Я закрыл КПСС - Евгений Вадимович Савостьянов

лампу, аккумулятор, самоспасатель. Душ, одеваешь свое и — в столовую, где бутылкой пива возмещаешь растраченную из организма воду. А потом — либо автобусом в поселок, в общежитие. Либо, если есть повод…

…Женька! — крикнул мне на второй или третий день наставник, татарин Тагир, — на-гора выйдем — домой не ходи. Водка пить будем! Гена в отпуск ходит, всем водка купил.

Действительно, после смены в упомянутых деревцах были расстелены газеты, расставлены бутылки теплой водки и вкусного, но тоже теплого пива «Шахтерское», нарезаны хлеб с колбасой. И понеслось… Пили шахтеры по-некрасовски: «Он до смерти работает, до полусмерти пьет». Сколько же здоровья оставил я в теплой казахской степи!

Заработанные в Караганде деньги позволили слетать в Ташкент, посмотреть город, заново отстроенный после разрушительного землетрясения 1966 года. Потом — в Баку, потом в Степанакерт, к близкому институтскому другу Рафику Арутюняну. Побывали в Нагорном Карабахе, в Шуше, где в начале ХХ века преподавала в женской гимназии моя бабушка Шушаник Хачатуровна Тер-Хачатурян. Потом перебрались в Армению, пешком и на попутках — до Еревана, посмотрели по дороге такие красивые места, как Горис и Сисиан, и даже в подножье Татевского монастыря половили с местными браконьерами рыбу, которую егерь, он же смотритель музея, глушил толом. Под Ехегнадзором видел древний Селимский караван-сарай, где останавливал на ночь свои неспешные караваны в Персию мой прадед Хачатур.

В Армении острей думается о том, что «сознание определяет бытие» ничуть не меньше, чем «бытие определяет сознание». Семнадцать веков небольшой народ остается верен христианству, находясь в окружении сторонников иного (исламского) концепта. И терпел от этого немало бед, примером тому и история моей семьи. Зачем? Почему? Трудно понять современному человеку. А иногда и невозможно[7].

Наши родственники Армен Мушегян, Алик и Мила Баграмян, Коля и Элен Оганесян всегда были приветливы и гостеприимны. Потом «высокая принимающая сторона» ненадолго пополнилась Германом и Викой Рыловыми, которые перебрались в Армению из Норильска, а уж потом — из Армении в Калифорнию.

* * *

Из той поры ярче всего запомнилось лето 1972 г., Чукотка.

На наше письмо из поселка Билибино, из Объединения «Северо-востокзолото» пришел ответ: «Прилетайте. Дорогу оплатим в один конец».

Летом, в сезон, рабочие руки всюду нужны. Сезон в тех краях — с конца июня до начала сентября, когда в лучах незаходящего круглые сутки солнца сходит снег, вскрываются реки, оттаивают золотоносные пески и можно вести их промывку драгой по реке или промустановками на суше. Билет в один конец определил судьбу многих, кто, не заработав в сезон на дорогу домой, на всю жизнь оставался там «бичом» (от БИЧ — бывший интеллигентный человек или the beach — матрос, отставший от корабля).

Шесть часов лёту на четырехмоторном винтовом Ил-18 до Красноярска. Остановка на дозаправку. Еще шесть часов на Ил-18, и мы в Магадане, «столице Колымского края», как поется в душераздирающей песне о безнадежной судьбе сотен тысяч, сожранных там коммуно-чекистским молохом с 1931 по 1953 г. Не раз видел их захоронения — в отдельных могилах, во рвах, открывавшихся после оттепели или взрывов на карьерах. Как за 70 лет до того предсказал Некрасов: «А по бокам-то всё косточки русские… Сколько их!» Жуткую часть населенных пунктов СССР составляли бывшие лагпункты, зоны, шарашки и раскомандировки ГУЛАГа — Главного управления лагерей. Немногие знают, что здание нынешней гостиницы «Пекин» на Триумфальной (тогда Маяковской) площади задумывалось в 1935 году как главное административное здание ГУЛАГа. Лагеря были резервом рабской и безжалостно уничтожаемой рабочей силы для «строительства коммунизма».

Магадан, бухта Нагаева, откуда в конце 1930-х пришла в семью Мочаловых последняя весточка от дяди моего батюшки Вадима Константиновича: «Украли верхонки[8], теперь долго не протяну». Сырой холодный ветер. Низкие облака, мчащиеся по небу. Подлодка на рейде.

Город состоял из более или менее пристойных кирпичных, белым оштукатуренных зданий в центре и «шанхая» — кварталов бараков и самостроя — домиков из чего попало. В центре — проспект Ленина, кафе «Золотинка» (тезки были по всей Колыме). Там-то один знакомый, выпускник МГИ и погрузил нас в уныние, посулив: «На прииске про баб и думать забудьте, и свой … в узелок завяжите». Беда, но делать нечего, решили мы.

Самолетом Ан-24 добрались до поселка Кепервеем, где на выходе скальных грунтов оборудована полоса для среднемагистральных самолетов, а потом уже «кукурузником» Ан-2, который мы, двенадцать искателей денег и приключений, забили под завязку, прилетели в поселок Билибино, «столицу “Северовостокзолота”». Поселок назван в честь Ю. А. Билибина, первооткрывателя колымских золотых, серебряных и оловянных месторождений. Одного из тех великих русских геологов, открытиями которых и сегодня живет Россия. В этих краях Билибин никогда не бывал, открыл их теоретически.

В день нашего прилета поселок оживленно гудел. Интересная случилась история. Поселок состоял в основном из деревянных домиков на полозьях, «балков»/«бунгалов», которые легко перевозились с места на место. И вот прилетел в Билибино один завербованный с немалыми «подъемными» деньгами. Оформился на работу, спросил про жилье и получил направление на койку в общежитии.

— Как койку? Да у меня вся семья завтра прилетит! Мне квартиру обещали!!!

— Эх ты, садовая голова. Да кто ж семью в такую даль сразу везет? Сам бы обустроился, тогда б и звал.

— Да что же? Да как же? Да обещали же?

— Знать ничего не знаем. Другого жилья нет. За койку скажи спасибо.

Ну ведь Россия же. Решил мужик завить горе веревочкой. Накатил, как положено и — на аэродром.

В буфете добавил — и стал искать сочувствия у каждого встречного-поперечного. Подкатывает один: «Не горюй. Я отпахал, завтра на материк улетаю, нужно срочно бунгал продать. Хошь, 300 рэ — и живи».

Мужик ушам своим не верит. От радости и «Зверобоя» (тогдашняя сладковатая водка, полезна от цинги, но пьется порой с омерзением) голову сносит. Идут смотреть. Хороший балок, просторный. Незнакомец у двери повозился и распахнул. «Заходи, — говорит, — смотри. Мебели тут немного, ну потом сам сделаешь, а то прикупишь. А приятель тут на столе поспать лег, потому что кровать я уже продал. Ты не волнуйся, он мужик спокойный, проспится и уйдет. Так берешь?»

Ну, мужик, конечно, деньги на стол. Чувствует, что беда мимо порхнула и капризничать начал:

— А мне вот до работы далековато.

— Так чо? Поставь бульдозеристу бутыль «Зверобоя» — он тебе балок прямо к конторе притащит.

Так и сделали, перетащили балок. А на утро в поселке паника: городской морг кто-то украл…

Получив в «Северовостокзолоте» назначение, мы разделились на две группы и отправились на прииски. Одни — на «Алескерова», другие — на «Встречный». Веселые эти названия — «Встречный», «Солнечный», «Комсомольский», «Радостный» и т. п. — придуманы основателями ГУЛАГа, распоряжавшимися жизнями десятков миллионов рабов-зеков[9].

Путь на «Встречный» был через «кряж крутой». Советские автобусы взять его не могли