Команда Клапзуба - Эдуард Басс

Тем временем Кормик перенес стул к самому краю крыши и уселся. Над ним трепетали два флага: один с английским крестом, на другом чешские полосы — белая и красная с синим клином, тянущимся от древка до половины флага.

Внизу, в глубине, ярко зеленело превосходное поле, четко выделялись белые линии и чернели толпы людей на трибунах. Между трибунами и полем пролегала широкая беговая дорожка. На ней на расстоянии 25 шагов друг от друга неподвижно стояли сто тридцать полицейских. Сверху они выглядели, как странные толстые тумбы. У обоих ворот сидели и лежали на земле фотографы. Кормик, окинув все это зрелище опытным взглядом, убедился, что всюду образцовый порядок. Затем, удобно расположившись на стуле, он заложил ногу за ногу, вынул из футляра морской бинокль, установил его по своим глазам и начал репортаж.

— Алло, Аткинсон, добрый день! Вы меня хорошо слышите? Что за плеск? Это надо мной флаги. Вы быстро к этому привыкнете. Так плещутся, что даже трещат. Здесь, наверху — легкий ветерок. Тут гораздо лучше, чем внизу, в духоте. И к тому же мне никто не мешает говорить по телефону. Прекрасная идея. Скажите Фреду, что он проиграл мне пари. Четверть часа назад было продано сто шестьдесят тысяч билетов. Все кассы продолжают торговать. Если услышите страшный грохот, поясните собравшимся, что это обрушились трибуны, не выдержав огромной тяжести. Мне вряд ли удастся вам это сообщить: ведь тогда я свалюсь с высоты сорока метров, а наш провод на это не рассчитан. Пора начинать, по-вашему? Пожалуйста. Вступление я написал вам заранее. Прошу вас, прочтите мне для контроля.

Кормик на крыше замолчал, слушая быстрый говор в трубке. Спустя несколько минут он сказал:

— Хорошо, ничего не следует менять. Все выглядит так, как я написал. Только вместо ста семидесяти тысяч поставьте сто восемьдесят. За эти полчаса прибыло не меньше двадцати тысяч зрителей. Алло, внимание, пишите, пожалуйста, я диктую: в десять минут шестого огромный стадион разражается бурными аплодисментами. Ворота под северной трибуной открываются — и одиннадцать героев Хаддерсфилда мелкой рысью выбегают на поле. Как всегда, впереди улыбающийся Уиннипелд… Огромный Кларк замыкает шествие. Какое наслаждение смотреть на двадцать две упругие ноги, могучие выпуклые груди под желтыми и синими полосами свитеров! С неудержимой радостью и ликованием английский народ приветствует цвет нации, который сегодня призван защитить славу и первенство Британии на зеленом поле. Все уверены, что команда лиги не обманет наших ожиданий. Три против одного — таков результат ставок; против Хаддерсфилда выступают только иностранцы и люди… люди… Подождите, зачеркните последнюю фразу — этому мы посвятим в конце специальный абзац. Вычеркнули? Диктую дальше. Ворота открываются вторично, и выходят мастера континента. Публика тоже приветствует их аплодисментами, которые, однако, уступают естественному любопытству. Так вот они, эти знаменитые игроки, которых небольшая честолюбивая республика, расположенная в сердце Европы, послала завоевать мировую славу! Как живописно выглядят эти одиннадцать братьев, которые благодаря врожденному родственному чувству сумели создать единственную в своем роде комбинацию, единое целое! На первый взгляд в них нет ничего особенного. Их небольшие фигуры не могут идти в сравнение с атлетами Хаддерсфилда. Кажется, их смущают переполненные трибуны. К центру они движутся толпой, по-видимому, черпая смелость в этой близости друг к другу. Судья Сэррей идет им навстречу. Капитан Уиннипелд отделился от своих, чтобы приветствовать гостей. Алло, внимание, теперь кое-что новое! Напишите подзаголовок: Его величество король! Готово? Начинайте с нового абзаца. Диктую. В эту минуту на стадионе вновь раздаются ликующие возгласы. На мачте северной трибуны поднимается большой виндзорский флаг. Двери центральной ложи открываются, и входят Его величество король с королевой и принцем Уэльским. Дирекция клуба во главе с Г. В. Алленби приветствует высокопоставленных гостей. Королевская чета благодарит народ за восторженные овации. Подняв руку, король приветствует игроков, которые собрались у его ложи для импровизированного чествования. Король садится, чтобы видеть самое крупное состязание в истории Англии. Слова «самое крупное состязание в истории Англии» подчеркните и дайте отдельной строкой, как подзаголовок. Готово? Алло, диктую дальше. Хаддерсфилдовцы тянут жребий — они будут играть на стороне, где ветер дует им в спину. На трибунах тишина и огромное напряжение. Сэр Сэррей свистит. Сейчас 17 часов 21 минута 16 секунд. Центральный нападающий Клапзубов подал мяч правому полусреднему. Шарко идет на него. Нападающий передает мяч правому полузащитнику. Хаддерсфилдские атакующие — среди нападающих клапзубовской команды. Шарко догоняет полузащитника, отбирает мяч… Алло, нет, вычеркните это! Черт его знает, как он сделал, этот парень, но мяч остался у него. Диктую. Барринг и Уиннипелд приходят ему на помощь. Удар, и мяч, крутясь, проносится дугой вперед, на левый край. Блестящая передача между нашим полузащитником и защитником. Быстрый бег по левому краю. Кто раньше? Нападающие красно-белых завладели мячом. Уорси, вперед! Поздно! Передача в центр. Слишком высоко! Левый и центральный нападающие пробежали мимо. Горрингер, левый защитник, заносит ногу. Откуда тут взялся правый полузащитник! Подает мяч головой левому полусреднему Уорси! Ох, обвел! Боже! Удар… фу! Разрешите отплюнуться. Что? Ну конечно. Уже там! Ко всем чертям, вот это удар! Как публика? Молчит. Вот теперь начинает аплодировать. Потрясающе! Ну, один еще не так страшно… На какой минуте? На 67-й секунде от начала. Напишите: сокрушительный удар полусреднего нападающего, какого уже десятилетия не видели на английском стадионе. Кларк даже не успел поднять руку, как мяч влетел в сетку.

От волнения Кормик не мог усидеть на месте. Он вскочил и переставил стул. Затем вновь начал диктовать, описывая атаки Хаддерсфилда. Захлебываясь от восторга, он описывал комбинации команды, но ежеминутно просил Аткинсона вычеркнуть из статьи проклятия, которыми осыпал замечательную защиту Клапзубов. И вдруг он неожиданно замолк, так что Аткинсон с тревогой спросил, что происходит. Весьма печально Кормик сообщил, что Англии забили второй гол.

— Ничего не поделаешь, Аткинсон! Приходится констатировать, что чехи имеют перевес. Напишите на стекле, что наши не теряют бодрости духа и сравняют счет,— не то народ разгромит редакцию. Алло, идет 43-я минута. Наш левый крайний нападающий атакует. Полузащита останавливает его. Борьба в центре. Длинными передачами защита обеих сторон возвращает мяч на противоположную половину. Шарко ведет, подает вперед. Подбегает Уиннипелд, обводит, ведет сам, теперь, теперь… Ах, бьет выше ворот. Вот неудача! Мяч у правого крайнего нападающего… Конец первого тайма. Проигрываем 0:2, но наши игроки бодры, во второй половине игры они предложат свой быстрый заключительный темп. Публика разочарована, но восхищается совершенной игрой нашего противника. Право, не позор проиграть такой сильной команде. Его величество явно взволнован. Директоры Хаддерсфилда объясняют ему причину поражения. Председатель Алленби уходит. Вот он возвращается. С ним какой-то старикашка довольно странного вида. Старика представляют Его величеству. Ах, да это отец клапзубовцев. Мне надо немедленно туда бежать, выяснить, о чем они будут разговаривать. Отдохните, Аткинсон. К началу второго тайма я буду на месте. Отметьте, что король очень сердечно пожал руку старому Клапзубу.

Кормик сбросил телефонные наушники, пробежал по крыше, соскользнул по лестнице на балкон и исчез среди толпы, которая возбужденно шумела и неистовствовала на трибунах.

V

Разговор, происходивший между старым Клапзубом и английским королем, в день, когда клапзубовцы победили футбольную команду Хаддерсфилд со счетом 4:0, не был опубликован ни в «New Sporting Life», ни в других газетах. Там печатались лишь небольшие отрывки со слов директора Хаддерсфилда. Если мы получили более подробные сведения об этом памятном разговоре, то только благодаря нашему земляку — кожевнику Мацешке, который в Лондоне был переводчиком у Клапзубов.

Пан Винценц Мацешка был неистовый спортсмен. Сам он, правда, в футбол не играл, не занимался ни бегом, ни прыжками, потому что при его весе в двести шестьдесят фунтов вряд ли бы он достиг успеха. Он не принимал участия в борьбе, не поднимал тяжести, не упражнялся в плавании и гребле, и единственным видом спорта, которым он занимался, было перетягивание каната. Здесь Мацешка был незаменимым «последним в ряду». Когда, обвязав канат вокруг своего огромного брюха, он упирался ножками в землю так, что почти лежал на ней всем телом, то команда противника выбивалась из сил, стараясь сдвинуть с места эту гору сопротивляющегося мяса. У его партнеров всегда был решающий перевес. И в самом деле, команда чешских кожевников в Лондоне в течение восьми лет была чемпионом Англии по перетягиванию каната, и даже команда тяжеловесов лондонской полиции не могла пошевельнуть канат, если на его конце висел пан Винценц Мацешка. Позднее пан Мацешка оставил и этот спорт, но тем больше он уделял времени спортивной общественной деятельности. В его квартале не было ни одного клуба, где бы он не был председателем или его заместителем, секретарем или делопроизводителем, и не раз случалось, что он сам себя вызывал на соревнование как секретарь одного и председатель другого клуба. Нужно, отметить, что в таких случаях он всегда соблюдал должную вежливость и учтивость. Если корреспонденция между некоторыми клубами носила враждебный характер и была полна иронических замечаний и ядовитой злобы, письма, которое пан Винценц Мацешка из одного клуба посылал пану Винценцу Мацешке в другой клуб, могли быть опубликованы как образец корректной корреспонденции, которая сумела поднять и подчеркнуть личные заслуги адресата с искусством поистине поэтическим. Понятно, что этот выдающийся деятель не мог не знать о приезде команды Клапзуба. Он не только знал, но поехал встречать их в Дувр и стал их незаменимым переводчиком, провожатым, гидом и охраной. А после отъезда Клапзубов он еще в течение двух лет был зван на приемы высшего лондонского общества.