Ника Лосовская и законы физики - Галина Полонская

Первое время всё у Георгия шло нормально. Сначала он шил шапки и подклады к ним собственными руками, а позже подрядил для этого дела трех девушек, сам же стал разъезжать по другим городам в поисках оптовых покупателей. У Романова-младшего завелись деньги, и он даже начал помогать отцу.

В тот день, когда домой к Георгию заявился Шпырин с просьбой подержать у себя недолгое время партию дорогих шапок, ничто не предвещало неприятностей. Просто шеф Георгия собирался с молодой женой в Таиланд и боялся оставлять товар в своей квартире, не слишком доверяя сигнализации.

— Твой старикан наверняка целые дни дома кемарит, вот пусть и постережет, — уговаривал он приятеля.

Конечно, Георгий согласился. Когда Борис Сергеевич вернулся домой после очередной прогулки с Любовью Эмильевной, то не поверил своим глазам. Одна из двух комнат квартиры была полностью заставлена коробками. Кроме огромной партии шапок, здесь нашли приют и дорогие комплекты видеоаппаратуры, которые Гошин шеф тоже ухитрился под шумок сюда притащить.

— Гоша, почему же ты со мной не посоветовался? — растерянно возмущался Борис Сергеевич. — У нас ведь на входной двери замок совсем хлипкий!

Сын только отмахнулся: «Если уж вору понадобится дверь взломать, его никакой замок не остановит. Да ты, папаня, не нервничай. Никому и в голову не придет, что у нас в квартире такие дорогие вещи могут храниться. Так что оно и лучше, что дверь старенькая да бедненькая. Зато лишнего внимания не привлекает».

Накануне возвращения Шпырина Георгий ушел по своим «шапочным» делам, а Борис Сергеевич отправился за хлебом в булочную. Он долго томился в очереди в кассу, потом так же долго ждал отлучившуюся куда-то продавщицу… Поднимаясь наконец на свой третий этаж с аккуратно завернутым в полиэтиленовый пакет батоном, пожилой учитель уговаривал сам себя: «Ну что это я так разнервничался? Никакие грабители не могут за полчаса столько добра вынести…»

Войдя в квартиру и убедившись, что все коробки на месте, Борис Сергеевич облегченно вздохнул. Допивая полуденный чай, услышал нетерпеливый звонок в дверь. «Опять Гошка ключи дома забыл. Трезвонит, сорванец, как в детстве!» — проворчал он, перед тем как открыть дверь. Но это был не сын. Одинокая молодящаяся соседка по лестничной площадке, несколько раз извинившись, попросила Бориса Сергеевича повесить на стену купленное сегодня утром зеркало.

Благовоспитанный Романов-старший отказать ей, конечно, не мог. Если его о чем-то просили, он никому и никогда не отказывал. За десять минут он ввинтил шурупы в капитальную стену и закрепил на них новое зеркало. Выслушав на прощание кучу похвал своим золотым рукам и, как выразилась соседка, «галантности истинного кавалера», Борис Сергеевич вернулся к себе. Он собирался позвонить Любови Эмильевне и пригласить ее съездить за город.

Любови Эмильевне идея понравилась — ей вообще нравилось все, что предлагал Борис Сергеевич. Договариваясь о встрече, Романов поискал глазами электронные часы, которые всегда стояли на тумбочке рядом с телефоном, но на обычном месте их не обнаружил.

— Подожди, Любочка, я сейчас… — произнес он и пошел в комнату сына, чтобы узнать точное время.

Любовь Эмильевна терпеливо ждала с телефонной трубкой в руке. Наконец, после немыслимо затянувшейся паузы, она услышала голос своего друга, прозвучавший как-то глухо и незнакомо:

— Любочка, у нас неприятность. В нашей квартире побывали грабители и вынесли из комнаты сына все. Я даже не могу себе представить, на какую сумму там хранилось добра…

«Это не неприятность, Боренька. Боюсь, что это самая настоящая катастрофа», — пронеслось в голове у Любови Эмильевны. Но вслух она сказала только то, что, по ее мнению, сейчас необходимо было услышать ее другу:

— Не волнуйся дорогой. Выпей валерьянки, а под язык валидол положи. Потом вызывай милицию. Я приеду через полчаса.

Борис Сергеевич послушно пошел на кухню искать валерьянку и валидол. Ему они были не нужны. А вот его заботливой подруге очень даже могли пригодиться.

Глава 6

Ника лежала без сна в комнате, в которой она всегда останавливалась у бабушки. Все, что могло вызвать нередкую для девушки бессонницу, Любовь Эмильевна постаралась отсюда убрать. Окно было тщательно зашторено плотной гардиной, громкие настенные часы унесены на кухню. Ника не умела спать рядом с тикающими часами — ей казалось, что уже через несколько минут такого соседства ее собственное сердце начинает биться в такт с часами, и ощущать это было неприятно. Поэтому она даже ручных часиков никогда не носила.

«Выдумщица ты моя, мнительная дурёшка», — смеялась Любовь Эмильевна и поверила Никиным жалобам лишь тогда, когда сама прочитала в каком-то журнале об исследованиях японских ученых, подтвердивших внучкины наблюдения.

Чтобы посмотреть, не близится ли уже утро, Ника нажала кнопочку-подсветку своего «Хуахая». Этот электронный китайский будильник она всегда носила с собой — он нравился ей своим тактичным молчанием и негромким мелодичным звонком. У будильника, правда, имелся один недостаток: за месяц он убегал на шесть минут вперед. Предшественник «Хуахая» был случайно обронен с карельской скалы во время турпохода с друзьями. Как ни странно, он спешил на те же шесть минут. Но Лосовская с этим мирилась, рассудив, что спешка для часов — более простительная слабость, чем отставание.

Перед мысленным взором девушки стояла фотография, на которой ее Ба и Борис Сергеевич, взявшись за руки, улыбались в объектив. Было видно, что этих людей многое связывает — доброта, ум, юмор, общие мечты…

И все это так страшно закончилось!.. Девушка невольно представила себе последние минуты жизни Бориса Сергеевича… Взрыв, пламя, боль… И смерть — дай Бог, быстрая. За что? За что?..

Потом Ника стала вспоминать невеселый рассказ бабули о последствиях кражи в квартире Бориса Сергеевича.

…В милиции, конечно же, завели дело по факту хищения шапок и видеоаппаратуры, но ничего утешительного не обещали.

Таким подавленным Борис Сергеевич не видел своего сына никогда. Оставшееся до приезда Шпырина время он провел на кухне, скособочившись на стоявшей у окна табуретке. Пил пустой чай и молчал.

Приехал Шпырь. Тоже помолчал. Потом подсчитал что-то на карманном калькуляторе и назвал Романовым сумму, которую им предстоит выплатить. Отец и сын окаменели. Шпырь помолчал еще немного, а потом добавил, что он добрый и подождет погашения долга целую неделю.

В доме Бориса Сергеевича не было дорогих вещей. Была большая, собранная за всю жизнь библиотека. Но раритетов в ней, увы, не числилось.

Через сутки Гошиного молчания Романов-старший понял, что его сын в таком состоянии способен сделать что угодно — даже наложить на себя руки. Медлить больше было нельзя.

Он собрал все документы на свою квартиру и отправился с ними в агентство недвижимости «Карточный домик». Чтобы добыть для сына деньги, он решил продать квартиру и купить какое-нибудь дешевое жилье. Разница должна была пойти на погашение долга.

Через две недели Романовы переехали в старый кирпично-бревенчатый домишко на окраине города. Георгий не мог смотреть отцу в глаза и сообщил, что возвращается к матери и отчиму на Дальний Восток.

Любовь Эмильевна успокаивала своего друга, как могла:

— Рано или поздно, Боренька, но у Гоши все еще наладится. И ты из-за квартиры сильно не горюй. Мы ведь с тобой уже успели до Гошиного приезда помечтать о совместном житье-бытье. Ну так вот, Боренька, я делаю тебе предложение руки и сердца. Видишь, какая у тебя современная подруга! Поселимся у меня — благо, места достаточно. А твой домик будет у нас вместо дачи. Смотри, на соседнем участке хозяева сколько всего понасажали! И все отлично растет-цветет. Заведем петуха и будем тут выходные проводить. Ты только представь себе, как хорошо будет, правда, милый?

— Хорошо-то хорошо, да не очень, Любочка. Не хочу я свои проблемы на тебя сваливать. Надо мне какое-то время одному побыть… Разобраться, привыкнуть к новой обстановке, к новой жизни… Люди ведь везде живут: и в пещерах, и в банановых шалашах. А моя избушка не так уж плоха. Даже ванна сидячая есть и нагреватель воды «Калифорния»… Нужно только трубы для газовой плиты заменить, стекла недостающие в окна вставить да забор починить. И вполне существовать можно. Зато соседи теперь не будут мне ни сверху, ни снизу мешать, — оживленно рассуждал Борис Сергеевич. И тут же замолкал удрученно, с тоской вспоминая свою уютную и основательно обжитую за четверть века квартиру…

«…Итак, — подытожила в полуночной темноте Ника, — сначала Гоша избавил бабулиного друга от «излишнего» комфорта, а потом и от себя самого. Борис Сергеевич снова оказался один — только по другому адресу и в жилище классом пониже. Да еще, вдобавок, с ощущением несправедливости в душе: ну почему с ним такое случилось на старости лет?.. А еще, говорила бабуля, Борис Сергеевич все время думал, что ему нужно сделать, чтобы сын не винил себя в случившемся до конца жизни?»