Нарбоннский вепрь (Божественный мир) - Борис Толчинский

И вот наступал итог давней вражде, итог закономерный и поучительный. Не в цепях изменника, а в короне властителя Крун Свирепый явился в Темисию, которую сами жители северного континента называли Миклагардом -- "Великим Городом. Это был первый визит могучего вождя в столицу ненавистной всем свободолюбивым людям Аморийской империи, -- империи, которая вот уже полтора десятка столетий пыталась, и небезуспешно, диктовать свою волю всему Обитаемому Миру; империи, подданные которой относились ко всем остальным народам планеты с врожденным и вызывающим презрением; империи, которая полагала себя вправе разговаривать с ними как с рабами своими, -- только потому, что над нею единственной, подобная чудодейственной лампе, вечно сияла звезда Эфира, божественный светоч, дарованный народу Фортуната могущественными аватарами.

Крун же был истинным сыном своей суровой страны: высокий, плечистый, с суровым и резким лицом, чистыми серыми глазами, большим прямым носом, густыми волосами цвета смоли и пышной бородой до груди. Он был уже в летах; дочери его Кримхильде исполнилось двадцать пять лет, сыну Варгу -- двадцать два года. Галлия -- не Амория; галлы, проводящие всю жизнь в схватках с необузданной, как они сами, природой, долго не живут. Крун знал, что закат его жизни уж близок. Пока мог, упорно, как и подобает воину Донара, сопротивлялся он стараниям амореев прибрать к рукам нарбоннских галлов: сражался с ними в открытом поле, нападал на их колонии и торговые караваны, вешал их негоциантов и миссионеров, ибо знал, что те и другие -- на самом деле злокозненные подсылы имперского правительства.

Да, он сопротивлялся Империи всегда и всюду, когда и где это было в его силах, ибо верил, что дороже свободы нет ничего. Так текли годы, один за другим, складываясь в десятилетия; народ бедствовал, уходили к Донару верные друзья, да и его, Круна, возраст легче, чем по календарю, можно было проследить по боевым шрамам от мечей амореев и их наймитов, федератов. Годы текли, силы таяли -- а хищные щупальца Империи с прежней настойчивостью тянулись к его земле. Казалось, неисчерпаема бездна, откуда амореи берут свои рати, откуда выползают все новые и новые "негоцианты" и "миссионеры", откуда изливаются на головы послушных федератов всевозможные "блага цивилизации".

И вот настал миг, когда что-то надломилось в непокорной душе Круна. Он понял, что не хватит жизни, чтобы обрубить все эти алчущие щупальца, и что рано или поздно, не при нем, так при сыне, Империя поставит на колени его народ. Тысячи, десятки тысяч галлов будут уведены в рабство, а поскольку галлы -- гордый народ, амореи не станут держать их прислугой, нет, жители гор и лесов будут долбить камень в Оркусе, чтобы другие, более удачливые, рабы могли строить для патрисов и магнатов новые дворцы и виллы... А там, среди гор и лесов, больше не будет свободного народа -- там появятся колонии амореев, туда приедет императорский экзарх, туда нахлынут имперские поселенцы, акриты, -- та земля больше не будет Нарбоннией.

Вот почему он решил придти первым. Сейчас была передышка: амореи как раз усмиряли очередное восстание федеративных племен на юго-востоке, в Эфиопии. Между прочим, иногда шальная мысль проскальзывала в голове Круна: а как бы неплохо всем им -- галлам, иберам, тевтонам, аравянам, персам, тропикам, маурам, пигмеям, даже далеким амазонкам и лестригонам -сговориться меж собой и сообща напасть на аморийского паука! То были, знал он, пустые надежды: если что и умеют лучше всего коварные амореи, так это стравливать племена друг с другом. Как галлу сговориться с лестригоном, если он, галл, знает -- разумеется, со слов аморейских миссионеров, -- что лестригоны едят людей?! И как лестригону договориться с галлом, если он точно знает, что галл годиться только в пищу?! А даже если б узнали галлы и лестригоны друг о друге правду -- как сговориться, когда друг до друга тысячи герм, и неприступной бездной тянется меж ними Империя амореев?..

А значит, не было иного выхода, кроме как покориться. Пополнить собою длинный ряд архонтов, преклонивших колени перед Божественным Престолом в Темисии. Только так можно спасти то, что еще осталось. Воистину, нынче удобное время, думал Крун, нынче можно взять мир за меньшую цену...

Мужество, чтобы принять такое решение, требовалось ему великое -- легче было в смертном бою против заклятых врагов, чем в словесных баталиях с изумленными соратниками. Его не понимали. Ропот, тяжелые и угрюмые взгляды из-под бровей, наконец, открытое возмущение. Народ, рыцари, жрецы -- все, для кого он, Крун, был вождем. Да, он был вождем, и авторитета его хватило, чтобы переубедить одних и заткнуть рты остальным. Он принял свое решение единолично и не собирался его менять. Они это тоже увидели. Еще немного времени прошло, и у него появились сторонники.

Крун взялся за дело решительно и твердо, точно предстояло не стыдное паломничество к подножию враждебного трона, а победоносный военный поход. В сущности, так ведь оно и было: он одерживал горькую победу над собой прежним...

Он привез в Темисию и сына, и дочь, и соратников, и многих других, кто много значил при нем и для него. Он привез их в Темисию затем, чтобы они своими глазами увидели то, что он, мудрый, увидел издалека, и чтобы не по его приказу, а по воле своей склонились пред необоримой силой. Он привез их затем, чтобы заставить совершить предательство исконной веры: когда вернутся они на родину, Донар-Всеотец станет для них не более чем идол, дьявольская ипостась Хаоса, с каковой, не щадя живота, надлежит биться каждому честному неофиту священного Учения Аватаров...

Это тоже было платой родине за ее спасение.

Но не угрызения совести и не хмурые лица соратников тревожили Круна, а взгляды сына. Варг был точной его копией, даже, пожалуй, копией улучшенной. Не было средь галлов воина сильней и мужественней сына вождя, не было друга вернее, не было парня красивее его. И, помимо всего названного, Варг имел пытливый ум, до всякой вещи стремился доходить сам; воспитанный на прежних деяниях отца, честолюбивый юноша готовился принять из его рук знамя борьбы за свободу своего народа. В грезах уже водил он рыцарей в великий бой, уже палил он колонии и корабли амореев, уже вешал на деревьях, как презренных шакалов, предателей-федератов... И вдруг -- такой поворот! Оказывается, не бить надо коварных амореев, а преклоняться перед их величием. Не вешать федератов, а дружить с ними. И чудищ-аватаров, которым поклоняются амореи, нужно почитать, как богов, а Донара-Всевоителя, исконного и истинного Отца Земель, изгнать из головы и из сердца...

Пытливый был ум, но непокорный! Не сумел Крун переубедить сына. И в конце концов бросил переубеждать, а просто приказал Варгу всюду следовать за отцом, как то и подобает хорошему сыну.