Бутерброд - Август Северн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С последними словами Марины, я почувствовал руку Сони на моём боевом роге. Мой боевой рог подвергся атаке губ и языка Сони (чему он был несказанно рад и прыгал в руке девушке как щенок, радующийся приходу хозяина).
«Они репетировали что ли», – подумал я, собираясь отстраниться от прелестей Марины. Раздался стук по ножке стола, ноги Марины упали мне на плечи, крепко зажав мою голову между бёдер. Внизу, под столом, мой боевой рог отпустили, потом снова уверенная рука взяла его, направила его в пещеру наслаждений. Мне оставалось только смириться и начать размеренные движения тазом вперёд- назад. Вторя этим движениям, мой язык проникал в лоно Марины. Мечта сбылась. Это была моя третья сексуальная фантазия, рассказанная Марине: «ласкать орально одну киску и одновременно трахать другую».
Я держался, перенаправлял сексуальную энергию, двигался, боролся с накатавшими на меня волнами оргазмов девушек, но чувствовал, что скоро «утону». Приготовившись к неизбежному, готов был рискнуть своей шеей (тесно зажатой бёдрами Марины), дотянуться до своей точки «G», чтобы перенаправить вырывающуюся сперму. Меня спасла Соня. Девушка, получившая первый сексуальный опыт через анальный секс, перенаправила мой боевой рог в свою попку. Я с облегчением сбросил волну накатывающих оргазмов в тело Сони. На столе изгибаясь «запела» кончив Марина (чуть не отделив мою голову от моего тела). Под столом громко и высоко кончила Соня. Я потный и уставший освободился от тел девушек. Сходил на кухню, попил воды, умылся. Вернувшись в комнату, перенёс обессиленное тело Марины в спальню. Вернулся за Соней. Поставив чайник, вернулся в кресло, с которого всё началось, стал собирать расплескавшуюся после оргазмов энергию. Сидел, дышал, думал открыть по шире окно, но не хотел разрушать окутавшего меня умиротворения.
Потом мы сидели в кабинете, пили чай. Марина и Соня были в моих рубашках, я в шортах. Марина сидела уверенно демонстрирую красоту своего тела. Соня «зажималась» – чувствовала себя как в первый раз на экзамене (сдала не сдала?).
– Почему вы, девушки, любите ходить в мужских рубашках? – решил разрядить обстановку. – Можно вообще без одежды, все свои.
– Голая женщина – как бутерброд, – сказала Марина, – не возбуждает после утоления голода.
– Откуда такие познания?
– Один художник сказал. – Марина, чтобы согнать с себя грустные воспоминания, хлопнула себя по бёдрам. – А хотите я бутериков наделаю? Ширкаем тут чай с конфетами, так на продолжение оргии сил не будет. – Девушка встала, посмотрела в сторону моей коллекции, опустив голову, ушла на кухню.
Я вопросительно посмотрел на Соню.
– Она тебе не рассказывала? – Соня почувствовав, что стала пристальным объектом моего внимания, подобрала ноги, подняла их на сидение кресла, обняла их руками. – Она работала, подрабатывала натурщицей в художественном училище. Деньги платили хорошие. Нужно было просидеть без движения час-два. Ну, один из преподавателей училища рекомендовал её местной знаменитости, скульптору. Это скульптор влюбился в Марину, увёз её на свою загородную виллу, рисовал, лепил. – Девушка подняла руку и указала на последнее моё приобретение, сидящую со спущенной на колени тогой девушку-статуэтку. – Вот же она.
В этот момент зашла Марина, неся поднос с бутербродами. Посмотрела на направление руки Сони, нахмурила брови, поставила поднос на стол, села.
– Расскажешь? – Я положил руку на её колено.
– Только если ты ответишь на мои вопросы.
– Всё что в моих силах.
– В этом ты весь, – Марина усмехнулась, взяла мою руку, потёрлась о неё щекой, – выкладываешься до конца. Хорошо. Я была молода, голодна. Тут предложили поработать натурщицей. Сначала обнажалась по пояс, потом полностью. Тут меня познакомили с Мэтром. Он засыпал меня цветами, обещаниями и поцелуями. Мужик он видный, при деньгах, весь в таланте и почёте. Поехали к нему загород в мастерскую. Он всё делал с запоем: рисовал, лепил, любил, пил. Предлагал в ЗАГС по первому моему требованию. – Марина глубоко вздохнула, отпустила мою руку. – Потом приехал его старый друг, партнёр, однокашник. Мэтр называл его Комерс, тот не обижался, только смеялся да глазки мне строил. Вот когда Мэтр ушёл в пьяный угар, подкатил ко мне его друг и объяснил, что всё что есть в мастерской изображение его истиной любви. Все эти сидящие, лежащие, стоящие нимфы были огнями любви скульптора. Я лишь очередная веха в его жизни, и не последняя.
– Сколько вы с ним вместе?
– Месяца три.
– А в запое он сколько?
– Неделю в мастерскую не заходил.
– Вот. – Мне показалось, что бывший скульптор хочет потереть от удовольствия руки. – Скоро он перевезёт тебя на городскую квартиру, сославшись, что ему нужно побыть в одиночестве, а сам будет «синячить». Потом я приеду и увезу его в клинику. Сдам его тебе на поруки. Слетаете в Париж на его выставку, а потом ты будешь одна в городской квартире, изредка будешь навещать его в имении, а я буду привозить вам деньги. – Комерс положил мне руку на колено. – Кому будет отходить большая часть, зависит от того как ты себя со мной поведешь.
Дала я ему по морде, убежала в спальню к Метру. Утром, протрезвев, Мэтр сначала вскипел, хотел ехать бить морду «другу». Но приняв на грудь чарку другую, вынужден был признать, что сам не умеет выбивать деньги из покупателей. А Комерс – комерс и есть. Выставляет оригиналы работ Метра на выставках и аукционах. Копии делает на своей фабрике и продаёт.
– Где-то он прав. – Мэтр сидел, опустив голову и правую руку с пустым стаканом. – Добро и зло – понятия относительные. Всё зависит от того как ты относишься и как относятся к тебе.
Утром я зашла в мастерскую, посмотрела в грустные глаза творений мастера. Потом увидела себя глазами Мэтра, свою грусть и ушла. Ушла – оставив всё. Ушла в том, в чём приехала к Мэтру.
– Мэтр был прав, но обманывал сам себя. Он не мог
