Женщины французского капитана - Жаклин Санд

Завоеванный город – зрелище всегда печальное, а смена власти зачастую влечет за собой не только радикальные перемены, но и насилие. Евпатория еще легко отделалась, так как сдалась без единого выстрела. Теперь тут все кишело солдатами союзных войск, а местные жались по стенам, сидели, плотно запершись в тех домах, на которые не претендовали завоеватели, или же вовсе, похватав пожитки, покидали город. Сгущались сумерки, и в накатывавшей южной темноте слышались бравые песни на разных языках, радостные выкрики и бряцание оружия. Пахло сухой травой и порохом.

На улице Сезар остановился. Времени до встречи с полковником де Дюкеттом оставалось все меньше, похоже, придется пока обойтись без ужина. Раздосадованный сим обстоятельством, Сезар в раздражении глянул на предмет спора – незнакомую женщину – и протяжно вздохнул. Видок иногда поговаривал, что добросердечие не доведет виконта до добра, и вот, пожалуйста, не довело – без ужина остался.

Сезар вернулся к квартире полковника, располагавшейся в одноэтажном домике, сложенном из желтоватого, почти белого камня, чем-то напоминавшего дырявый сыр из Швейцарии. Во дворе толпился народ, на новоприбывших не обращали внимания, а потому виконт велел Флорану сесть у забора на колоду и женщину держать при себе. Камердинер, любитель утонченных духов и светского образа жизни, и так уже не одобрявший желания господина зачем-то лезть в военное месиво, добытую в кабаке незнакомку и вовсе не одобрял, а потому постарался отодвинуться от нее подальше. Сезар полагал, что шансы не обнаружить женщину после визита к полковнику достаточно велики: Флоран даст ей сбежать, глазом не моргнув. Ну, может, так и лучше будет. Все что мог Сезар уже для нее сделал.

Сам он, оставив Флорана и его подопечную, прошелся по улице, осматриваясь. Для того, чтоб разобраться как следует, не хватало ни света (сумерки окончательно превратились в ночь), ни опыта, однако через некоторое время Сезар уловил тот скрытый ритм, коим славится хорошо обученная армия. Оказалось, что солдаты не слоняются без дела, а заняты чем-то: выполняют поручения командиров, чинят обмундирование, стирают рубахи, полируют оружие, кашеварят… Мимо щупленький кавалерист провел двух упитанных лошадей, их шкуры лоснились в свете костров. На море, видном отсюда полупрозрачной яркой полосой, в которой еще не погасли отсветы скрывшегося солнца, один за другим вспыхивали огни – и вот уже огнями сияет все, как лесное озеро на празднике королевы фей. У берегов сейчас находилось около девяноста боевых кораблей и триста транспортов соединенного флота Англии, Франции и Турции – зрелище для человека неподготовленного ошеломляющее.

Постояв немного посреди дороги, полюбовавшись на окрестности и едва не угодив под тяжело нагруженную ящиками телегу, Сезар возвратился к квартире полковника, и как раз вовремя: из дома, переговариваясь, выходили офицеры. Никого из них виконт не знал. Флоран и незнакомка все так же восседали на колоде, причем вид у камердинера был кислый донельзя. Мало того что заставили сторожить падшую женщину (а в моральном облике спасенной Флоран не сомневался), так еще и грызло беспокойство за виконтов дорожный сундук, никуда до сих пор не пристроенный.

– Жди здесь, – велел Сезар, направляясь в дом.

– Да куда я денусь-то, ваша светлость, – уныло пробурчал камердинер.

Тьерри де Симон встретил виконта приветливо.

– Совещание только что закончилось. Полковник вас примет. Как отужинали, сударь?

– Оригинально, – лаконично высказался Сезар, не желая обсуждать с посторонними подробности происшествия. Ко всему прочему было досадно: стоило приехать – и уже влип в историю!

– Следуйте за мной.

Полковник Камиль де Дюкетт принадлежал к числу тех людей, которые производят впечатление сразу, не дожидаясь, что вы там о них подумаете.

Внешности он был почти заурядной – невысокий, полный, с роскошными усами и бакенбардами, которые часто расчесывал небольшим гребешком слоновой кости. На лице полковника выделялись, пожалуй, только глаза – льдисто-голубые, как небо в прозрачный весенний день. Взгляд де Дюкетта мог заставить собеседника либо трепетать от радости, либо дрожать от страха – причем можно было при этом и разговора не затевать. Удивительным был этот человек, командующий двадцатым легким полком. Невнимательный наблюдатель мог бы принять его за торговца или канцелярского работника, а наблюдатель внимательный сразу отметил бы и военную выправку, и то особое жесткое очарование, что отличает хорошего командира. Полковнику было далеко за пятьдесят, однако ни ловкость, ни сила пока его не оставили.

– А, вот и вы, дорогой мой Сезар! – воскликнул де Дюкетт, поднимаясь из-за заваленного бумагами и картами стола. – Рад, что добрались. Спасибо, де Симон, вы свободны. Присмотрите там, чтобы никто не мешал.

Первый адъютант ушел, а полковник, обойдя стол, по-отечески обнял Сезара.

– Как давно мы не виделись? Пять лет? Шесть? Да вы возмужали, друг мой, и эти усики вам идут.

– Куда моим до ваших, – ответил виконт, улыбаясь.

– Верно! Верно! Гордость двадцатого легкого, – ухмыляясь, полковник подкрутил ус. – А еще наша гордость – это доблесть и флаг без единой прорехи. Враги нас так боятся, что и обстреливать не решаются. Ну, садитесь же, садитесь, – он указал на один из стульев, в беспорядке расставленных по тесной комнате – после совещания еще никто не позаботился их убрать. – Как ваша рана?

– Благодарю, зажила, – произнес виконт, усаживаясь.

Де Дюкетт же, пройдясь туда-сюда по кабинету, остановился у окна и прикрыл створку.

– Вы меня извините, душновато будет, но я старый подозрительный лис. Не хочу, чтобы даже словечко из нашего разговора просочилось наружу.

– Все так серьезно? – Сезар положил на колени трость и машинально принялся поглаживать рукоятку.

– Пока не знаю. Это вам и предстоит выяснить. Но прежде мы о многом переговорим, да, о многом, – полковник возвратился к своему столу и занял место за ним. – Приказ о вашем зачислении подписан, и после нашей беседы обустраивайтесь. Жить будете здесь же, пока стоим в Евпатории, тут есть свободная комнатушка. Не то, к чему мы все привыкли в Париже, но…

– Благодарю вас, полковник, я ехал сюда не затем, чтобы капризничать, не обнаружив мягкой кровати.

Де Дюкетт прищурился.

– Характер, друг мой, – это то, что поможет вам выжить здесь и нажить кучу неприятностей. Приготовьтесь к тому, что у вас появятся недоброжелатели. Кое-кто из молодых офицеров не прочь был бы заполучить вашу новую должность, и все весьма удивятся, когда я представлю им вас. Но удивление – одна из вещей, ради которых стоит жить в нашем грешном мире.