Русская жена - Наталья Копсова

- Я согласна с вами, Гунар-Хельвиг, что Оля не всегда правильно распоряжается деньгами, бывает иногда несколько неорганизованной, взбалмошной и категоричной. Но ведь она еще очень молода, а все приходит со временем. Зато ваша супруга - веселый, очень красивый и добрый человек. Как она откликнулась, можно сказать всей душой, когда подруга Светлана оказалась здесь, в Норвегии, в сложной ситуации.

- Гм, это правда. У Ольги просто особый дар ввязываться в неприятные истории со странными людьми. Она их повсюду находит. Я пытаюсь ей объяснять, как это неприлично, но она обижается и отказывается слушать.

- Что это вы такое обо мне говорите? - с подозрением переспросила меня настороженная подружка, не уловив смысла английской речи.

- Просто я сказала, что ты веселый, красивый и добрый человек и что ему повезло с женой.

Ольга недоверчиво взглянула сначала на Гунара, потом на меня: "Заговорщики хреновы!"

Перед кофе мужчины решили поиграть в шахматы. Оля, воспользовавшись моментом, закрылась со мной на кухне, чтобы по секрету покурить.

- А как дела у твоей Светланы? - поинтересовалась я первым делом.

- Уехала Светлана. Он ей сказал, что отпустит, если она с ним ляжет...

- Она, конечно, послала его куда подальше?!

- Она отдалась, дурочка. Уже ничего не соображала. Он потом умолял не уезжать, стать его женой. На коленях стоял. Но билет, конечно же, не порвал. Все врал, подлец! Света говорит, в жизни больше с мужиками не свяжется: ни с нашими, ни с иностранцами. Будет жить для дочери.

- Да не бери себе в голову. Все будет хорошо.

- И не сомневаюсь. Она совсем молодая и красивая женщина.

- Слушай, Оль! Могла бы ты попросить Гунара перевести для меня одну страничку текста с английского на норвежский. Знаешь ведь сама, в Норвегии не принято просить об одолжениях, а мне очень срочно надо.

- Давай свою бумаженцию и ни о чем больше не волнуйся. Чего хочу сказать: я же на танцы теперь хожу, на латиноамериканские. Обожаю всякие танги и фламенки. Вчера были на первом уроке. Танцевали в паре с Гунаром. Он тоже записался, хотя танцы, особенно такие, просто ненавидит. Ха-ха-ха. Пусть потанцует - ревнует, значит любит. Ой, пока не забыла! Выручи, а?! Купи браслет кубачинский за 400 крон. Посмотри узор какой дивный, точь-в-точь как на твоем колечке. Мне деньги дозарезу нужны, а от моего жмота разве дождешься. Сама знаешь... А норвежцы эти дикие о кубачинской работе не слыхали, могут и не купить. Но ты-то ведь знаешь, что вещь стоящая.

Ольга стряхнула пепел в сад, слезла с подоконника и сняла с руки широкий серебряный браслет, действительно очень красивый. Я прикинула, что в Москве сейчас смогла бы его купить примерно долларов за 15 и, вздохнув, достала деньги.

- Это что же за журнальчик такой ты почитываешь? И о чем же статеечка? - Оленька начала листать валявшийся на кухонной табуретке журнал.

- Английский "Космополитан". Жизнь Марии Склодовской-Кюри.

- Ой, смотри, какой красавчик и в такой позе... Обхохотаться просто. Это о чем?

- "Сорок способов удовлетворить мужа".

- Переводи!.. Да, это вещь, обязательно попробую. - Она прямо начала помирать со смеху. - А вот про икру у них наверняка нет!

В дверь кухни постучали. На пороге стоял Гунар-Хельвиг.

- Отлично играет Игорь в шахматы. У такого не выиграть.

Он сурово покосился на фотографию обнаженного мужчины с сидящей на нем женщиной в журнале на моих коленях.

- Вот и сыграл бы с ним еще. Потренировался бы... Что там дальше, читай!

Но следом за Гунаром в кухню вполз кряхтящий Боренька, волоча разодранные подарки другим нашим знакомым к их новоселью. Донесся донельзя восторженный визг Сережи и Маши.

- Одевайтесь и марш в садик. Погода хорошая!

Оленька ненадолго отвлеклась, но потом опять потребовала продолжения наших чтений. Я объяснила, что хотела бы накрыть сладкий стол и сварить кофе. Мужчины уже заканчивали очередную партию в шахматы. "Космополитан" отдала ей с собой.

Конечно же, к сладкому столу первыми бросились вернувшиеся с прогулки малыши. Они рассказали, что играли в пиратов на открытой веранде. Я выглянула в окно. Вся веранда была разукрашена черепами, костями и еще какими-то кривыми рожами с одним глазом. "Будет мне от домовладелицы "на орехи", если это не отмоется", - мелькнула грустная мысль в голове.

Мы, взрослые, чинно расселись.

- Игорек! - решила разогнать скучноватую обстановку игривая Ольга. - Ты ж коренной волжанин! Я знаю, что ты хорошо поешь, не отпирайся. Давай про Волгу на два голоса!

Она была неотразима с ее очаровательно молящей гримаской, и они запели про хлеба и снега на высоких волжских берегах. У Игоря от природы был поставлен раздольный баритон, а Ольга вторила ему страстным контральто. "Прямо радио! Браво-браво!" - захлопала я с бешеным энтузиазмом, предвкушая отличную хохму. "О, Волга - колыбель моя, любил ли кто тебя, как я?!" - как на сцене декламировал супруг стихи Некрасова, потом опять запел. После "Стеньки Разина" последовала песнь о "Кудеяре-разбойнике" и, с особым чувством, припев: "Господу Богу помолимся, будем ему мы служить..."

Оленька между приступами смеха уже едва-едва могла переводить слова для Гунара-Хельвига. "Как люблю вас всех!" - закричала она, прямо рыдая от хохота.

Доев кусок торта, Гунар, к некоторому моему изумлению, заявил, что очень устал после тяжелого трудового дня в лесу и особенно тряски в тракторе и хотел бы поспать. Я, как ошалелый зомби, собралась перестилать белье в Сережиной спальне, но муж позвал меня обратно. Ольга и Гунар уже заканчивали выяснять отношения. Ольга заявляла, что в России так не принято: поел и спать захотел. В России принято за столом общаться, и только у дикарей засыпают прямо во время застолий. На что Гунар отпарировал, что она, по его мнению, просто Норвегию не любит. "Что, Родину не любишь?" - захохотала я и осеклась, увидев две блестящие слезки в ее очаровательных глазках.

- Я тебе буду звонить, - буркнула Оленька и, схватив плащ, побежала прочь из нашего дома. Гунар-Хельвиг очень извинялся, объясняя, что действительно страшно устает в лесу. Что надо быстро дорубить местную лесосеку и уезжать в Бускеруд (область Норвегии), где ураганом повалено много деревьев. Игорь с виноватой улыбкой на ломаном норвежском очень извинялся за нашу непонятливость. Я переживала свою вину почти с отчаянием, но никак не могла объяснить себе, что сделала неправильно и где ошиблась. А из душевой, где тем временем мылся супруг, еще долго доносились песни про цыганок, разбойников, любушек-зазнобушек и удальцов-молодцов. Глава пятая

Дней десять спустя, где-нибудь в районе полтретьего ночи настойчиво зазвонил телефон. - "Неужели что-то случилось", - завертелась пронизывающая мысль, и я, еще плохо ориентируясь спросонья, с трудом нашла в темноте трубку и чуть было ее не уронила на пол.

- Добрый вечер, Наташа, - возник сдержанный приятный голос Гунара-Хельвига. - Извини за столь поздний звонок, но Оля не у тебя? Нет? Могла бы ты мне найти сейчас телефон Роджера, англичанина с ваших курсов?

- Да, конечно, поищу. А что случилось?

- Оля пропала. Вот пытаюсь ее разыскать.

- Гунар-Хельвиг, Ольга никак не может быть у Роджера. Он уже три недели в тюрьме и на курсы не ходит.

- Что-о? Он еще и в тюрьму попал?

- Он просто выпил кружку пива и сел за руль. В Англии так разрешается, а норвежская полиция наказала его заключением на месяц. Но ничего, Роджер уже скоро освободится. А Боренька спит?

- Боря спит. До свидания, Наташа.

Весь следующий день их номер не отвечал, но ближе к вечеру Ольга собственной персоной появилась у нас в доме.

- Я только на секундочку. Этот ждет в машине.

Она выглядела измученной и какой-то, я бы сказала, потухшей.

- Ты, Наталка, помнишь, рассказывала, что читала о какой-то там "Организации помощи русским женщинам" в Киркенесе. Можешь разыскать сейчас туда телефон?

- Постараюсь. Что произошло-то с тобой?

- А-а, даже вспоминать противно. Сначала этот гад приезжал, ну этот Пер - дружок. Я заперлась в спальне, чтобы его не видеть. Мой стучит мне в дверь, говорит: "Ольга, это же гость. Принеси на стол чего-нибудь. Потом запрешься опять". Я намазала им их дурацких бутербродов, налила соку и понесла на подносе. Официантку, видишь ли, нашли. Эта свинья, Пер, мне и говорит: "Все пендришь из себя, русская красавица? Никак не успокаиваешься... Ничего, уже не долго осталось!" Слушай, я не могла больше терпеть. Схватила стакан сока и плеснула в его противную рожу.

- Ой, прямо как Жириновский!

Смешно было представить этакую сцену.

- Да, как Жириновский, - недовольно осекла меня Оля. - Потом бросила их в доме к чертовой матери. Сама топала четыре километра через лес, поймала машину и сидела в баре в Кристиансанде до утра. Утром вернулась, Борьку-то кормить надо, да и испугался он. Заодно вещички собрала. Все, с меня хватит. Домой хочу в Архангельск, к маме с папой. - Она отчаянно разрыдалась. - Как тут у них разводятся?!