Твердая рука - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, — я кивнул головой. — Я это заметил.
— Что ж... я не знаком с другими членами синдиката. Знаю только, что его организовал человек, который специально этим занимается — собирает любителей скачек и продает им лошадей. Вы в курсе?
Я снова кивнул. Бывали случаи, когда организаторы покупали лошадей по дешевке и продавали их членам синдиката чуть ли не в четыре раза дороже.
Совершенно безопасный вид вымогательства, да к тому же вполне легальный.
— Эти лошади бегут не так, как должны, Сид, — откровенно признался он. — Я не могу избавиться от подозрения, что в синдикате есть кто-то, следящий за этим. Вы не взялись бы выяснить? Тихо и осторожно?
— Я постараюсь, — проговорил я.
— Хорошо, — с явным удовлетворением отозвался он. — Думаю, что вам удастся. Я дам вам список имен членов синдиката. — Он достал из внутреннего кармана сложенный лист бумаги. — Вот они, — он развернул его и указал. — Четыре лошади. Синдикат зарегистрирован в Жокейском Клубе совершенно открыто, с указанием счетов и прочего. На бумаге-то все в порядке, но скажу честно, Сид, мне это не нравится.
— Я проверю, — пообещал я.
Он от души поблагодарил меня, что показалось мне излишним, и отошел. Через минуту-другую он присоединился к Розмари и Джорджу и заговорил сними.
Поодаль от них стоял Бобби Анвин. Он держал в руках блокнот и авторучку, и один из тренеров-середнячков не знал, куда деваться от его расспросов. Громкий голос Бобби словно плыл в воздухе и был повсюду — резкий, с характерной северной напористостью и инквизиторскими интонациями, заимствованными у тележурналистов.
— В таком случае можете ли вы сказать, что совершенно удовлетворены тем, как скачут ваши лошади?
Тренер озирался по сторонам, желая поскорее скрыться, и переминался с ноги на ногу. Удивительно, что он вообще согласился на интервью. Печатные колючки Бобби Анвина ранили весьма жестко. Но ему доставляло прямо-таки садистское наслаждение сталкиваться со своей жертвой лицом к лицу. Писал Боб крепко, и его охотно читали, но все связанные со скачками дружно проклинали и ненавидели его.
В течение многих лет между ним и мной сохранялось некое подобие перемирия. На практике это означало, что он свел употребление слов «Слепой» и «кретин» к двум в каждой статье, когда речь шла о проигранных мной скачках. С тех пор как я перестал выступать, я больше не был для него мишенью, и понемногу мы начали не без странного удовольствия болтать друг с другом, словно бередя раны.
Бобби увидел меня краем глаза и решил отпустить на свободу несчастного тренера. Он повернул свой большой клювообразный нос в мою сторону. Высокий, на вид лет сорока, неистребимо провинциальный, Бобби был борцом по натуре и достиг всего без чьей-либо помощи. Он прошел трудный путь и постоянно напоминал об этом другим. Должно быть, в наших судьбах было немало общего, потому что я тоже вырос на темных улочках городских окраин, но не темперамент и не отношение к жизни. Похоже, что удары судьбы приводили его в ярость, а я сносил их молча, а значит, он говорил, не закрывая рта, а мне приходилось его слушать, — Я оставил иллюстрированный журнал с моей статейкой в комнате для прессы, — сообщил он. — Зачем он тебе понадобился?
— Меня просто кое-что заинтересовало.
— Да брось ты, — усомнился он. — Чем ты сейчас решил заняться?
— Не трудно ли тебе немного рассказать, о чем будет твоя следующая статья?
— спросил я.
— Ладно. Предложение принято, — откликнулся он. — Я заказал бутылку отличного марочного шампанского в здешнем баре. Выпьем после первого заезда. О'кей?
— А если мы закажем сандвичи с копченой семгой, ты не поделишься со мной подробностями, о которых не написал в статье?
На губах у него заиграла мерзкая ухмылка, и он сказал:
— Почему бы и нет?
После первого заезда результаты нашей сделки оказались на столе.
— Да, Сид, дружище, ты можешь это себе позволить, — проговорил он, откусив сандвич. Потом Боб взял в руку бутылку в золотой фольге. — Итак, что ты хотел узнать?
— Ты ездил в Ньюмаркет в конюшню Джорджа Каспара, когда готовил статью? Я указал на иллюстрированный журнал, лежавший рядом с бутылкой.
— Да. Ездил.
— Расскажи мне об этом.
Он застыл с полупрожеванным куском сандвича.
— Что тебя интересует?
— Какого ты мнения о Джордже Каспаре как о человеке?
Он заговорил, доедая кусок темного хлеба.
— Я уделил ему довольно много места, — Он бросил взгляд на журнал. — В общем-то я сказал все, что хотел. Он лучше всех тренеров на скачках знает, когда лошадь бывает готова, когда нет, в каком заезде у нее есть шанс победить и прочее. Но в людях он совершенно не разбирается и бесчувственен, словно камень. Он помнит имена и предков каждой из своих ста двадцати лошадей и способен отличить одну от другой, даже когда они бегут далеко под ливнем, а это практически невозможно. Но что касается сорока парней, работающих у него, то он просто зовет их Томми. Ему нет до них никакого дела. Они для него все на одно лицо.
— Эти парни приходят и уходят, — заметил я, стараясь не выдавать своего отношения.
— Но ведь и лошади тоже. Нет, ему так удобней. А на людей ему наплевать.
— А на женщин? — полюбопытствовал я.
— Он их использует, бедных дурочек. Могу поклясться, что, занимаясь любовью, он думает о завтрашних скачках.
— Ну, а Розмари... как она к этому относится? Я налил ему в бокал шампанского и допил свое. Бобби расправился с сандвичем, отхлебнул большой глоток и слизал с пальцев оставшиеся крошки.
— Розмари? По-моему, у нее крыша поехала.
— Вчера на скачках она выглядела вполне нормально, — возразил я. — Она и сейчас здесь, и, кажется, с ней все в порядке.
— Да, знаешь, на людях она держится как дама из общества, тут я с тобой согласен, но я три дня прожил у них в доме и скажу тебе, приятель, нужно самому услышать, какой бред она несла, чтобы в это поверить.
— Ну, например?
— Она то и дело кричала, что их плохо охраняют, а Джордж требовал, чтобы она заткнулась. Розмари вбила себе в голову, что некоторых их лошадей в прошлом кто-то испортил. Рискну заметить, тут она права. Когда у людей такая огромная конюшня и они преуспевают, то враги и конкуренты всегда найдутся. Но, как бы то ни было, — он осушил бокал и снова наполнил его, — однажды она схватила меня за ворот у них в холле, а надо сказать, что он у них огромный, как амбар, и заявила:
«Вы должны написать о Глинере и Зингалу. О том, что их кто-то испортил».
Ты помнишь, это отличные жеребцы-двухлетки, из которых, увы, ничего не получилось. В этот момент из офиса вышел Джордж и сказал, что у Розмари неврастения и она страдает от перемены образа жизни. И тут они принялись ругаться прямо при мне. — Он тяжело вздохнул. — Но самое удивительное, что по-своему они очень любят друг друга. Насколько он может кого-то любить.
Я облизал языком зубы и без особого интереса взглянул на Бобби, как будто предполагая услышать совсем иное.
— А что говорит Джордж по поводу ее идей о Глинере и Зингалу? — спросил я.
— Он убеждал меня не принимать ее слова всерьез, однако потом добавил, что она совсем помешалась и уверена, будто кто-то непременно испортит Три-Нитро.
Джордж считает, что она все преувеличивает. В этом возрасте у женщин часто появляются странности. Он сообщил мне, что охрану у Три-Нитро пришлось удвоить.
По его мнению, это было необходимо. Он надеялся, что Розмари успокоится и перестанет изводить его всякими придирками. В начале сезона он организовал на конюшне ночной патруль с собаками. И этот порядок остался до сих пор. Он объяснил мне, что Розмари ошиблась насчет Глинера и Зингалу. Но ведь она одержимая, и ее не переспоришь. Вот он и решил над ней подшутить, чтобы она совсем не свихнулась. Похоже, что у обеих лошадей что-то типа сердечной аритмии. Джордж думает, что из-за этого они и стали проигрывать, когда повзрослели. Ну вот и все. Никаких сенсаций. — Он допил шампанское и в третий раз наполнил бокал. — Ладно, Сид, что ты действительно хотел узнать про Джорджа Каспара?
— Хм-м-м, — пробормотал я. — Как по-твоему, он чего-нибудь боится?
— Джордж? — недоуменно переспросил он. — А чего именно?
— Да чего угодно.
— Когда я жил у него, он ровным счетом ничего не боялся.
— Но, может быть, его что-то беспокоило.
— Ни капли.
— Или раздражало? Он пожал плечами.
— Только общение с женой.
— Ты давно гостил у него, когда это было?
— А... — Он прикинул и задумался — После Рождества. Да... На второй неделе января. Обычно мы начинаем готовить материалы для иллюстрированных номеров за несколько месяцев.
— Не кажется ли тебе, — медленно и с откровенным разочарованием произнес я, — что он хочет любой ценой защитить Три-Нитро?
— Так вот что тебя волнует? — ухмыльнулся он. — Да плюнь ты, Сид. Смотри на вещи проще и не перегибай палку. Джордж огородил весь свой двор с конюшнями и превратил его в какую-то крепость Поставил двойные ворота высотой в десять футов и с шипами наверху.