Чудаки и зануды - Ульф Старк

– Бедняжка, – прошептал дедушка. – Таков уж род человеческий, все в нем перемешано: блаженные и недотепы, чудаки и зануды. Твоя мама – чудачка, я тоже. И моя мама была с чудинкой. Знаю, с такими людьми жить непросто. А еще есть зануды. Этим вроде полегче. Но и скучнее, черт меня подери!

– Я тоже с чудинкой? – попыталась я улыбнуться.

– А как же! Вот только подрасти! – Он тихо и ласково гладил меня по затылку, где коротко остриженные волосы топорщились во все стороны. – Мы все исполнены сил, о которых знать не знаем, – продолжал дедушка. – Словно море, кишащее всякими диковинами – рыбой и водорослями – и полное движения и жизни. Осторожные зануды строят дурацкие мостики через эти загадочные глубины, боятся замочить ботинки – вдруг испортятся. Мы же, чудаки, прыгаем в поток и отдаемся на волю волн, нас несет течением. Пусть это опасно. Пусть на нас с ужасом и страхом смотрят зануды.

Я не совсем понимала, о чем он толковал. Дедушкина рука на моем затылке казалась большой и тяжелой. А слезы все лились, холодные, словно текли из того жесткого комка, что бился у меня в груди.

– Только остерегайся дурных ветров, – шепнул мне дедушка, прежде чем раствориться в темноте.

Что он хотел этим сказать? Может, он и правда не в своем уме?

Невмоготу мне жить со всеми этими придурками и чудаками, населившими наш дом!

Порыв ветра настежь распахнул окно, свалил с подоконника пару цветочных горшков, стопку счетов, которые мама разобрала вчера вечером, и ворвался прямо мне в сердце.

Я почувствовала, как злоба и гнев переполняют меня.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Я сидела одна на кухне и завтракала – запихивала в себя тосты, которые со злости сожгла почти до углей.

Вошла мама в пятнистом платье под леопарда, выставлявшем на обозрение ноги и грудь. Вдобавок она надела пожарно-красные туфли, напялила черные чулки в сеточку и диковинные темные очки в усыпанной блестками оправе.

– Ты уже встала? – прощебетала она. – Вот, хочу проводить тебя в школу.

– А я думала, ты на маскарад собралась, – злобно съехидничала я.

– Пойду познакомлюсь с твоей учительницей, – продолжала мама, пропустив мои слова мимо ушей, – и на твоих друзей посмотрю.

– Никакие они мне не друзья. Я их еще в глаза не видела.

– Что с тобой? – обиделась она. – Не ты ли говорила, что хочешь иметь нормальную маму. Нормальная мама обязательно в первый день проводила бы дочку в новую школу.

– Нормальная мама никогда бы так не вырядилась.

– Как – так? – удивилась мама и даже сняла очки, чтобы лучше меня разглядеть. – Чем тебе не нравится мой наряд?

– Ты похожа на чокнутую дикарку из какого-нибудь фильма про Тарзана, – проворчала я, ощущая, как злоба пускает корни в моем сердце.

Из туалета приковылял Ингве, уселся за стол, насыпал себе в йогурт гору пшеничных ростков, сухих дрожжей и дробленых орехов.

– О чем речь? – прохрустел он, расправляясь с хлебцем.

– Моя дочь не хочет, чтобы я проводила ее в школу. Считает, что я выгляжу словно полоумная дикарка.

– Конечно, мама должна тебя проводить, – заявил Ингве, совершая положенные двадцать четыре жевательных движения.

– Ни за что! – прошипела я и выскочила из-за стола.

На ходу я как бы нечаянно опрокинула пакет с обезжиренным молоком. Бело-голубой водопад хлынул со стола прямо на отглаженные брюки Ингве.

– Ты что, матери стесняешься? – крикнула мама вдогонку.

– Да! – проорала я, чувствуя, как злоба закипает во мне.

Прежде чем выскочить на улицу, я бросила взгляд в большое зеркало в прихожей. В нем отразилась худенькая, долговязая, невзрачная девчонка в залатанных джинсах, кроссовках и полосатой майке. Глаза, смотревшие из-под короткой челки, источали злобу. Я натянула розовую куртку и двинулась в школу.

Если мама была похожа на дикарку, то я смахивала на отощавшую городскую крысу.

Конечно, я в первый же день опоздала в школу. Немало времени ушло на то, чтобы отыскать на берегу кирпичную коробку с мрачным двором и какой-то статуей, здорово похожей на жареного цыпленка. А потом еще надо было найти нужный класс.

Когда я открыла дверь, все уставились на меня, словно на какое-то наглядное пособие, вроде чучела. Я никого не знала: ни Черпака, ни Водяного, ни Софии, ни Нетты, ни Пэры, ни Данне, ни Пепси, ни Клары, ни Скунса, ни Исака, ни Берсы, ни Катти, ни Мурашки, – а они все таращились на меня.

Учительница была довольно молодая и миловидная. В своем кремовом летнем платье она была похожа на сдобную булочку. Клубнично-красные губки улыбнулись мне, и она спросила:

– Это ты – новенький?

– Наверное, я, – ответила я как можно беспечнее.

– Ты ведь должен был прийти еще вчера, верно?

Ну что тут ответишь? Не рассказывать же, как дедушка в дамских сапогах заявился из больницы, чтобы умереть в нашем доме. Что проку? Скажешь правду – никто не поверит. Хочешь, чтобы верили, – ври.

– Я заблудилась, – пробормотала я неуверенно и сразу поняла, как нелепо это звучит.

Черт! С самого начала выставить себя круглой идиоткой! Я видела, как ребята перешептываются, фыркают и ерзают на стульях. Не слишком-то удачное начало.

– Раз дорога отняла у тебя так много времени – присядь отдохни, – миролюбиво предложила учительница. – Вон там, у окна.

Я-то надеялась занять место в дальнем углу, чтобы можно было перевести дух и разглядеть остальных. Не вышло. Придется сидеть в первых рядах, бок о бок с каким-то надутым воображалой – долговязым веснушчатым парнем со взъерошенными светлыми волосами и голубыми глазами.

– Меня зовут Исак, – шепнул он и улыбнулся.

– Что скалишься, придурок! – огрызнулась я.

Постепенно в классе стало тихо.

– Итак, – объявила учительница, которую звали Гудрун Эрлинг, – у нас новый мальчик – Симон Кролл, прошу любить и жаловать. Надеюсь, тебе у нас понравится и мы станем друзьями.

Новый мальчик! Симон!

Ведь это она обо мне! А все мое дурацкое имя – Симона. Привалило счастье! Я с этим имечком намучилась – хоть плачь! Вечно приходится по десять раз повторять. Ну почему меня не зовут Фридой, Анной или Стиной? Линдой, на худой конец?

«Симона – красивое французское имя», – твердила мама в ответ на мои жалобы. Может, и так, но мне оно ни к чему. Я бы предпочла иметь нормальное шведское, чтобы никто не переспрашивал и не пялился, такое, с которым можно жить по-человечески, быть скучной, грустной, глупой – какой угодно.

И вот снова кто-то что-то недослышал или записал неверно. Буква "а" потерялась, и все ждали мальчика по имени Симон. А заявилась я! Ну что теперь прикажете делать? Сказать по правде, у меня редкостный талант влипать в самые невообразимые истории.

Допустим, я бы сказала: «Извините, видимо, произошла ошибка. Вообще-то я девочка. Меня зовут не Симон, а Симона». Нет уж! Знаю, чем бы все это кончилось. Все бы просто с парт попадали от смеха. И я бы это еще долго расхлебывала, и все равно меня прозвали бы Симоном, или Парнишкой, или еще как-нибудь не менее забавно.

Я осторожно ощупала стриженые волосы и попыталась припомнить свое отражение в зеркале. Волосы были довольно короткие, без всяких там заколок и бантиков, которые могли бы меня выдать. Хорошо, хоть грудь еще не выпирает! И что я с утра не вырядилась в платье! Такую одежду, как на мне, мог бы носить любой мальчишка. Кроме трусов, конечно, но их-то никто не видит.

– Спасибо! – сказала я по-мальчишески хрипло. – Мне наверняка понравится.

Сдобная булочка у доски благосклонно улыбнулась мне клубничными губами.

– Подлиза! – прошипел мой сосед по парте.

– Крыса! – огрызнулась я.

– Обезьяна! – выпалил Исак. Его бойцовский задор вызвал у меня уважение.

– Придурок вонючий! – выдала я.

– Жаба надутая! – парировал он.

Но тут учительница оборвала нашу перепалку. И слава Богу! Еще немного, и Исак бы меня одолел. Я прямо-таки возненавидела этого мальчишку.

– Понимаю, вам не терпится познакомиться, – просияла учительница. Она-то видела только наши губы и решила, что мы нашептываем друг другу всякие любезности. – Договорите на перемене. Между прочим, – добавила она, – неплохо бы тебе, Исак, показать Симону школу, раз вы успели поладить.

Исак добродушно кивнул учительнице и постарался изобразить этакого Доброго Старшего Брата, а сам тем временем шарил рукой под партой – и вдруг как ущипнет меня!

Сквозь боль я ощутила живейшую радость: я их всех надула! Они поверили! Никто ни на секунду не заподозрил, что я не тот, за кого они меня приняли.

Быстро и ловко разделалась я с этой дурочкой Симоной, с которой вечно что-нибудь да не так, и превратилась в задиру по имени Симон.

Знала бы я тогда, к чему это приведет!

После звонка я быстренько натянула чью-то выцветшую джинсовую куртку, висевшую в коридоре на вешалке. Она была велика мне на несколько размеров, да еще вся в заклепках. На спине красовались большие серебряные буквы MOTORHEAD. Куртка мешком висела на моем тщедушном теле, воняла грязью, табаком и бензином. Это была находка. Я решила побыстрее избавиться от розовой девчачьей куртки, в которой пришла в школу.