Спасибо за покупку - Лев Соломонович Новогрудский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Руки убери! Руки! Ишь нашелся! — захлебывалась в крике продавщица. — Много вас тут таких ходют!
— Дайте мне положить масло на весы!
Паренек старался сохранить достоинство, и это, вероятно, было нелегко, поскольку опасность перемазаться в сметане заставляла его принимать самые нелепые и комические позы. Но он не сдавался:
— Вы не имеете права. Не мешайте! Вы за это ответите!
— Грозиться вздумал! Право ему! Испуга-а-ались!.. Ты жене своей грози. Пьяный, да? Точно, пьяный! — И она снова отбрасывала от чашки весов протянутый сверток.
— Что происходит? — спросил высокий мужчина в белоснежном, туго накрахмаленном халате.
Подошел он сзади и теперь стоял рядом с Юлькой — темные, с сильной проседью волосы, четкая линия твердо сдвинутых губ, длинный розовый рубец на щеке, взгляд неприветливо-отчужденный, какой бывает у человека, которого оторвали от дел по поводу мелкому и досадному.
— Что здесь происходит? — повторил вновь пришедший с некоторым раздражением.
— А вот и Виктор Егорыч, — сладко пропела продавщица и в новом приступе остервенения стала тыкать пальцем в сторону паренька: — Пьяный он, пьяный!
Паренек хотел было передать масло Виктору Егоровичу, но не успел. Совершенно неожиданно и очень быстро продавщица выдернула из его руки сверток, рванув при этом так, что паренек пошатнулся.
— Глядите, на ногах не стоит! — закричала продавщица, указывая на парня.
Под собственный крик — Юлька на это обратила внимание случайно — продавщица сноровисто и ловко развернула масло и отбросила бумажку в сторону. «Зачем?» — недоуменно подумала Юлька. Хлоп — и кусочек оказался в эмалированном белом лотке среди других подобных ему кусочков, рядом с большим светло-желтым кубом, от которого и был, наверное, отрезан.
Паренек непроизвольно потянулся за маслом, когда бросала его в лоток продавщица, словно думал поймать его на лету, и тут же наступил на осколки банки, валявшиеся на полу. Осколки хрустнули, брызги сметаны из-под ноги парня рванулись в стороны. Молчавшие до того наблюдатели разом пришли в невероятное возбуждение и заговорили все одновременно, так что понять, к кому или к чему относятся их возмущенные реплики, не представлялось возможным. Продавщица продолжала шуметь, отругивался парень, невдалеке жалобно жужжал кассовый аппарат, грохотали входные двери.
Страшнейшая эта какофония рассмешила Юльку. Происходившее смахивало на заранее отрепетированное комедийное представление.
Виктор Егорович приказал продавщице:
— Пройдите, Клава, ко мне! — Затем он представился пареньку: — Дорофеев, директор магазина. Прошу вас в кабинет.
Сказав появившейся в белом халате женщине, чтобы встала на место Клавы, он обратился к покупателям:
— Спокойно, товарищи! Ничего не случилось.
«Ничего себе — ничего не случилось!» — подумала Юлька.
Директор двинулся через торговый зал и, приподняв доску, прошел за прилавок, а потом внутрь магазина. За ним потянулся паренек, за пареньком пошла Юлька. Ей ведь требовалось обратиться к Дорофееву — так было написано в направлении.
Стараясь не отрываться от паренька и миновав очень темный извилистый коридорчик, она, наконец, оказалась в директорском кабинете, ничем не примечательной крохотной комнатке с окном, забранным решеткой.
Кроме директора, прошедшего сразу за потрепанный, дешевый письменный стол, в кабинете оказались плачущая Клава, все тот же парень, она, Юлька, и неведомо откуда возникший седой, осанистый старик. К нему первому и обратился директор:
— Вы, товарищ, ко мне?
— Подожду. — Старик милостиво помахал рукой. — Мне не к спеху. Разбирайтесь со своими делами.
Сказав это тоном величайшего одолжения, старик плотно уселся на стул, упер в пол свою палку, приготовившись, как видно, оставаться здесь долго.
— Да нет, — возразил директор, — говорите, с чем пришли. Старость все-таки…
— Не радость! — с непонятным Юльке удовольствием подхватил старик. — Да-а, мало радостей в старости, а вы и последние норовите отнять. Вот ведь как!
— Что отнять? — Виктор Егорович недоуменно вскинул брови.
— Покой. Заслуженный, так сказать, отдых.
— Пользуйтесь на здоровье. Мы-то тут при чем?
— А при том самом! Ты попробуй воспользуйся. — Старик неожиданно перешел на «ты». — Попробуй, когда тебе каждый миг в самое ухо жу-жу-жу, гу-гу-гу, дык-дык-дык!
Произнося свои «жу-жу-жу», старик громко, им в такт колотил об пол тяжелой палкой. С каждым стуком он входил все в больший гнев, распалялся.
— Толком можете объяснить? — поморщился директор. Его, наверное, раздражал этот стук.
— То-о-олком? — картинно изумился старик и хряпнул палкой изо всех сил. — Это ты, ты объясни, когда свое безобразие закончишь?!
— Зря, папаша, расстраиваетесь, — подал вдруг голос паренек. — Жизнь прекрасна!
— А ты, молодой человек, не встревай! — Старик обжег взглядом своего нечаянного оппонента. — Вот если бы тебя так — каждый день по голове кувалдой, а потом сверлом, а потом рашпилем, а?
— Плохо, конечно, — согласился парень.
— То-то! А я пенсионер местного значения, — гордо сказал старик. — Чувствуете?
Тут старик со множеством деталей и подробностей стал перечислять свои заслуги перед государством, властно покрикивая на директора, если тот пытался его прервать, чтобы выяснить суть дела.
Старик уже рассказал, как он воевал в гражданскую войну, как сражался на фронтах Великой Отечественной, как восстанавливал, а потом развивал народное хозяйство, и Юлька было решила, что все, скоро конец, когда он неожиданно перешел к Декабрьскому вооруженному восстанию 1905 года.
— Хоть мне в ту пору трех лет не сравнялось, — неторопливо поведал старик, — однако…
— Ну и память у вас, папаша! — удивился паренек.
— Не отшибли пока. — Пенсионер кивнул на директора. — Не успели. Но стараются. — И продолжил рассказ.
Звонил телефон, в дверь поминутно всовывались разные головы и спрашивали: «Можно?» — но, наткнувшись на взгляд директора, быстро исчезали.
Было ясно: старик парализовал работу директора, остановить его можно было только грубостью или резкостью, но Виктор Егорович, видимо, не хотел прибегать к подобного рода сильным средствам, и это Юльке понравилось.
Старик, наконец, устал от собственных рассказов, умолк — на минуту, тяжело вздохнул и потребовал от директора, чтобы в магазине перестали пользоваться грузовым лифтом. Жил пенсионер в квартире, расположенной над магазином, когда же включали лифт, с помощью которого подавали товары из подвала в отделы, мотор шумел и был слышен в квартире старика.
— Но помилуйте! — воскликнул директор. — Лифт установлен с соблюдением всех технических требований. Принят надзором.
— Слепым надзором, — сказал старик. — И глухим.
— Мы ж его неделя как пустили. Вздохнули все! Ведь на горбу приходилось ящики и мешки из подвала таскать. А у нас большинство женщины, не хватает подсобных рабочих.
— Не мое дело, — сказал старик.
— Не выключу! — отрезал директор. — Ни за что!
— Выключишь, — пообещал старик. —
