Кровожадный Карнавал - Лемони Сникет

— Посмотри, какое длинное одеяние, — сказал Клаус, — оно подошло бы раввину, только вряд ли Мадам Лулу поверит, что ее среди ночи вздумал навестить раввин.

— Джинон! — провозгласила Солнышко, обматываясь с помощью своих четырех зубов спортивными брюками. Младшая из Бодлеров имела в виду что-то вроде «Все эти вещи мне очень велики». И она была права.

— Они даже длиннее, чем костюм в полоску, который тебе купила Эсме, — добавил Клаус, помогая сестре выпутаться из брюк. — Никто не поверит, будто пара спортивных штанов разгуливает сама по себе.

— Вся одежда нам велика, — заключила Вайолет. — Посмотрите на бежевое пальто. Если мне его надеть, я буду урод уродом.

— Уроды! — выкрикнул Клаус. — Вот оно!

— Оно — что? — спросила Солнышко.

— Мадам Лулу говорила, что в Шатре Уродов уродов не хватает. Если мы нарядимся во что-то уродское и скажем, что ищем работу, может, она наймет нас для участия в Карнавале?

— Но что они, собственно, делают, уроды? — поинтересовалась Вайолет.

— Я читал книжку про одного человека, его звали Джон Меррик. У него от рождения были ужасные физические недостатки и страшно уродливый вид. На од-ном карнавале его взяли и выставили напоказ в Шатре Уродов, и люди платили деньги, чтобы поглазеть на него.

— А зачем людям хочется смотреть на врожденное уродство? — проговорила Вайолет. — По-моему, это жестоко.

— Это и было жестоко, — ответил Клаус. — В мистера Меррика часто чем-нибудь кидали и всячески его обзывали. Боюсь, Шатер Уродов не очень приятный сорт развлечения.

— Казалось бы, кто-то должен положить этому конец, — сказала Вайолет. — Но и Графу Олафу тоже следовало бы положить конец, однако никто этого не делает.

— Радев. — Солнышко пугливо оглянулась. Под словом «радев» она разумела «Скоро покончат с нами, если мы поскорее не переоденемся».

Старшие мрачно кивнули в ответ.

— Вот нарядная рубашка, — сказал Клаус. — Вся в оборках и бантиках. А вот огромные штаны с меховыми манжетами.

— А мы сможем влезть в них вдвоем? — спросила Вайолет.

— Вдвоем? — удивился Клаус. — Да, наверное, сможем, если не снимать своей одежды, чтобы олафовская сидела плотнее. Каждый будет стоять на одной ноге, а другую спрячет внутрь штанины. На ходу придется прислоняться друг к другу, но может и получится.

— И с рубашкой поступим так же, — подхватила Вайолет. — По одной руке просунем в рукав, а другую прижмем под рубахой к себе.

— Но голову-то нам не спрятать, — напомнил Клаус, — и если у нас будут торчать обе головы, мы будем выглядеть как…

— …двухголовый человек, — закончила Вайолет, — а двухголовый человек — именно то, что требуется для Шатра Уродов.

— Отличная мысль, — одобрил Клаус. — Двухголового человека никто не высматривает. Но тогда нам и лица нужно изменить.

— Для этого у нас есть гримировальный набор, — ответила Вайолет. — Мама, когда она играла в той пьесе про убийцу, научила меня наводить поддельные шрамы.

— А вот банка с тальком, — сказал Клаус. — Мы можем напудрить себе волосы.

— Как ты думаешь — заметит Граф Олаф, что это вещи из его багажника? — сказала Вайолет.

— Сомневаюсь, — ответил Клаус. — Там такой беспорядок. Некоторыми костюмами он, видно, давно не пользовался. Думаю, если взять все, что нужно для двухголового человека, Олаф и не хватится.

— Бериу? — поинтересовалась Солнышко. Она хотела сказать «А как насчет меня?»

— Да, все эти костюмы сшиты на взрослых, — заметила Вайолет, — но что-нибудь тебе подберем. Может, ты поместишься в башмаке, получится голова на одной ноге. Вполне уродливо.

— Челиш, — отозвалась Солнышко, желая сказать приблизительно «В башмак я уже не помещусь».

— Верно, — согласился Клаус, — прошло то время, когда ты была величиной с башмак, ты за последнее время подросла. — Он засунул руку в глубину багажника и вытащил что-то косматое, похожее на енота. — Может, вот это подойдет. По-моему, это фальшивая борода, которую носил Олаф, когда притворялся Стефано. Борода длинная, получится короткая маскарадная одежда.

— Давайте все примерим и выясним, что получится, — предложила Вайолет, — и побыстрее.

Бодлеры устроили быструю примерку и всего за несколько минут выяснили, насколько легко превратить себя совсем в других существ. Вайолет, Клаус и Солнышко, конечно, обладали некоторым опытом по части переодеваний: Клаус и Солнышко использовали медицинские халаты, когда находились в больнице и пытались спасти Вайолет, и даже Солнышко помнила, как они все трое наряжались в разные костюмы для собственного развлечения, когда жили с родителями в своем большом особняке. Однако на сей раз Бодлеры чувствовали себя прямо-таки Графом Олафом и членами его труппы, когда быстро и бесшумно уничтожали черты своей индивидуальности. Вайолет, порывшись в гримировальном сундучке, нашла несколько карандашей, которыми обычно делают брови более выразительными, и хотя нарисовать шрамы на лице Клауса было операцией простой и безболезненной, старшей сестре показалось, что она нарушает обещание, давным-давно данное родителям, — всегда заботиться о младших брате и сестре и уберегать их от бед. Клаус помог Солнышку завернуться в фальшивую бороду Олафа, но когда увидел выглядывавшие из спутанных косм глаз и кончики зубов, ему показалось, будто он скормил свою сестричку какому-то голодному зверьку. А когда Солнышко принялась помогать своим старшим застегнуть нарядную рубашку и присыпать тальком волосы, чтобы они выглядели седыми, ей показалось, будто Клаус и Вайолет утонули в олафовской одежде. Трое Бодлеров внимательно вгляделись друг в друга, и им почудилось, будто Бодлеров теперь нет, а есть только двое незнакомцев — один с двумя головами, а другой с головой, покрытой мехом, — и они очень одиноки, одни, совсем одни.

— Мне кажется, мы совершенно неузнаваемы, — Клаус с трудом повернулся и посмотрел на старшую сестру, — может, дело в том, что я снял очки, но, по-моему, мы абсолютно непохожи на себя.

— А ты сможешь видеть без очков? — спросила Вайолет.

— Если прищурюсь, то да, — ответил Клаус и прищурился. — Читать я не смогу, но налетать на предметы не буду. Я боюсь, что в очках Граф Олаф меня узнает.

— Тогда ходи без очков, а я не стану завязывать волосы лентой.

— Голоса нам тоже надо изменить, — продолжал Клаус, — я постараюсь говорить как можно более высоким голосом, а ты, Вайолет, низким.

— Отлично, — произнесла Вайолет самым низким голосом, на какой была способна. — А тебе, Солнышко, пожалуй, лучше всего просто рычать.

— Гррр, — попробовала Солнышко.

— Очень похоже на волка, — произнесла для тренировки своим новым голосом Вайолет. — Скажем Мадам Лулу, что ты полуволк-получеловек.

— Тяжело тебе придется, — проговорил Клаус самым высоким голосом, каким сумел. — Хотя и с двумя головами справляться тоже будет не легче.

— Мы объясним Лулу, что у нас до сих пор была очень тяжелая жизнь, но теперь, если мы будем работать на Карнавале, она, как мы надеемся, изменится к лучшему. — Вайолет вздохнула. — И тут нам не придется притворяться: у нас действительно была тяжелая жизнь, и мы действительно надеемся, что теперь она изменится к лучшему. Мы уже стали почти такими же уродскими, какими притворяемся.

— Не говори так, — сказал Клаус нормальным голосом, но тут же спохватился и пропищал: — Не говори так. Мы вовсе не стали уродскими. Мы как были, так и остались Бодлерами, хоть и носим одежду Олафа.

— Да, знаю, — низким голосом произнесла Вайолет, — но как-то странно притворяться совершенно другим человеком.

— Гррр, — согласилась Солнышко.

Дети убрали ненужные им олафовские вещи назад в багажник и молча побрели к фургону Мадам Лулу. Передвигаться вдвоем в одних штанах было неудобно, а Солнышку приходилось то и дело останавливаться и отбрасывать с глаз шерсть. Было и в самом деле странно притворяться кем-то совсем другим, хотя Бодлерам давно уже не приходилось быть самими собой. Вайолет, Клаус и Солнышко не считали себя детьми, созданными для того, чтобы прятаться в багажниках автомобилей или маскироваться под кого-то другого или добиваться работы в Шатре Уродов. Но им уже и вспомнить было трудно то время, когда они жили беззаботно и занимались тем, что им больше всего нравилось. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как Вайолет могла просто сидеть и спокойно размышлять над изобретениями, вместо того чтобы лихорадочно создавать нечто, способное срочно вызволить их из неприятностей. Клаус с трудом вспоминал, какую книгу в последний раз читал просто для своего удовольствия, а не как средство изыскать способ расстроить очередной злодейский план Олафа. Солнышко же много, много раз использовала свои четыре зуба, чтобы выпутаться из трудных ситуаций, но очень давно не кусала ничего просто для своего развлечения. По мере того как дети приближались к фургону, каждый неуклюжий шаг, казалось, уводил их все дальше от их реальной жизни в качестве Бодлеров и приближал к притворной жизни карнавальных уродов. И это было в самом деле до чрезвычайности странно.