Наполеоновские войны - Чарльз Дж. Исдейл

Утверждать, что наполеоновские войны были главным образом экономическим столкновением между Британией и Францией, так же бессмысленно, как и доказывать, что они являлись идеологическим конфликтом между Францией и старым режимом. Нельзя и утверждать, что без Наполеона первые 15 лет XIX века были бы периодом абсолютного мира. Франция вышла из революционного десятилетия с сильно увеличившейся за счёт аннексии Бельгии, левого берега Рейна, Савойи и Ниццы территорией, располагая значительным влиянием за пределами новых границ, с армией, сильно выросшей в результате введения воинской повинности, сокращению которой мешала чрезвычайно опасная экономическая ситуация. Между тем в стране образовалась мощная группа, интересы которой были связаны с войной. В центре её стояли молодые, честолюбивые генералы, получившие в связи с военным положением по существу неограниченные преимущества, а по слабости Директории и необычайное влияние в Париже. Война всегда война, но, несмотря ни на что, нельзя отрицать огромного вклада в военное искусство, сделанного Наполеоном Бонапартом — политиком и выдающейся личностью.

Первый консул

Набулеоне Буонапарте, родившийся 15 августа 1769 г. на Корсике в семье мелкого дворянина, впервые приехал во Францию, будучи младшим офицером. От природы впечатлительный, не вышедший ни лицом, ни фигурой, по-корсикански горячий, — и бедный, он был классическим неудачником, для которого борьба стала жизненной необходимостью, отсюда его честолюбие, стремление к воинской славе, политический радикализм и романтический налёт, характерный для его ранних сочинений. Был ли то никому не нужный ребёнок, произведённый на свет после тяжёлых родов, или отпрыск корыстолюбивого семейства, второй сын, вынужденный вечно тягаться со старшим братом, Жозефом, или презренное ничтожество в Бриенне, безденежный молодой офицер, которого девушки дразнили «Кот в сапогах», — всё соединилось в том Наполеоне, чьим главным порывом было желание в любой ситуации стать первым и утвердить своё превосходство всеми возможными средствами[18].

Таким был молодой человек, в 1789 г. попавший в хаос Революции. Сначала он почти не участвовал в событиях, но, сообразив, что к чему, молодой офицер быстро присоединился к якобинцам и вперемешку с краткими периодами службы в своём полку занимался разжиганием страстей на Корсике. Сначала он связался с корсиканскими патриотами, однако это быстро закончилось. Недовольный республиканским правлением народ Корсики восстал в 1793 г., и Бонапартов выслали. Если до этого Наполеон ещё сомневался в том, что его будущее во Франции, то теперь всё стало ясно. Попавший в круговорот «восстания провинций» в центре страны, он в 1793 г. открыто осудил повстанцев и проявил себя во взятии Тулона[19]. Пережив последующие перевороты, Наполеон к 1795 г. имел блестящую репутацию кадрового офицера и несколько полезных политических связей, которые укрепились после подавления им в 1795 г. вандемьерского восстания в Париже[20] (с помощью знаменитого «залпа картечью») и последующей женитьбы на Жозефине Богарне (Josephine de Beauharnais)[21], бывшей любовнице видного политика, Поля де Барраса (Paul de Barras)[22].

В конце концов эти связи привели Наполеона к командованию Итальянской армией, следствием чего стал неожиданный триумф. Директория, применив в 1795 г. наступательную стратегию, чтобы подтолкнуть Пруссию и Испанию к выходу из неприятельской коалиции, намеревалась нанести главный удар по Британии и Австрии вторжением в Ирландию и наступлением в Южной Германии, но первому помешал «протестантский ветер», а второе было расстроено австрийцами. Тем не менее в Италии дела пошли совершенно иначе: в апреле 1796 г., перейдя через границу из своего лагеря в Ницце, раздетая и разутая небольшая армия Наполеона всего за несколько месяцев заставила Пьемонт и Папскую область заключить мир[23], пересекла Северную Италию и разбила ряд австрийских армий, угрожая следующей весной дойти до самой Вены. Понеся серьёзные потери, австрийцы запросили перемирия, и 18 апреля 1797 г. было подписано первое мирное соглашение. К этому времени, однако, Наполеон был уже больше чем простой генерал. Успех в сражениях в самом начале этой кампании, преданность войск и растущее осознание собственной силы убедили его в том, что он «человек, призванный влиять на судьбу народа»[24]. В то же самое время неудачи, преследовавшие французов, создавали резкий контраст с его победами, подчёркивая его значимость для Директории и, соответственно, политическую независимость. Наполеон, снедаемый желанием обеспечить свою небольшую армию амуницией и провиантом, сознательно подогревал республиканские чувства, следствием чего стало образование в июне 1797 г. Цизальпинской республики со столицей Миланом. Крепко удерживающему в своих руках инициативу, Наполеону фактически была дана возможность предложить австрийцам разработанные им самим условия мира, отражённые в подписанном 17 октября 1797 г. в Кампо-Формио договоре.

Но, хотя Австрия и извлекла из него немалую выгоду, получив значительную часть бывшей Венецианской республики, разделённой между ней, Цизальпинской республикой и Францией (которая получила Ионические острова), это соглашение ни к чему не привело. У Наполеона в роли фактического правителя Цизальпинской республики появился вкус к политической власти. Он говорил: «Я попробовал власть и больше не могу от неё отказываться»[25]. Обретя важность наследного принца, он предавался полётам фантазии, никогда не знавшей границ.

«То, что я сделал до сих пор — это ничто. Я только в начале пути, который следует пройти. Уж не думаете ли вы, что я побеждаю в Италии только для того… чтобы основать республику?»[26]

К концу 1797 г. Наполеон уже реально подумывал об установлении контроля над французским правительством[27]: он открыто говорил, что не уйдёт из Италии, если ему не будет предоставлена «во Франции роль, сходная с той, которая у меня здесь», и, кроме того, отмечал;

«Парижские адвокаты, на которых возложено руководство Директорией, ничего не понимают в управлении. Это посредственности… Очень сомневаюсь, что мы найдём общий язык»[28].

Но всё же он признавал, что время для этого ещё не настало, а потому он должен покрыть себя ещё большей славой. Самым главным для него стало действие: вернувшись во Францию в конце 1797 г. он пояснил: «В Париже ничто долго не запоминается. Если буду и дальше бездельничать… я пропал»[29]. Утверждать, что его кипучая энергия и непомерное честолюбие стали единственными выразителями