Ты все поймёшь, когда его не станет (СИ) - Семакова Татьяна

Я кисло улыбнулась и зашла в аптеку на первом этаже, тут же закинув в себя целую горсть. Собралась с мыслями и поехала на кладбище. Убрала засохшие цветы с могилы, венки с выцветшими на солнце лентами, подёргала успевшие вылезти сорняки в цветнике и села на лавку, глядя на его портрет на чёрном мраморе. Могила стала выглядеть одиноко, я резко поднялась и дошла до выхода с кладбища, накупила цветов в горшках, земли, инвентарь, в несколько приемов отнесла все, отказавшись от помощи, собрала волосы в пучок, отбросив шляпу, встала на колени и пересадила все цветы. Вновь села на лавку, достала контейнер, один блин положила ему, а второй сунула в рот, вытерев грязные руки о лёгкие чёрные брюки. Чище они не стали, но меня тошнило от одного запаха еды, так что доедать я все равно не планировала.

С трудом проглотила кусок, глядя в его глаза. Большие, внимательные… так странно. Я не любила его, но почему его так не хватает? Наверное, гормоны. Я беременная вдова. Что дальше, судьба? Я вновь окажусь на улице?

Я зло хохотнула и расплакалась, всхлипывая и вздрагивая всем телом, а когда немного успокоилась и подняла голову, увидела рядом с оградой следователя. Он стоял, сунув руки в карманы и хмуро смотрел на меня.

— Какого черта Вам надо? — прорычала, вытерев слёзы. — Это Вам не участок, проваливайте!

— Думал, придёшь или нет, — пожал он плечами. Я стиснула зубы и уточнила ехидно:

— С каких пор мы перешли на «ты»?

— Слушайте, дамочка, — поморщился следователь, а я перебила:

— Вам тут совершенно нечего делать. Оставьте меня, я хочу побыть одна.

— Я был уверен, что без тебя не обошлось, — вновь перешёл на фамильярности, а я скрестила руки под грудью, — но теперь сомневаюсь. Или это спектакль специально для меня?

— Да пошёл ты, — ответила, вновь хохотнув. Он поднял бровь, а я швырнула в него контейнер, заорав: — Пошёл ты!

Из глаз брызнули слёзы, я уткнулась в свои ладони, а он прошёл за ограду и сел рядом.

— Давай поговорим откровенно, — сказал спокойно, а я хмыкнула и перестала плакать.

— Я была откровенна. Мужа я не убивала. Мне это просто не нужно. У меня и так было все, чего я хотела. Все, ясно?

— Ясно, — кивнул осторожно. — Сама блины пекла? — поднял один с земли, отряхнул и сунул в рот. Я услышала, как хрустнула земля на его зубах и поморщилась, а он невозмутимо дожевал и проглотил. — Неплохо.

— И кто тут разыгрывает спектакль? — усмехнулась, покачав головой.

— Это громкое дело. Человек он был не последний в городе, завод процветал, поставки не то что по всей стране, заграницу даже. Часто делал пожертвования в различные фонды. По борьбе с раком, например. Жертв пожаров ещё, для бездомных столовую построил. По закону никаких претензий. Жил, работал, продолжал дело отца, причём блестяще. Кому понадобилось его убивать? И тут ты. Жена пятнадцать минут и он труп, а во главе семейного бизнеса твой бывший любовник. А может и не такой уж и бывший. Ну, как?

— Паршиво, — скривилась в ответ. — Но и мне ни к чему.

— Теперь понятно, в накладе бы не осталась. Какой срок?

— Следите за мной?! — возмутилась искренне, а он пожал плечами:

— Работа такая.

— Восемь недель. И, предвосхищая вопрос — это его ребёнок.

— Странное уточнение, — ухмыльнулся следователь, а я закатила глаза. — Теперь и не проверить, да?

— О, смотрите-ка, — ахнула в ответ, паясничая, — ещё один мотив!

— Это не я сказал.

— Это и не требуется. Ваши намёки довольно прозрачны. Только вот какая штука…

— Ты его не убивала, я понял. Смех — нервное?

— Спросите моих соседей по старому адресу.

— И что они скажут?

— Что я хохотала на похоронах отца. А отца я любила.

— В отличии от Краснова?

— Хитрый ты жук, Андрей Петрович, — прищурилась, пригрозив ему пальцем, а он хохотнул. — Я хочу получить его вещи.

— Невозможно. Дело еще открыто, это улики.

— Его убили из соседнего здания, что там улика? Его носки?

— А тебе нужны его носки?

— Фактически, это мои носки, — усмехнулась в ответ. — Как единственное наследницы всего его имущества. И я хочу получить их обратно. Не люблю разбазаривать свои вещи.

— Придётся подождать.

— Не думаю, — хмыкнула самодовольно и поднялась. — Ждите Кравченко в гости.

— Угрозы? — присвистнул в ответ, а я молча начала собирать пустые горшки и обваленные в грязи блины. — На самом деле, мне не жалко. Выбьет разрешение — отдам.

— Вот и славно, Андрей Петрович, вот и славно, — заулыбалась, как акула. — А если вдруг время свободное останется, не сочтите за труд, поищите, кто отца моего ребёнка на тот свет отправил.

Беседин скривился, а я выкинула мусор и, подумав, отправила вслед за ним свою шляпу, распустив волосы. Я чувствовала, как полыхает огонь внутри, а каждая клеточка моего тела ищет возмездия. Я была решительна, бесстрашна, ветер трепал мои небрежные локоны, а грязь под ногтями добавляла антуража. Я захлопнула дверцу в машине, сев на раскаленное солнцем кожаное сиденье, вдохнула поглубже и едва успела открыть дверь, чтобы не стошнило на руль. Чертов ароматизатор тоже спекся. Задержав дыхание, я сняла его с зеркала заднего вида и вышвырнула из машины. Сделала пару глотков противной тёплой воды, открыла окна и поехала к адвокату.

До назначенного времени оставалось ещё два часа и я пошла на риск: заехала пообедать. Долго изучала меню, представляя себе вкус блюда, с трудом проглотила половину и заставила себя удержать все в желудке, выйдя на свежий воздух. Задачей это оказалось непростой, но я справилась и отправилась дальше, поздравив себя с маленькой победой.

Секретарь у кабинета встретила дежурной улыбкой и сообщила, что меня ожидают. Я толкнула дверь в кабинет, а Кравченко, высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти, тут же подскочил и протянул руку, которую я довольно крепко пожала. Он слегка удивился грязи на кутикуле, которую я так и не смогла отмыть в туалете ресторана, но вопрос оставил при себе, начав деловито, едва я устроилась в кресле напротив:

— Итак, следователь упорно пытается переложить вину на Вас, я правильно понял?

— Я очень удобная кандидатура, — кивнула согласно. — Надеюсь, нет нужды объяснять, что невысказанные обвинения совершенно безосновательны?

— Разумеется, — сказал поспешно, а я с трудом сдержалась, чтобы не огреть его пресс-папье в виде коня на дыбах. — Я нанесу визит в участок. Можно подать иск за преследование… — начал расходиться, мечтательно подняв глаза к потолку, но я осадила его довольно резко:

— Не стоит, — и добавила мягче: — Ни к чему усугублять ситуацию.

— Конечно, — вынужден был согласиться, — но если потребуется…

— Тогда и обсудим, — выжала улыбку и тут же просьбу: — Хочу, чтобы мне отдали его вещи.

— Сделаем, — пожал плечами.

— И я хочу ознакомиться со всеми бумагами, которые подписывала, — он посмотрел удивленно, а я вздохнула: — Немного пришла в себя.

— Вы мне не доверяете? — спросил с вызовом.

— Что Вы, как можно… — прошептала почти испуганно, вытаращив на него глаза. Он стушевался и поерзал в кресле, не зная, куда деться от моего взгляда. — Не хочу отнимать у Вас много времени, я прочитаю все дома, а если возникнут вопросы — позвоню.

Через пятнадцать минут я выходила из его кабинета, держа в руках довольно увесистую папку. Занятие на вечер мне было обеспечено.

Села в машину с опаской, но запах успел выветриться, закрыла дверцу и положила руки на руль, посмотрев на своё кольцо. Как он, когда мы только расписались, как будто желая удостовериться, что оно все ещё там. Зависла ненадолго и сама не поняла, как начала клевать носом, не в силах бороться с этим состоянием. Хватило меня лишь на то, чтобы откинуть сиденье, я проспала два часа на парковке, а проснулась от того, что кто-то стучит в окно.

Потёрла глаза, увидела удивлённое лицо адвоката и приоткрыла дверь.

— Вы в порядке? — спросил растерянно.

— Плохо спала ночью, — ответила, слегка улыбнувшись. — Всего хорошего.