Ненайденные пленки (СИ) - Витор Анна

   – Ты… чего это? – кое-как сумел связать слова Сеня.

   Потом он так и не смог вспомнить ее рассказ. Что-то про то, что общага – первое здание в Заболоцке, а значит, его сердце. А город – зло. Забрал у Дины всех и вся, ее же не отпустил. Потом она еще и ребенка какого-то приплела, и в глазах лихорадочно заблестели злые слезы.

   «Чокнутая», – тогда подумал Сеня, уходя.

   – Не лезь туда больше! – крикнула Дина вслед. – Целее будешь!

   Дома он, даже не разувшись, завалился спать.

   С той самой ночи они и начали ему сниться. Золотые огоньки в темноте. Хищные светящиеся глаза в старой заброшке, изуродованной матерными надписями.

   Во сне ничего не происходило. Это нечто просто смотрело, и от немигающего взгляда продирали мурашки. Сеня вскакивал на постели, тяжело дыша.

   За неделю он осунулся и зарос, а под глазами появились темные круги. Мать стала пилить, что сопьется, как и его отец-алкаш. А на деле Сеня к бутылке за эти дни и не притронулся.

   В очередной раз проснувшись в ледяном поту, он вспомнил слова Дины: «Заболоцк – зло, понимаешь? Живое зло».

   Перед глазами снова промелькнули хищные огоньки рядом с помалеванной стеной. Взгляд, полный укора.

   Вскочив с кровати, Сеня бросился в прихожую. Кое-как накинув куртку, он ринулся к первому попавшемуся хозмагазину. Оказалось, что еще закрыто. А продавщица, хмуро глядящая из-под заросших бровей, пришла только через час. Получив два баллончика краски, Сеня бросился к общаге.

   Это оказалось совсем не сложно: желтые глаза, черные зрачки. Завоняло краской, и надписи скрылись под рисунком. Сеня довольно улыбнулся, но заметил через разбитое окно такое же безобразие и внутри. Когда он зашел внутрь, за спиной что-то хрустнуло. По стене метнулась тень.

   «Птица. Просто птица, нечего дергаться», – строго сказал себе Сеня.

   Стена за стеной, комната за комнатой. Постепенно все творчество непутевых подростков скрылось под парами желтых глаз.

   Получилось так хорошо, что вспомнились граффити-художники из каких-то фильмов. Захотелось оставить свою подпись. Закончив последний рисунок, Сеня потряс баллончик с черной краской.

   – Подумаешь, одно имя, ничего страшного, – слетело с губ тихое бормотание.

   Палец легко вжал клапан. Черное облачко вырвалось наружу. Четыре ломанные буквы на стене. Такие яркие на облезлой штукатурке, они показались почти объемными.

   Шипение.

   Пальцы судорожно сжали баллончик. Сеня медленно обернулся.

   Твари размером со средних дворняжек обступили со всех сторон. Черные тени без смутных очертаний, но с длинными раздвоенными языками. Сеня сразу узнал те самые светящиеся желтые глаза.

   Он попятился. Спина почувствовала холод стены, на которой только что появилась надпись-имя.

   Твари снова зашипели: обнажились тонкие иглы острых зубов. А потом вся стая набросилась одновременно…

   Баллончик выпал на пол. Прямиком в растекающуюся кровь.

Охотник

   Алла уже собиралась закрываться. Обычный вечерний ритуал: открыть окна, чтобы выветрить лаки и краски, пройтись по полу веником, взять черный пакет со стружкой разномастных волос… Мусорник – в двух шагах, салон можно и не замыкать.

   Выйдя на улицу, Алла в очередной раз помечтала, как раскрутится и наймет девчонок порасторопнее. Сейчас же единственная помощница повадилась постоянно сбегать раньше. Форс-мажоры с ребенком, видите ли. День через день.

   Стараясь не раздражаться, Алла глубоко вдохнула пахнущий хвоей воздух: через улицу уже начинался лес. Черный пакет отправился в большой контейнер, когда за спиной раздался бархатистый мужской голос:

   – «Альбина» еще не закрылась?

   Едва не подпрыгнув, Алла рывком обернулась. Даже не сразу вспомнилось, что «Альбина» – ее салон. Местные-то все привыкли говорить просто, что стригутся у Алки Соболихи. Она подозрительно прищурилась.

   Незнакомец ее возраста: плюс-минус сороковник. В походной одежде, как только что из леса. Да и заросший настолько, будто жил там пару недель. Хотя это не скрывало мужественные волевые черты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   – Да нет еще. Вон мусор выносила просто, – Алла кивнула на контейнер. – Я – хозяйка. Алла.

   – Я знаю. Может, найдется для меня минутка? – мужчина слегка наклонил голову набок.

   Глаза блеснули золотом в свете фонаря. На лице появилась мягкая улыбка, мгновенно располагающая к себе.

   «Заигрывает, – почти обреченно подумала Алла. – Все они, кобели, такие».

   И все-таки губы изогнулись в ответной улыбке. Зайдя внутрь, мужчина попросил закрыть окна. Когда он снял куртку и сел перед зеркалом, Алла стала сзади. Она уже открыла рот, чтобы спросить, как стричь, но в глаза бросились глубокие кровавые борозды. Они пересекли шею, и наверняка сонная артерия осталась нетронутой только чудом.

   – Что это? – вырвалось само собой.

   – Да с волком сцепились, – махнул рукой мужчина.

   – О-о-о, так ко мне заглянул охотник? – Алла хихикнула кокетливо и тихо, как в далекие пятнадцать.

   Она не так давно развелась с мужем. Он уже давно надоел: сухой, вечно горящий на работе полицейский. Впрочем, привычка менять любовников, как перчатки, появилась задолго до официального разрыва. А развод стал только поводом избавиться от обручального кольца и надоевшего серебряного кулончика, подаренного на десять лет брака.

   – Можно и так сказать, – хмыкнул мужчина.

   Алла коснулась его жестковатых отросших волос, поинтересовавшись:

   – Так чего хочет бывалый охотник?

   Спрашивая это, она наклонилась к его уху. Нарочно, чтобы почувствовал шлейф духов и теплое дыхание, щекочущее кожу.

   Мужчина запрокинул голову. Взгляды встретились. Теперь стало понятно, что глаза у него необычного светло-карего цвета: почти желтые, хищные.

   – А что, если я хочу не стрижку? – ухмыльнулся мужчина.

   Он ухватил Аллу за подбородок, не давая отстраниться. Она тихо выдохнула: рокочущие жадные интонации отозвались тяжестью внизу живота.

   Мужчина поднялся одним стремительным движением, как вскинувшийся зверь, и губы встретились в жарком напористом поцелуе. Взмах сильной мужской руки – и со столешницы полетели на пол баллончики и флаконы. Жалобно звякнуло разбившееся стекло, и пахнуло искусственным цветочным ароматом.

   Мужчина подсадил Аллу на стол, забираясь рукой под платье. Резко, почти грубо. А от ненасытных, переходящих в укусы поцелуев на шее наверняка остались отметины. Колючая щетина оцарапала кожу, обостряя ощущения.

   – Подожди… – выдохнула Алла. – Я же… даже имени твоего не…

   Она закусила губу, приглушая стон: мужчина властно смял пальцами грудь.

   – Обойдусь без человеческих кличек, – он торопливо расстегнул ремень.

   Алла заметила, как приглушенно засветились желтые глаза. Совсем по-волчьи. Дернувшись, она собралась соскочить на пол, но мужчина схватил за бедра. Нечеловеческая сила не дала больше даже шевельнуться.

   – Пусти! – Алла бесполезно замолотила по нему кулаками.

   Он резко сгреб на затылке ее светлые крашенные волосы, заставляя задрать голову.

   – Не кричи, – горячий вкрадчивый шепот заставил оцепенеть. – И я буду осторожнее.

   Мужчина впился в губы Аллы жестким поцелуем. Она на секунду растерялась. А потом коротко треснуло разорванное белье под задранным платьем, и ослепила боль от грубого толчка внутрь. Алла глухо попыталась вскрикнуть через поцелуй. Из глаз брызнули слезы, а пальцы изо всех сил сжали футболку, которую мужчина так и не стянул.

   – Может быть, – хрипло рыкнул он на ухо, начиная двигаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   Хватка сильных пальцев на ягодицах не оставила и шанса отстраниться. Только вынудила насаживаться в такт. Тело странным образом подвело от горячего сильного тела и рычащих мужских стонов, и Алла сама не поняла, вскрикивает от боли или от подступающего удовольствия. В ускользающем сознании мелькнули воспоминания об убийствах.