Лицо и Гений. Зарубежная Россия и Грибоедов - Петр Мосеевич Пильский

на родину пленных и пленниц, покидающих свои новые персидские семьи, разбуженная ревность и негодование, потревоженный Восток... А большому, горячему сердцу хочется одного: скорее назад, в родной уголок, уже полный предчувствием новых радостных забот.

Грибоедов был крут и несдержан, а Молох российского престижа неумолим. Там где-то, в глубине базаров, у темных ниш мечетей вспыхнули, как искры, слова: шариат, гяур! Восток забудет и родину, но не свой уклад и быт.

Еще вечером Грибоедов сочинял ноту протеста персидскому правительству по поводу тревожных слухов, но за ночь слова уже выросли в грозную волну, и наутро 30 января 1829 года она смела и дом «зембурекчи-баши» (Дом «начальника верблюжьей артиллерии», отведенный Грибоедову, находился вблизи южных (Шах-Абдул-Азимских) ворот Тегерана. Впоследствии русская миссия была перенесена в городскую цитадель, а затем в квартал Паменар. Тело Грибоедова, будто бы узнанное по сведенному пальцу, было отправлено в Тифлис, а остальные убитые были похоронены на городском валу, откуда останки их при посланнике Медеме были перенесены в старую армянскую церковь. См. Baron de Bode, «Travels in Luristan». 1845, 1, в начале), и кучку мужественно оборонявшихся русских.

* * * 

Документ, перевод которого ниже печатается, характерен именно как свидетельство о той непонятости, которой Грибоедов был окружен в Персии, как указание на существование двух миров, соприкасавшихся и не сливавшихся.

Фетх-Али-Шах, вскоре после убийства Грибоедова, пишет своему сыну, принцу Али-Наги-Мирзе Рукнуд-доуле. Принц этот был казвинским губернатором и принимал участие в переговорах с Россией, которые велись непосредственно между графом Паскевичем и наследником престола Аббас Мирзой Наибус-Сальтане, находившимся в Тавризе. Шах встревожен слухами о «цене крови», которую за убийство русской миссии будто бы собирается потребовать Русское правительство. Никакой злобы против Грибоедова в грамоте Шаха не чувствуется- вздувшаяся внезапно восточная река вновь потекла спокойно и ровно. Шах боится, как бы его предприимчивые сыновья не обошли его. Он подробно вычисляет издержки, прикидывает цену убитого повара и пропавших лошадей, требует гарантий и подтверждений европейцев.

Шах был прав. В официальной переписке сохранились данные о том, что «цены за кровь» Россия и не думала требовать. Предлог выдуман наследником престола, вечно нуждавшимся в деньгах на свои затеи и экспедиции, чтобы получить пособие от отца. Командированный в Персию князь Долгорукий раскрыл интригу, мешавшую окончательной ликвидации тегеранских происшествий, и для разъяснения Шаху истинных русских требований в Тегеран отправился принц Али-Наги-Мирза, адресат нашего документа.

Россия настаивала лишь на двух пунктах: на присылке посольства с извинением и на наказании виновных. Удовлетворение по первому пункту дано было миссией в Петербурге Хосров-Мирзы, сына наследника престола, весьма успешно выполнившего свою роль: Николай Первый на торжественной аудиенции заявил, что предает происшествие забвению, а кроме того Хосров-Мирза добился и рассрочки, вернее, сложения Двух последних куруров контрибуции, наложенных на Персию.

В отношении второго пункта до сих пор существуют большие неясности. Персидские источники подтверждают изгнание из Тегерана Хаджи-Мирза Месиха, влиятельного духовного лица, явившегося главным подстрекателем беспорядков. С другой стороны, князь Долгорукий в пространном донесении сообщил в Петербург о ряде кар и экзекуций, которым Шах подверг Тегеранскую чернь, участвовавшую в бесчинствах. Доклад, видимо, основан на данных, сообщенных самими персами, и можно думать, что подчиненные не пожалели красок для преувеличения гнева своего властелина. Шах, кроме того, не спешил с приемом князя Долгорукого, который принужден был поехать за ним в Хамадан.

Часть вещей Грибоедова, оставшаяся в Реште, была возвращена его семье. Жена Грибоедова, заслужившая общее уважение за то достоинство, с которым она до смерти носила траур по своем кратком супружестве, очевидно, и не приняла бы никаких вознаграждений от персов. Ей, по ходатайству родственника Грибоедова, графа Паскевича, была назначена лишь скромная русская пенсия.

Надо упомянуть, что русское правительство было очень не расположено раздувать события. Канцлер граф Нессельроде, получив весть о кончине Грибоедова, поспешил приписать происшествие его несдержанности. Россия только что вышла из войны с Персией, далеко не представлявшей условий неравенства по численности и снаряжению сторон. Тяжелая служба николаевских времен вызывала значительное дезертирство, и из русских беглецов персы даже формировали в Тавризе батальоны. С другой стороны, шла война с Турцией, и Паскевич — между смертью Грибоедова и отправлением к Шаху командированного из Петербурга князя Долгорукого — успел послать в Тавриз к Аббас-Мирзе особо доверенное лицо, ротмистра Кудашева, который вел тайные переговоры с целью заманить наследника престола к выступлению против Турции, обещая Персии Ванский санджак, в 1823 году уже занимавшийся персами, хотя и неудачно. Так жизнь своей паутиной спешила затянуть воспоминания о тегеранской трагедии.

* * * 

Подлинник письма Шаха получен благодаря любезности бывшего персидского министра народного просвещения Насируль-Мулька, а к нему дошел от его предков, живших в Казвине. Редактор академического издания сочинений Грибоедова в 1917 году предоставил в мое распоряжение чрезвычайно ценную коллекцию работ о смерти автора «Горе от ума» (А. Берже, Малышинского, Валент. Ал. Жуковского, Галуста Шермазана). Кроме того, мною были использованы не только данные, напечатанные в т. VIII «Актов, собранных Кавказской Археографической Комиссией», но и сочинения персидских историков, и архивы миссии в Тегеране и Генерального Консульства в Тавризе. К сожалению, в настоящий момент приходится опираться нередко на воспоминания об этих отсутствующих здесь материалах.

В. Минорский

Париж, 19.11.1920

Да будет ведомо благородному, славному чаду нашему принцу Али-Наги Рукнуд-Доуле (Восьмой сын Фетх-Али-Шаха, родившийся в 1207 году Хиджры. Имя его упоминается Грибоедовым, например, в известном донесении Паскевичу 30 июля 1827 года по поводу переговоров с наследником персидского престола.), что послание его было нам доложено.

Как он доложил, на уплату «цены крови» <русского> Посланника и его спутников, на возмещение собственности их, на освобождение Хоя из-под залога, на приготовления к отправке нашего Посланника и на снаряжение азербайджанских ноукеров (слуги, вооруженная охрана), — исчислена сумма в 170 000 туманов (Туман перед войной 1914 года стоил 1 р. 75 к., но во времена Грибоедова, вероятно, доходил до 4 рублей.). Несравненное чадо наше Наибус-Сальтане (Наследник престола, наместник Тавризской провинции (Азербайджана)), и верный слуга наш Каим-Макам (Генерал-губернатор (пишкар) при наследнике) обязались на эти деньги покончить <все> дела. На это выразило согласие и Ваше Высочество. Но Ваше Высочество не имело нашего разрешения на сумму большую, чем 100 000 туманов; 70 000 туманов — излишек.

Из присланного ранее списка было ясно, что в намерения входило «пополнить <недостающую часть> стиха и набить амбар льдом». Например, стоимость лошадей и вещей Посланника исчислена в 17 000 туманов. Между тем, Ваше Высочество лучше знает, что лошадей Посланника Вы сами дали в Казвине, и