Новогодние волки - Вячеслав Рюхко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо же было так нелепо попасться! Ладно Рыжая Цунами. Она глупая маленькая лисичка, у которой одни пираты и приключения на уме. Ну а он-то! Еловый волк, сын вожака стаи, внук великого Остроклыка — первого новогоднего волка, а погнался за добычей сломя голову, словно бестолковый голодный барсук по весне.
Там, на поляне, осознав, как глупо они угодили в западню, Рычун заметался, завыл, забился из стороны в сторону. Он скалил зубы, рычал, кусал пихтовиков за ветки — всё впустую. Когтистые мохнатые лапы схватили его, придавили к земле, спеленали грубой мешковиной. Огромный пихтовик сгрёб его в охапку и понёс. Мордой Рычун упирался в кривые колючие ветки и дорогу не разглядел. Слышал только, как где-то недалеко Рыжая Цунами, скуля, сыплет пиратскими проклятиями и клянётся Посейдоном скормить всю команду пихтовиков пираньям на завтрак.
За спиной снова послышалось кряхтение, тугая верёвка дёрнулась и больно впилась в рёбра. Рычун стиснул зубы, но промолчал. Пусть он и не верил, что его подруга сможет выпутаться, но сдаваться не хотелось.
— Как ты там? Получается? — Рычун старался, чтобы голос звучал как можно спокойнее.
— Сейчас, тысячу морских ежей мне под хвост! Почти. Выдохни.
Рычун послушно выпустил с шумом воздух из груди, и верёвки впились в тело с удвоенной силой.
— Поосторожнее! — простонал он.
— Ты что, хочешь, чтобы нас сожрали эти трухлявые чудища? — взъярилась лисичка.
Путы слегка ослабли, и Рычун вздохнул. Замер. Принюхался. Как же он сразу не заметил!
— Рыжая Цунами, мы здесь не одни.
Суета за спиной прекратилась, и Рычун услышал, как его подруга шмыгает носом.
— Точно! Человеками попахивает. Есть тут кто? — закричала она.
Стало чуть светлее — видимо, ветер разогнал тучи, и солнечные лучи пробились через щель в высоком своде пещеры. Вглядываясь в темноту, Рычун, наконец, разглядел две маленькие фигуры возле стены.
— Эй! — Волчонок силился вспомнить имена детей. — Маша, Вова, это вы?
— Да! А вы кто? — ответил неуверенный детский голосок.
— Мы пришли вас спасти! — гордо заявил Рычун.
— Но у нас это плохо получается, — прокряхтела у него за спиной Рыжая Цунами. Она всё ещё тянулась зубами к верёвкам.
— Чего сидите, освободите нас скорее, — попросил Рычун.
— Мы не можем. Мы тоже связаны, — отозвались дети.
Послышался гул и топот. Слева от Рычуна на стене заплясали отблески огня. Один за другим в пещеру входили пихтовики. Каждый держал в вытянутой лапе факел. Чудища, сопя и пыхтя, рассыпались по пещере и встали вдоль стен.
— Что вам надо? — закричал Рычун. — Зачем вы нас схватили?
Молчок. Только слышно, как вода капает с потолка.
Вдруг страшилища как по команде затопали и гулко захлопали в тяжёлые ладоши, загалдели, и в пещеру пролез дряхлый пихтовик. Он шёл вперевалку, хромая и скособочившись. Его облезлые спутанные ветви торчали в беспорядке. С макушки до пяток пихтовик был увешан рухлядью, которая постукивала, дребезжала и лязгала при каждом его шаге. Осколки глиняных горшков бились о ржавые подковы, рваный лапоть шоркал об обломок лопатки, грязные носки болтались рядом с заячьим черепом, звенели сосульки, а на самой макушке болтался рваный плюшевый мишка. Интересно, как часто пихтовики наведывались в деревню, чтобы собрать этот хлам?
Старик-пихтовик вышел в центр пещеры, что-то гаркнул и замер. Группа низеньких неказистых пихтовичков подбежала к Рычуну с Рыжей Цунами и пристроилась рядом. Туда же принесли и Машу с Вовой, привязанных к грубо сколоченной скамье.
Перед пленниками выстроились пятеро рослых пихтовиков. Они громко просморкались, сплюнули и принялись жутко махать когтистыми лапами, топать, реветь, пыхтеть и оглушительно стучать камнями по ржавым жестянкам.
Это они что, стращают нас, что ли? Ха! Еловых волков таким не проймёшь! Хотя…
Сквозь рёв послышались жалобные всхлипы. Да это же Маша с Вовой плачут. Всё-таки напугали их чудища. Гады бессердечные! Как им не стыдно!
— Да уж, — вздохнула за спиной Рыжая Цунами, — твой дед и то поёт лучше.
Поёт? Это что, песня?
Рычун прислушался внимательней. Вот это да! В заунывном вое и терзающем уши скрипе он разобрал слова: «В трусишках зайка сыра ком в котёночка втолкал». Вот тебе на! Это у них что, праздник такой? «Варёный волк, сэр битый волк с овцою кровь глотал». Да что за ерунду они мелют! Какая ещё кровь?! Новый год совсем не про это!
Рычун кое-как дождался конца песни. И только на словах «И много горя, гадостей, детишкам принесла!» он облегчённо выдохнул.
Уф. Спасибочки! Чего-чего, а такого праздничка нам точно не надо!
Пока пятёрка певцов «радовала» слушателей своим искусством, к ногам старика-пихтовика зачем-то набросали кучу лесного хлама: камней, гнилушек, вязанок веток, обёрнутых берёзовой корой.
Певцы расступились, и мелкие пихтовички, что сидели рядом с пленниками, не торопясь потянулись к мусорной куче. Каждый выбрал себе по предмету.
«Подарки», — догадался Рычун.
Когда малыши разбрелись, пихтовики бросили оставшиеся подарки к ногам пленников. Рыжей Цунами достался перетянутый обрывком грязной верёвки обломок толстого корня, Рычуну — чёрный блестящий камень. Перед Машей с Вовой валялись две мёртвые вороны. Дети заголосили с удвоенной силой.
Пихтовики ещё немного погудели, потолкались, хвастаясь своими подарками, и, гулко похохатывая, вывалились из пещеры, оставив пленников одних.
Глава 5. Пихтовики
— Мама, что это за шум? — Маленький бурый ушан приоткрыл глаз. В его пещере происходило что-то непонятное. Звери, ёлки с ногами, даже люди маленькие. Чего они здесь делают?
— Не обращай внимания, — пробубнила мама, — мы в спячке! Закрывай глаза и хватит уже ворочаться! Стужа такая, ещё спать и спать, а он… Все летучие мыши как летучие мыши, один ты у меня вечно с сюрпризами. Иди ко мне, хорошенький, под крылышко. Вот так, радость моя. Спи до весны.
Маленькому ушанчику было очень любопытно узнать, что за кавардак творится в его пещере, но у мамы под крылом всё равно ничего не видно. Что ж, спячка так спячка!
— Рыбой-молотом мне по голове! — тем временем возмущалась Рыжая Цунами. — Они что, все с ума посходили? Что за осьминожью ерунду, придави меня кит, я только что видела?! Рычун, не молчи!
Еловый волчонок молчал. Да, совсем не так представлял он себе
