо. Пусть не волнуется насчет похорон: я все сам устрою.

— Вы не собираетесь возвращаться?

— Нет. Мне надо выяснить, кто и почему убил Шеппи. Ты не забудешь зайти к ней, Элла?

— Нет, конечно… Только что вошли двое, — добавила она тише. — Думаю, они из полиции… — И повесила трубку.

Я достал носовой платок и вышел из телефонной будки. Сыщик сделал вид, что не узнает меня, и отвернулся.

Я заказал сандвич и кофе.

Полицейский не спеша допил кофе, с деланным безразличием вышел на улицу и укатил восвояси.

2

Время уже приближалось к двум, когда я вернулся в гостиницу.

Проходя мимо номера Джека, я увидел, что дверь открыта, и решил заглянуть внутрь.

Возле окна стоял плотный мужчина в плохо скроенном костюме. При моем появлении он бросил в мою сторону неприязненный взгляд. Незнакомец выглядел экс-полицейским, и я подумал, что он, вероятно, и есть штатный сыщик, о котором говорил Бруер.

— Полиция изволила удалиться? — спросил я, входя в номер.

— Что вам здесь нужно? — проворчал он хриплым басом.

— Брэндон, — представился я. — Проживаю в соседнем номере. Вы — Гривс?

Он утвердительно кивнул, и мне показалось, что выражение его лица стало чуть-чуть менее враждебным. В номере был наведен некоторый порядок. Перья выметены, ящики комода задвинуты, набивка матраца водворена обратно, а разбросанные бумаги собраны.

Личные вещи Джека лежали кучкой в углу: два потертых чемодана, плащ, шляпа и теннисная ракетка. Маленькая, жалкая кучка, почти ничего не говорившая о ее прежнем владельце.

— Вещи они проверили? — спросил я.

Гривс кивнул.

— Их надо отправить его жене, — продолжал я. — В гостинице никто не мог бы этим заняться?

— Попросите коридорного Джо. Он отправит.

— У меня припасена бутылочка виски, ее давно следует откупорить. Если у вас нет срочных дел, пойдемте в мой номер, посидим вместе.

Мясистая физиономия Гривса просветлела. «У бедняги не слишком много друзей», — почему-то подумалось мне.

— Что ж, пару минут я смогу выкроить, — ответил он.

Гривс уселся на стул, а я устроился на кровати. Лед, который принесли утром, давно растаял, но я решил, что просить свежий было бы напрасной тратой времени, и разлил виски.

Круглое лицо Гривса было лишено притворства, взгляд, холодный и подозрительный, был одновременно и немного усталый. В усах виднелись редкие сединки. Быть сыщиком в низкопробной гостинице вряд ли доставляло ему удовольствие.

— Узнали они, кто убийца? — спросил он, отхлебнув из стакана.

— Может быть, и да, но мне об этом неизвестно, — ответил я. — Ты не разглядел девицу, которая заходила за ним?

— Разглядел. — Он вытащил из кармана мятую пачку сигарет, предложил мне и закурил сам. — «Фараоны» в этом городе признают сыщиков только больших гостиниц, мелочь, вроде меня, они просто не замечают. Но меня от этого не убудет, хуже им самим. Если бы Ренкин, который хвастает, что все знает, поговорил со мной, я мог бы рассказать кое-что интересное. Но нет, ему понадобился Бруер, эта жирная свинья с шелковым галстуком.

— Что бы ты мог ему рассказать?

— Помнишь, он спросил у Бруера, как выглядит девушка? Бруер только и заметил, что ее одежду, я же наблюдал за ней. Нетрудно было понять, что она нацепила все эти тряпки, чтобы ее не узнали. И к тому же она была блондинка. Я тебе это точно говорю: она или выкрасила волосы, или надела парик, но что на самом деле она была блондинка, я могу поручиться.

— Почему?

— Гривс усмехнулся:

— Надо уметь пользоваться глазами. На ней была блузка с короткими рукавами, и я заметил, что волосы на руках были светлыми. Да об этом говорил и весь ее вид — кожа, глаза и прочее.

Его доводы меня не убедили: волосы на руках выгореть могли на солнце. Однако, боясь, что у него пропадет желание к продолжению беседы, я не стал высказывать своих сомнений.

— Меня учили отыскивать в людях незаметные для других привычки, которые обычно выдают их с головой. И вот одну такую особенность я у нее приметил, — продолжал Гривс. — Она находилась в вестибюле пять минут и все это время барабанила пальцами по бедру, будто играла на пианино. — Он встал и показал, как она это делала. — Пальцами правой руки по бедру, вот так. Он сыграл гамму. — И это была ее давнишняя привычка, она сама не замечала, что делала.

— Нелегко