Судья (Адвокат-2) - Андрей Константинов

— В Сибирь? Тебе в Сибирь лететь надо? — удивился Челищев.

Он вспомнил, как Антибиотик говорил ему о предстоящей «вкусной» работе с сибирскими коллегами.

— Да, в Сибирь… А что тебя так удивило? Сергей объяснил, и Катя устало усмехнулась. Похоже, мы с тобой по одному и тому же делу работать будем. Как комсомольцы в известной песне — тебе на запад, мне — на восток.

— А что за дело-то?

— Алюминий, что же еще… Сибирский алюминий… Виктор Палыч тебе все завтра подробно расскажет, давай не будем сейчас о делах. Просто помолчим немного перед дорогой, Сереженька…

Она снова уткнулась ему в грудь лицом, а он молча гладил ее по волосам одеревеневшими пальцами… Смутно было на душе у Челищева. Женщину, которую обнимал, Сергей и любил, и ненавидел одновременно.

В оздоровительном центре было тихо, как в заколдованном спящем королевстве. Из массажного кабинета не доносилось ни звука. В баре над двумя остывающими чашками кофе неподвижно сидела, ссутулившись и подперев щеку рукой, усталая и сразу как-то постаревшая Карина…

Весь следующий день Сергей отсыпался, вставая с кровати лишь для того, чтобы поесть. Организм брал свое — на Челищева напал страшный жор, периодически сменявшийся приступами сонливости. Из этого «берложьего» состояния Сергея вывел звонок в дверь. Он открыл, не поинтересовавшись, кто звонит — после всего случившегося за последние две недели чувство опасности почти атрофировалось. На пороге стоял улыбающийся Толик-Доктор. Неизвестно почему, Челищев обрадовался ему, как близому другу, которого не видел несколько лет:

— Толян! Елки-палки, заходи, а я думал, ты с Катериной в Сибирь полетел.

Доктор несколько смешался от такого радушного приема:

— Да нет, Сергей Саныч, с Катериной Дмитриевной Танцор полетел со своими пацанами, а мне велели к тебе пристегнуться.

— Толик, ты брось меня по отчеству кликать, а то я себя дедушкой чувствовать начинаю… Пойдем на кухню, кофейку навернем. У меня, по-моему, и мороженое в морозилке есть — как знал, что ты придешь, не трогал…

Челищев, измученный тишиной пустой квартиры, неосознанно радовался появлению живого человека, оторвавшего его от бесконечных невеселых размышлений. Доктору же такое внимание со стороны Сергея откровенно льстило, и он стал похож на большого ребенка, изо всех сил пытающегося напустить на себя важность.

— Ну, рассказывай, какие новости в городе, чем братва живет, а то я сто лет уж ничего не слышал. — Говоря, Челищев накладывал Толику в огромную суповую тарелку «атомную» порцию финского мороженого. Потом разлил кофе по чашкам, присел к столу и достал сигареты. Доктор немедленно набил рот холодным лакомством и, шумно прихлебывая кофе, стал степенно излагать новости, причавкивая и негромко мыча от удовольствия:

— Ну что, все в основном, как было, но звери совсем забыковали — пацаны со всех сторон говорят: решать что-то нужно. От них уже не протолкнуться: раньше сидели себе на рынках да у ларьков — это еще куда ни шло, а теперь в приличное место не зайдешь — всюду черно. «Взрослым» говорили — а они все тянут, решить не могут… Опера… Даже опера не против, чтобы черножопым беспредел устроить — позавчера на «пермских» в «Виктории» мусорня наехала — всех повязали, повезли на Литейный фотографироваться, ну там, как положено, отмудохали всех… Так вот — Водолаза двое в масках в сортир заволокли и ну ногами месить — два ребра сломали, пидоры. Так вот — месят его, а Водолаз им в уши вливает: «Что вы все время нас да нас. Когда „черных“ плющить будете, беспредел же в городе из-за них?» А ему мусоренок, вроде как с сожалением: «Начальству виднее, кого в первую очередь, и не вздумайте нацменов трогать, иначе вам совсем пиздец». Так Водолаз-то потом и смекнул, что у ментов начальство «черными» прикуплено, опять зверьки проворнее оказались. Ну а сейчас все ждут, до зверьков все с дорогой душой дорвутся, только свистни…

Доктор солидно вздохнул и снова навалился на мороженое. Сергей изо всех сил старался не улыбнуться.

— А так — особых новостей-то нет… Александра Иваныча еще при тебе посадили — так и сидит… Голодных много появилось, с головой совсем не дружат, молодые какие-то, борзые… Да, дуэль у нас тут намечается — Клейстер-Казанец с нашим Женькой-Питоном из-за женщины всерьез стреляться собрались — на Коркинских озерах, картечью. Ну дети, ей-богу… Женька-то ее у Клейстера отбил, ну тот и завелся… Придется завтра с Ноилем встречаться, перетирать это дело, а то придумали — мало нас менты мочат, так еще и сами друг друга…

— Толик, а казанцы — они же мусульмане, значит — тоже «черные»?

Доктор надолго задумался, потом покачал головой:

— Нет, то, что не «черные», — это точно, они в уважухе, хотя и беспределыцики, но и не наши они — это ясно. Они — между… Да! — Толик хлопнул себя по лбу. — Чуть не забыл подарок-то передать, Катерина Дмитриевна велела…

Доктор полез во внутренний карман куртки и достал оттуда черную трубку-радиотелефон.

— »Дельта»! Крутая штука, только денег жрет — немерено… Но тебе уже положено, сейчас все пацаны серьезные на трубках — удобно и быстро…

К кабачку «У Степаныча» Сергей с Доктором подкатили за две минуты до назначенного времени. Толик остался в машине, а Сергей пошел внутрь. Он не был здесь с того самого дня, как увез Гуся… Интерьер не изменился, а вот лица официанток и барменов были Челищеву незнакомы: видно, после той истории Степаныч решил от греха сменить персонал… Антибиотик как всегда сидел в кабинете, потягивал красную «Хванчкару». Впрочем, потягивал, пожалуй, громко сказано — один бокал густого красного вина Виктор Палыч мог мусолить весь вечер…

— Сереженька, заходи, садись… Поужинаешь со стариком? — Антибиотик вновь изображал из себя ласкового дедушку, искренне радующегося внучку, из чего Сергей понял, что его грехи — списаны. До поры.

— Не откажусь, Виктор Палыч. Что-то ем и ем, наесться не могу…

— Так организм-то молодой, ему топливо нужно… Сейчас все мигом накроют, а я тебе пока тему обрисую.

Прислуживать пришел старый официант, знакомый Челищеву. Время от времени халдей бросал опасливо-уважительные взгляды то на Сергея, то на Антибиотика, и у Челищева от неприятных воспоминаний засосало под ложечкой…

Когда ужин был подан и они остались вдвоем, Виктор Палыч неторопливо начал говорить:

— Как ты знаешь, Сережа, я никогда за криминалом не гонялся, наоборот, всегда считал что чем ближе к закону — тем безопаснее… Есть, правда, отдельные, из ума выжившие — в «мерседесах» ездят, но раз в месяц идут карманы по трамваям шарить — мол, по понятиям это… Ну, да не о них речь, — лицо Антибиотика зло перекосилось, видно, все-таки занимали его мысли те, кто за понятия цеплялся… Сделав над собой усилие, Виктор Палыч продолжил:

— Так вот, в той теме, которую мы сейчас начинаем, криминалу нет. Ну, почти нет. А суть в том, что через несколько дней из Красноярска должен прийти эшелон с алюминием… У этого эшелона трудная, но интересная судьба, которая нас, в принципе, волновать не должна… Нас должен, в конечном итоге, заботить только один вагон, который совместными стараниями превратится из гадкого утенка в прекрасного лебедя…

Антибиотик говорил долго, временами опускал некоторые подробности, но интуиция и опыт бывшего следователя помогали Челищеву воссоздать «выброшенные за ненадобностью» Виктором Палычем кусочки мозаики… Картина вырисовывалась простая до гениальности.

В далекой заснеженной Сибири пыхтел трубами комбинат, выплавляющий алюминий. Часть алюминия отправлялась потребителям, а часть накапливалась на заводе — так называемые брак, неучтенка, полученные игрой на минусово-плюсовых допусках, а также металл, оставляемый на комбинате для «внутренних нужд». Быстро ли, медленно ли, но постепенно накопилось такого «левого» металла вагонов шесть-семь. Его нужно было реализовывать, потому что, оставаясь на комбинате, он был просто металлом, а попав, к примеру, в Эстонию, превращался в поражающую воображение кучу долларов…

Для того чтобы алюминий дошел хотя бы до Петербурга, нужно проделать уйму бумажной работы — и работа такая проделывалась специалистами из структур так называемой «старой торговой мафии». Воротила из Сибири Семен Андреевич Бородатый, по кличке Хоттабыч, хорошо знал главу питерской фирмы «Глиноземтехинвест» Ашота Саркисовича Гаспаряна — еще по тем временам, когда сам жил и работал в Ленинграде. Семен Андреевич договорился с Ашотом Саркисовичем, и оба начали готовить необходимые бумаги и нужных людей. Сделка сама по себе не была такой уж сложной — на бумаге такие сделки можно проворачивать хоть каждую неделю, но в жизни все часто получается не так, как задумываешь, особенно в новой России, где так много появилось хищных острозубых ртов, готовых впиться в чужой каравай… Поэтому коммерсантам было никак не обойтись без серьезных «охранных структур», которые должны быть кровно заинтересованы в успехе алюминиевого проекта. Гарантом Хоттабыча в Сибири выступал вор в законе Сэм, Гаспарян же замыкался на Антибиотика.