Кэрри в дни войны - Нина Бодэн

— Перед тем как подняться в спальню, наденьте тапочки.

— У нас нет тапочек, — ответила Кэрри.

Она хотела объяснить, сказать, что в чемодане не было места для тапочек, но не успела она открыть рот, как мисс Эванс, сделавшись пунцовой, затараторила:

— Ох, извините, я и не подумала! Да это и не имеет значения, если вы будете ходить только по дорожке.

По самой середине покрытой ковром лестницы шла белая дорожка. По ней они и зашагали наверх. Оглянувшись, Кэрри увидела следы, которые оставляли резиновые подошвы их башмаков, и почувствовала себя виноватой, хотя ее вины в этом не было.

— Она считает нас бедными, — зашептал Ник, — такими бедными, что у нас даже нет тапочек. — И он хихикнул.

Вполне возможно, решила Кэрри. Ник умеет отгадывать чужие мысли. Но смешно ей не было. Кругом царила такая чистота, что ее взяло отчаяние. В этом доме, решила она, и дотронуться-то до чего-нибудь страшно — обязательно останутся следы. Дышать и то боязно: выдохнешь и чего-нибудь испачкаешь!

— Что ты сказал, милый? — спросила мисс Эванс у Ника, но, не дождавшись ответа, продолжала: — А вот ванная. — И с гордостью добавила: — У нас горячая и холодная вода и самая настоящая канализация. А ваша комната рядом.

Это было крохотное помещение с двумя узкими кроватями, разделенными ручной работы ковриком на полу. Шкаф, плетеный садовый стул и в большой рамке на стене изречение «Око божье все видит» составляли все его убранство.

Мисс Эванс заметила, что Кэрри смотрит на изречение.

— Мой брат очень набожный человек, — объяснила она. — Поэтому по воскресным дням вы должны себя вести примерно. Никаких игр, никакого чтения. Кроме Библии, разумеется.

Дети смотрели на нее во все глаза.

— Вам, наверное, это кажется странным, но лучше сразу во всем разобраться, правда? — застенчиво улыбнулась она. — Мистер Эванс человек добрый, но он очень строг в отношении поведения, чистоты и аккуратности. Грязь и неаккуратность, говорит он, оскорбительны для господа бога. Но вы будете вести себя примерно, правда? По-моему, вы хорошие дети.

Она почти просила их быть послушными, чтобы самой не попасть в беду. Кэрри стало ее жаль и в то же время как-то совестно. Они с Ником не отличались особой аккуратностью. Дома, в их теплой квартире, где царил вечный беспорядок, никто не требовал от них аккуратности. Милли, их прислуга, всегда подбирала за ними игрушки, стелила им постели и вешала в шкаф их вещи.

— Мы постараемся вести себя примерно, мисс Эванс, — сказала Кэрри.

— Зовите меня тетей Луизой, — предложила мисс Эванс. — Или тетей Лу, если так легче. А моего брата лучше называть «мистер Эванс». Он ведь член муниципального совета. — Она помолчала и с той же гордостью, с какой демонстрировала им ванную, добавила: — Мистер Эванс — очень важная персона. Сейчас он на заседании муниципального совета. Наверное, нам лучше поужинать до его прихода, правда?

Они сытно поужинали яйцами и молоком со свежим хлебом на кухне, которая выглядела такой же чистой, как и остальной дом, но более веселой, благодаря большой плите, раскаленной, словно горнило доменной печи. Мисс Эванс не ела вместе с ними, а стояла у стола, словно официантка в ресторане, убирая тарелки в раковину, как только они пустели, и подметая крошки с пола еще до того, как было допито молоко. Она ни разу не сказала: «Пожалуйста, побыстрее» или «Побыстрее, пожалуйста!», но в этом и не было необходимости. Губы ее шевелились, будто она произносила эти слова про себя, глаза то и дело обращались к стоявшим на полке часам, а на щеках проступили от волнения красные пятна.

И дети тоже стали нервничать. Когда она предложила им пойти спать, они с радостью покинули кухню, куда с минуты на минуту должен был прибыть важный член муниципального совета мистер Эванс. Как только они поднялись наверх, мисс Эванс следом за ними скатала белую дорожку.

— Мистеру Эвансу не нравится эта дорожка, — объяснила она, поймав взгляд Кэрри. — Я кладу ее, когда его нет дома, чтобы ковер был чистым. Это новый ковер с красивым пушистым ворсом. Мистер Эванс боится, что он быстро затопчется.

— А как же тогда подниматься наверх? — спросил Ник. — Ходить по потолку или летать, как птица?

— Разумеется, разумеется… — чуть напряженно засмеялась мисс Эванс. — Конечно, вам иногда придется ходить по нему, но, надеюсь, не слишком часто. Мистер Эванс считает, что дважды в день достаточно. Видите ли, если мы четверо поднимемся и спустимся два раза в день, утром и вечером, то это составит шестнадцать раз, а по мнению мистера Эванса, этого вполне хватит. Поэтому, если вы постараетесь утром не забывать все нужные вам в течение дня вещи…

— Но уборная-то наверху, — возмутился Ник.

— Да, милый, я помню, — виновато отозвалась она. — Видите ли, в конце двора есть еще одна уборная. Мистер Эванс, разумеется, ею не пользуется, человек в его положении не может позволить себе, чтобы люди видели, как он туда идет, да еще когда всем нашим соседям известно, что у нас в доме есть уборная, но я пользуюсь ею, потому что хотя это просто выгребная яма, тем не менее она удобная и чистая.

У Ника был такой вид, будто он не верит собственным ушам.

— Как интересно, правда, Ник? — легонько подтолкнула его локтем Кэрри. — Прямо как на ферме, где мы жили прошлым летом.

— А пауки? — При этом воспоминании глаза Ника округлились от ужаса. — Там были пауки.

— Божьи твари, — заметила мисс Эванс, — как и ты, мой дорогой.

— Нет, не как я! Вовсе не как я! — закричал Ник, задыхаясь от возмущения. — Я не ползаю, медленно перебирая сотнями ног, не ем на обед мух и не вытягиваю из своего живота нить, чтобы ткать паутину. Пауки гадкие, противные, отвратительные…

— Пошли в ванную, — сказала Кэрри, силой вталкивая его туда. — Если ты сейчас же не замолчишь, я налью тебе за шиворот холодной воды.

Она закрыла дверь. Ник мгновенно замолчал. Холодной воды он боялся не меньше, чем пауков. Мисс Эванс робко прошептала из-за двери:

— Пожалуйста, мои милые, побыстрее, время идет…

Но они не могли управиться быстро, потому что на втором этаже не было электричества, и Кэрри пришлось держать в руках свечу. В тусклом свете свечи она никак не могла разыскать полотенце Ника, а ее полотенцем он ни за что не стал бы пользоваться. Зубную же пасту мама завинтила так туго, что крышка никак не отвинчивалась.

— Придется на этот раз лечь, не почистив зубы, — сказала Кэрри.

— Не лягу. У меня во рту противно и гадко. Грязно, гадко и отврати…

Внизу хлопнула дверь, и он замолчал на полуслове. Глаза его превратились в черные ямы.

— Ой! — прошептал он. — Кэрри…