Ботон - Генри Уайтхед

Небольшие землетрясения сопровождали вторжение легионов Ботона, и, когда он достиг дворца Императора, землю затрясло со страшной силой. Каменные мостовые покрылись глубокими трещинами. Массивные здания стали с грохотом разрушаться, как бы аплодируя лудектским солдатам. Ботон находился во главе войска, когда его оглушило и бросило на мостовую. Теряя сознание, он успел лишь заметить, как три четверти его армии превратились в кровавое месиво из костей и разорванной плоти; но эту картину милосердно закрыли от его глаз тысячи тонн каменной пыли. Очнулся Ботон уже в тайной тюрьме цитадели Алу…

Около десяти часов утра Коулингтон тихо вошёл в комнату Мередита. Всю ночь доктор размышлял о первой беседе с пациентом и вчерашнем совещании с лингвистами, посвященном записям на неизвестном языке. Психиатр решил поделиться своими мыслями с Мередитом:

— Мне тут вспомнился один необычный случай, который произошел лет семь-восемь назад. Я работал тогда стажером в Государственной больнице Коннектикута для душевнобольных. В течение двух лет я был помощником доктора Флойда Хэвиленда. У нас было несколько частных пациентов, и был среди них один джентльмен средних лет. Он пришел к Хэвиленду, услышав о его успехах в лечении психических заболеваний. Этот джентльмен, которого я назову «Смитом» никоим образом не был сумасшедшим. Он жаловался, что ему мешают жить галлюцинации. Мы пытались лечить его два месяца. Он пришел добровольно и обладал достаточными средствами, поэтому мы предоставили ему отдельную комнату. Смит по всем признакам был нормальным за исключением тех моментов, когда его внимание было поглощено какими-то галлюцинациями. Пока он пребывал у нас, я часто убеждал мистера Смита, что у него нет никаких заболеваний мозга. Мой диагноз был такой — мистер Смит страдает от наследственной памяти. И доктор Хэвиленд был согласен со мной. Такой диагноз был настолько редким, что являлся в своем роде уникальным.

Среднестатистический психиатр за всю свою карьеру мог бы никогда не столкнуться с таким больным. Есть, однако, зарегистрированные случаи. Мы смогли отправить пациента домой почти выздоровевшим. Мы посоветовали Смиту заниматься самовнушением. Напоминать себе, что с ним все в порядке, и его галлюцинации являются лишь временной иллюзией, а не болезнью.

— Занятный случай, — прокомментировал Мередит рассказ психиатра. Его слова были всего лишь попыткой показаться вежливым. На самом деле его ум был занят воспоминаниями о сновидении: военачальник Ботон буйствует в тюремной камере, его тревожит судьба своих солдат. Сквозь маленькое окошко он видит мертвенно-бледное небо и какие-то вспышки огня, слышит далекий и пугающий рёв моря. Сейчас Мередит был просто не способен слушать Коулингтона. Но чутьё подсказывало ему, что о своем сне лучше не рассказывать, так как никто ему всё равно не поверит.

Доктор Коулингтон заметил, что пациент выглядит бледным и напряженным. И это ему не нравилось. Доктор задумался на мгновение, выпрямился в кресле, положил ногу на ногу и соединил пальцы в некоем судейском жесте.

— Честно говоря, Мередит, я решил вам рассказать про Смита не только потому, что он был необычным пациентом, но и из-за того, что его галлюцинации имели поразительное сходство с вашими. Я не хотел вас тревожить, пока ваше душевное состояние не улучшится. В общем, мистер Смит мог вспомнить и даже произнести некоторые фразы на неизвестном доисторическом языке, которые он выуживал из своей исторической памяти в моменты галлюцинаций.

— Мередит, — доктор повернулся к пациенту и внимательно посмотрел в его глаза, — у Смита было три-четыре фразы, идентичных вашим!

— Боже мой! — воскликнул Мередит. — Что это за слова были, доктор? Вы записали их?

— Да, я принес эти записи, — ответил психиатр.

Мередит вскочил со своего кресла и склонился над плечом Коулингтона, пока тот перебирал бумаги. Он не отрывал глаз от листков с аккуратно напечатанными словами, слушая внимательно и содрогаясь, пока доктор Коулингтон читал вслух. Затем он взял листки в свои руки, сел в кресло и перечитал всё сам, шепотом проговаривая каждое слово. Мередит был бледен, его трясло с ног до головы, когда он по одному листочку возвращал записи психиатру. Доктор Коулингтон с тревогой смотрел на него. Его профессиональный ум был настороже. Этот необычный эксперимент с записями Смита чем-то привлек внимание пациента. Доктор Коулингтон чувствовал что-то смутное, что не мог выразить словами. Несмотря на его многолетний опыт в лечении психических, нервных и «пограничных» заболеваний, он не мог определить, что происходит в уме Мередита. Так что этот пациент был ему особенно интересен. Но психиатр был бы еще более озадачен, если бы узнал истину.

Мередит, перечитывая записи Смита, опознал все слова и термины, но особенно его поразила фраза «Наш любимый Ботон пропал без вести». Доктор решил, что сейчас лучше не беспокоить больного. Пусть Мередит отдохнёт, восстановит силы и справится с душевным волнением, от чего бы оно ни возникло. И поэтому потихоньку направился к двери. Выходя, он на мгновение задержался и еще раз глянул на пациента. Мередит, похоже, не обратил внимания, что доктор уходит. Он погрузился в какие-то размышления и не замечал ничего вокруг. И доктор Коулингтон, научившийся за долгие годы работы с психически больными людьми добиваться их расположения, увидел в глазах Мередита слёзы.

Через час одна медсестра передала психиатру просьбу Мередита навестить его. Пациент выглядел спокойным и нормальным.

— Я попросил вас зайти на минутку, доктор, — начал Мередит, — хотел спросить, есть ли у вас какое-нибудь снотворное?

Затем он горько усмехнулся: — Знаю только, что такой сон могут вызвать морфий и опий. Я не особо разбираюсь в медицине, и естественно вы можете не давать мне лекарств больше чем необходимо.

Доктор Коулингтон подобно судье задумался. Это была неожиданная просьба. Он принял во внимание, что история его пациента Смита сильно огорчила Мередита. Доктор воздержался от расспросов, зачем Мередиту понадобилось снотворное. Он кивнул головой.

— Я приготовлю вам самую простую настойку, — сказал психиатр. — Она не вызывает привыкания, основана на опасном наркотике хлорале, но для своих больных я смешиваю его с сиропом и развожу в половине стакана воды. Очень хорошо усыпляет. Я пришлю его вам, но пожалуйста, помните: четыре чайные ложки настойки — максимальная доза. Даже двух, пожалуй, будет достаточно. Никогда не больше четырех ложек, и не большего одного приема в двадцать четыре часа.

Доктор Коулингтон подошёл к Мередиту и осмотрел его голову в том месте, где тот ударился об умывальник. Синяк был все еще там. Доктор легонько прощупал синяк пальцами.