Эстафета смерти - Юрий Курик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После окончания профессиональной спортивной карьеры Арутюнов сразу купил две автозаправки, через три года еще две. Кавказский период жизни Амаяка Ашотовича, по собранным оперативным сведениям, поводов к возникновению кровной мести не давал. Ссоры были, потасовки случались, но убийства или смертельно обидных оскорблений не случалось. Аксакалы, знающие историю тейпа Арутюновых с Адамовых времен, не могли вспомнить ни одного случая из жизни рода, давшего повод к кровной мести. Эта версия, как и десяток других, потерпела крах.
Дольше всех муссировали прострелянные и оторванные яйца господина Арутюнова. Многим казалось, что разгадка убийства заключена именно в них. Кто-то же сознательно покусился на его мужское достоинство! Проявил, так сказать, к ним свое резко негативное отношение посредством 150мм строительных дюбелей. Не оторвали ухо, не отрезали впечатляющих размеров нос, не отпилили ногу, а пристрелили к стене яйца. Факт примечательный, и мог послужить ключиком к разгадке тайны убийства. Стрелял, несомненно, мужчина. Во-первых, строительный пистолет не для женских ручек. Во-вторых, справиться с хоккейным товгаем женщине явно не под силу. Несмотря на то, что Арутюнов уже давненько оставил спорт, надеяться на легкую победу над ним было весьма легкомысленно и очень опасно для здоровья. Для здоровья нападающего. Бывших товгаев не бывает. Любой из них всегда готов с легкостью размазать по стенке двух-трех гоп стопников. Из этого следует, убийца Амаяка Ашотовича физически очень сильный человек и при этом обладал высоким ростом. Он сумел поднять тело Арутюнова на высоту, недоступную человеку среднего роста.
Может быть, на месте преступления были два человека: высокий сильный мужчина и смертельно обиженная Арутюновым женщина? Никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию. Правда, за десять дней до убийства соседка Арутюнова по коттеджу видела, как Амаяк Ашотович приводил на свой строящийся особняк высокого мужчину с едва заметной хромотой на правую ногу. Позднее он говорил жене, мол, нашел на отделку коттеджа хорошего и недорогого прораба с бригадой. Дело, осталось за малым – договориться о цене и сроках работ. Операм не удалось обнаружить этого прораба. Может быть, им не удалось договориться о цене или сроках работ. Причины могут быть разными, но высокий прораб (предположительно средних лет и славянской внешности) больше нигде не появлялся и в материалах дела по убийству Арутюнова не фигурировал. Снова и снова следаки из Главного Следственного Управления просеивали окружение Арутюнова в надежде разыскать человека, распявшего бывшего ТОВГАЯ в подвале собственного коттеджа, или человека, заказавшего это зверское убийство. Были подняты на ноги осведомители всех силовых структур. Сотни внимательных ушей сексотов ловили в кабаках, притонах, банках, на рынках любое слово, которое очень даже отдаленно напоминало «дюбель», «АЗС», «бензин», «яйца в отрыве».
***
За время расследования убийства Арутюнова было попутно раскрыто шесть ранее не раскрытых убийств, арестованы восемь человек, находящихся в федеральном розыске, закрыто 146 подпольных казино, ушел с должности прокурор области, крышующий игорный бизнес. Было обнаружено два подпольных нефтеперегонных завода, ликвидированы 203 незаконных врезки в нефтепровод, изъято 1,5 тонны наркотиков. Короче говоря, смерть Амаяка Ашотовича Арутюнова принесла правоохранительным органам хорошие плоды на криминальной ниве, но его убийца не был найден. Дело плавно перешло в юрисдикцию Главного Следственного Управления. Вместе с ним в Главк был переведен и Олег Шивцов как грамотный, инициативный сотрудник, оказавший следствию неоценимую помощь.
На фоне глобальных событий, потрясающих социум поселка Завидово, связанных с убийством «олигарха местного разлива» Арутюнова, акт вандализма на местном кладбище прошел незаметно. Как-то буднично. Широкой публике поселка Завидово известно в чем опускали в могилу покойного Арутюнова. Большинство жителей поселка, в том числе и маргинальных элементов, могли воочию лицезреть на шее покойного вызывающий блеск увесистой золотой цепи. На правой руке обручальное кольцо, на левой – сверкал фамильный перстень. О золотозубой улыбке Арутюнова было известно всем: от соседей до плечевых проституток трассы Москва-Рязань. Более упакованный покойник был погребен на местном погосте в 1913 году. Был он настоятелем местного храма. Могила его за давностью лет затерялась, но, если верить местным слухам, место захоронения батюшки не было осквернено. То ли моральные устои наших пращуров были крепче, то ли действительно Бога боялись.
Но надо признать, раньше отношение к покойникам было уважительным. За могилами наши предки ухаживали, берегли их. Понимали, могила – память о близком человеке, последняя дань уважения. Не зря на могилу ставят памятник. Не важно, с православным или католическим он крестом, с шестиконечной звездой или полумесяцем. Главное здесь слово – памятник. В основе этого слова лежит «память». Народ, потерявший свою историческую память и оскверняющий могилы, не достоин жизни. Рано или поздно этот народ сгинет с материнского лона Земли и памяти человечества.
В отдельно взятом поселке Завидово тело господина Арутюнова со всеми полагающимися почестями было предано земле, но его бренные останки не нашли упокоения под могильным холмиком. В ночь после погребения могилу, где с миром покоился господин Арутюнов, вскрыли неустановленные лица. Прибывший на место происшествия участковый полицейский констатировал в протоколе: могила, в которой накануне похоронили А. А. Арутюнов, раскопана. Гроб извлечен на край могильной ямы и вскрыт. Тело покойного гражданина А. А. Арутюнова некие злоумышленники умыкнули в неизвестном направлении. Был вызван кинолог с розыскной овчаркой по кличке «Комиссар Рекс». Собака уверенно взяла след от раскопанной могилы и довела до шоссе, где заметалась, заскулила, заискивающе завиляла хвостом и по оконцовке села на свою комиссарскую жопу. След потерян. Работник кладбища, 70-летний сторож Василия Пантелеймоновича, лежал вторую неделю с жесточайшим приступом почечуя (в простонародье – геморроя) и пояснить факт вандализма и гробокопательства на поселковом погосте не сумел.
В связи с происшествием допросили всех маргиналов поселка в количестве 264 человек. Твердого алиби не было ни у кого. Все были пьяны до степени, когда никто ничего не помнит. Где, когда он был, с кем и что делал. Учитывая ежедневную тяжесть их опьянения, маловероятно, что кто-то из них мог, вообще, держать лопату и копать ею землю! Местный православный батюшка Серафим предположил, что тело господина Арутюнова умыкнули сатанисты для своих черных треб. Бывший инструктор райкома КПСС Зоя Леонидовна Купцова авторитетно заявила, мол тело Амаяка Ашотовича выкрали, чтобы распилить на органы и в розницу (так намного выгодней, чем оптом!) продать в Израиль. У них, проклятых евреев, мафия в медицине по органам, и поэтому она самая сильная в мире.
Вскоре происшествие на строящемся коттедже Арутюнова стало забываться. Тем более, случилась еще одна кровавая трагедия. Безработный, бывший кузнец обанкротившегося ныне механического заводика, некто Павел Петрович Никишин, 48 лет, женатый, отец двоих детей, в пьяном угаре застрелил из своего дробовика соседскую собаку Люську, собственную тещу, кошку сибирской породы и поросенка Борьку. Мужики горячо осуждали эту новость на задворках местной аптеки за распитием двух десятков фунфуриков аптечной перцовой настойки и двух литров стеклоочистителя (сволочи, куда подевали одеколон «Тройной»?!).
По истечении дискуссии допили все и решили, Никишин чудак на букву «М»! Животных-то, зачем стрелять!
Глава третья
Погода стояла чудная. В голубую, без единого облачка, высь небосвода торжественно вкатывалось солнце, расцвечивая верхушки деревьев мириадами искрящихся изумрудов ночной росы. Воробьи щебетали-чирикали свои утренние разговоры, и уже начали сбиваться в шустрые стайки для совместной трапезы. Голуби-сизари, воркуя степенно-важно, расселись на ветках засохшей пихты возле мусоросборника. День, судя по раннему утру, обещал быть удачным.
Манюня не обращал внимания на прелести природы. Манюня кайфовал. Он держал в руках целую палку твердокопченой колбасы. Разломил ее и нюхал. В нос ударил волнующий аромат смеси имбиря, кардамона с нотками корицы и чеснока. Сорта колбасы Манюня не знал. По большому счету этот факт не имел для него значения. Твердокопченая колбаса любого сорта, ее запах, были для Манюни символами богато сервированного стола, сытой, до икоты, жизни. Она была для него знаменем благополучия, фетишем счастливой, ничем не омраченной жизни… Вспомнились тонко нарезанные кружки сервелата, темно-янтарная маслянистость армянского коньяка…