Бабье лето медвежатника - Енё Рэйтё

«Раз-два, и прихлопну тебя, дай только с силами собраться!» – мечтает Пенкрофт-Неудачник-Теобальд-Вальтер-ХIII-Бенджамин. М-да, с этой кучей имен надо будет разобраться… А тут еще эта гармонь действует на нервы! Он с тоской устремляет взгляд на форточку.

Понятливая Эльвира мигом захлопывает и форточку тоже. Господи, и откуда только такие дуры берутся!

– Мне достаточно одного взгляда, чтобы угадать желание пациента, – щебечет она. – В нашем отделении люди моментально осваивают язык жестов и объясняются не хуже глухонемых.

«Чтоб ты сама онемела и оглохла!» – вздыхает измученный больной, по-прежнему прикованный к креслу.

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете: хорошо бы принять ванну! Угадала ведь?

Повязки не позволяют прибегнуть к мимике. Меньше всего ему сейчас хочется лезть в воду. Отдохнуть, выспаться наконец! Но как втолкуешь этой безмозглой? Сунув большие пальцы под мышки, он показывает, что пижамная куртка тесна.

– Хорошо, что напомнили! Где у нас термометр?

Эльвира ставит градусник, а больной готов разреветься с досады.

Да что же здесь творится? Неужто никто из больных не сказал ей, что она не сиделка, а наседка, несносная, глупая курица? Что в борьбе за равноправие с мужчинами она вышла в передовые, своей системой ухода за больными проторив женщинам путь к карьере палача? Ведь это не сестра милосердия, а форменный палач!

Полдень. Газетчики разносят свежие выпуски, выкрикивая новости. Один из них пробегает под окном. Больной, едва передвигая ноги, бредет к окну и слышит:

– Тайна раскрыта! Труп убитой женщины опознан! Теобальд Неудачник XIII невиновен! Сенсация! С Теобальда Пенкрофта сняты все подозрения!

Раны болели, голова кружилась от хлороформа… Уж не ослышался ли он? Его имя упоминается в связи с убийством! Необходимо раздобыть газету, но как объяснить это Эльвире?

Он широко простирает руки, словно раскрывая газету.

Эльвира понимающе кивает и, стыдливо потупясь, обнимает его за шею. «Если не отвяжется, я ее придушу!» – хрипит от злости Теобальд. Недовольство его столь очевидно, что сиделка разжимает объятия.

– Чего же хочется моему пупсику?

Неудачник обреченно вздыхает и снова раздвигает руки, словно держа газетный лист, затем складывает воображаемую газету и снова раскрывает.

Лицо Эльвиры озаряет догадка. Сиделка выбегает из комнаты и чуть погодя возвращается со слепым музыкантом. Тот минут десять наяривает на гармошке, а больной сидит не шелохнувшись: поди знай, к каким последствиям приведет его протестующий жест! Лучше уж потерпеть эту музыку.

К тому времени, когда Теобальду наконец удается добраться до постели, он чувствует, что по сравнению с услужливостью сиделки все муки операции меркнут. Только бы поспать!.. Но Эльвира с вязанием в руках примостилась у его постели.

– Я сообразила, что вы не любитель читать газеты. Не беда, развлеку вас беседой!

И давай молоть языком. Протрещала до самого вечера.

От голода Неудачник без конца сглатывал слюну. Эльвира с улыбкой кивнула и плюхнула ему на лицо здоровущий, чуть ли не в полметра величиной, пузырь со льдом.

Как только остальные сносили такие муки и не порешили это чудовище?!

Бедняга Теобальд лежал, заживо погребенный под пузырем, не решаясь пошевельнуться. Через несколько минут Эльвира на цыпочках прокралась к двери и сообщила санитару, что больной наконец угомонился и заснул, так что можно четверть часика погулять.

Вернулась она два с половиной часа спустя и с порога успокаивающим жестом дала понять своему спутнику, что все в порядке, больной спит. Такой симпатичный, терпеливый человек, всем доволен. Слава богу, ей, Эльвире, попадаются сплошь терпеливые пациенты. Только вот ведь что странно: стоит им выйти за порог, и ни один не вспомнит заботливую сиделку. Хоть бы кто прислал какой-нибудь пустячок в подарок, но разве от людей благодарности дождешься!

Словом, операция удалась на славу, однако больной едва не отдал концы от послеоперационного ухода.

3

Наконец явился доктор Борман, чтобы снять повязки.

– Будет больно, но не беда… Придется потерпеть… К сожалению, повязки удаляют рывком… Раз-два – и готово!.. А ну уберите ноги, не то я вас мигом утихомирю! У меня больные не брыкаются. Пускать в ход руки-ноги вправе только хирург!

Повязки сорваны.

– Чтоб вас черти взяли!.. – в муках пробормотал пациент.

– Нет, уважаемый, пусть черти займутся вами! Удаление повязки всегда болезненно. Кстати, параллельная операция тоже прошла успешно. Прежняя форма вашего носа оказалась настолько удачной, что другой оперируемый почти ничего не почувствовал… Взгляните, мистер Пенкрофт как раз покидает клинику!

И правда, Теобальд в окно увидел своего двойника. Выходя из ворот, тот обернулся, и Неудачник поразился их сходству: нос – теперь чуть приплюснутый – и верхняя губа в точности такие, как прежде были у него самого.

Человек, присвоивший его внешность и имя, заметил Теобальда и на прощание помахал ему платком, словно отбывающий в путешествие опечаленным разлукой родственникам, после чего бодро удалился. Ему было с чего радоваться: наружность Неудачника, не приносившая ее обладателю счастья, обернулась для похитителя удачей, обеспечив ему быструю поправку после операции.

Оставшись в одиночестве, Теобальд по-прежнему стоял у окна, как вдруг увидел в стекле собственное отражение. Он оторопел. Кто это?! Тонкий нос, шрам на лбу, рот как у Бенджамина Вальтера… Лицо, отражавшееся в оконном стекле, было чужим. Теобальд непроизвольно ощупал его. Такое впечатление, будто душе его вздумалось погостить в чужом теле.

Наконец ему под руку попалась газета, и, прочитав ее, он выяснил, что же произошло тогда в подвале. На втором этаже того же самого дома скончалась от гриппа некая дама. По ее ранее высказанной просьбе врач после установления факта смерти пронзил ей сердце тонким, острым инструментом. Никто не знает, каким образом тело усопшей очутилось в подвале, где устроился на ночлег Неудачник XIII, сбежавший из страха быть обвиненным в убийстве.

Хирург Борман, по совместительству лечащий врач дамы, заявил, что, сделав прокол с разрешения полицейского медэксперта, удалился и о дальнейших событиях ведать не ведает.

Все ясно: этот Борман заодно с кандидатом в нобелевские лауреаты. Сообщники отнесли труп в подвал, чтобы загнать его, Неудачника, в ловушку и принудить к операции.

– Ну, что же, друг мой, операция прошла блестяще! – заявил под вечер доктор Борман. – Ваш напарник теперь больше похож на вас, чем вы сами. Ступайте, Бенджамин Вальтер, на все четыре стороны.

Через час наш герой покинул клинику под именем Бенджамина Вальтера!

4

Уныло брел он куда глаза глядят. Стоило ему взглянуть в стекло витрины, как оттуда на него пялилась физиономия его нового знакомца – бывшего Бенджамина Вальтера. Так и подмывало снять шляпу и раскланяться.

Нос чудной, хотя и не сказать чтоб некрасивый, – этакий орлиный, а вернее, греческий профиль. Изогнутые прежде брови вытянуты в прямую линию, а лоб пересечен шрамом – тонкой красной полоской.

Навстречу ему попался привратник дома, где Неудачник недавно жил, и удивился, когда незнакомый мужчина поздоровался с ним. Кто бы это мог быть?

Значит, знакомые его не узнают…

Куда же теперь податься, чем бы заняться?

Пожалуй, все-таки стоит нанести визит Эстету Мануэлю. Отчего бы оценщику не принять его у себя в доме теперь, когда он стал неузнаваемым? Не помешает провести рекогносцировку, а потом, под покровом ночи, наведаться этаким незваным гостем. Правда, могут возникнуть кое-какие препятствия, ведь у Мануэля всегда под рукой автоматический пистолет, да и сейф наверняка с хитроумным замком. Впрочем, эти помехи вполне преодолимы, но… прославленная ловкость, умение, смекалка и выдержка Теобальда Неудачника XIII ровным счетом ничего не значат без капельки везения. Если, конечно, роковое число тринадцать ему не удалили во время операции… Чушь какая-то в голову лезет! Уж ежели ты невезучий – это навеки.

Теобальд зашел в харчевню перекусить. Надо вести себя поосторожнее и не здороваться со знакомыми, чтобы не вызывать недоумения. Он удрученно обгладывал крылышко цыпленка, когда его внимание привлек разговор за соседним столиком.

– Ни в одной европейской стране подобное безобразие немыслимо! – возмущался толстяк с висячими, как у сома, усами. – Чтобы взять да за здорово живешь помиловать взломщика и грабителя!

– Ничего себе «за здорово живешь»! – пылко возражал собеседник. – Пожертвовать двадцать тысяч фунтов в пользу бедных – это тебе не кот начихал! Какой прок голытьбе, если его на пару лет упекут за решетку? А он, вишь, фонд помощи основал. Правильно поступил президент, дав ему амнистию!

– Что ни говори, малому подфартило! Раз в кои-то веки этакое везение…

– О чем это вы? – поинтересовался подсевший к ним приятель.