Тайны ордена - Артём Каменистый

Шаг, еще один, еще. Замереть мраморной статуей. Что это было? Звякнул металл доспехов расхаживающего поверху часового? Или болотный вурдалак, подкрадываясь, в нетерпении скрипнул острыми клыками? Если верить местным крестьянам, всякой нечисти в плавнях раза в два больше чем лягушек, а ведь судя по хоровому кваканью, земноводных здесь как китайцев в Пекине.

Впрочем, учитывая поголовное пристрастие крестьян к выращиваемой ими же интересной продукции, к переполненным мистикой рассказам стоит относиться скептически. Это земная конопля не очень-то способствует проявлению галлюцинаций, здешний ее родственник куда серьезнее.

Раскачать крюк, крутануть пару раз, поморщившись от создаваемого им шума отправить в свободный полет по рассчитанной траектории. Есть: улетел за гребень стены, после чего звякнул о камень несмотря на все предосторожности.

Замерев, жду реакции наверху. Что дальше? Тревогу поднимут? Стрелы полетят? Или нечто другое? То, на что я рассчитывал.

Около минуты никакой реакции. Уже было собрался потянуть за веревку, но она дернулась, натягиваясь самостоятельно. То есть это мне, снизу, так казалось, но ведь сама собой она шевелиться не должна. Кто-то ее тянет, закрепляет. На фоне неба показался темный силуэт головы, заглядывавшей через гребень, после чего уши уловили подозрительное цоканье. Такое издает местный лесной грызун, близкий родич белки. Живет в светлых сосновых лесах, на болоте ему делать совершенно нечего, но кто виноват в том, что имитировать голоса созданий трясины Амед так и не научился. Дернув за веревку, я дождался ответного двойного рывка, и уже не очень-то осторожничая произнес:

— Порядок. Все наверх.

Сигнал головореза означал, что на Гнилой стене и в ее единственной башне часовых нет. Во всех других случаях число рывков было бы другим, заранее согласованным, закрепленным для всех возможных вариантов развития ситуации.

Все прежние мысли насчет излишней высоты стены разом выветрились из головы: наверх я взлетел будто коршун ничуть не заботясь о тишине подъема. А чего бояться, если часовых нет, а кроме них опасаться некого? Я ведь прекрасно помнил, что за Гнилой стеной располагаются загоны для скота, ныне пустующие. Животину в них должны загонять при угрозе осады, в остальное время там тихо и безлюдно, нам никто не должен помешать.

Разумеется, это не означало, что мы можем хором орать кабацкие песни сопровождая свои вокальные занятия битьем в барабаны и дутьем в горны. Все же нас двадцать восемь человек, а ночь — тихое время суток. До стен, где теоретически имеются бдительные караульные, не более сотни метров в обе стороны. Даже в одиночку можно без труда докричаться. Так что наглеть не стоит.

Амед протянул руку. Отказываться от помощи я не стал и через пару секунд оказался на стене. В замке Адена мне до сих пор бывать не доводилось, но наслышан я о ней немало, так что не удивился ее ширине: телега проехать сможет, еще и место для пешехода останется.

Освещения было слабым: едва чадящий факел закрепленный перед окованной железными полосами дверью башни, которая возвышалась шагах в сорока, более чем наполовину выдаваясь из стены. Но звезд в небе и этого огонька хватало, чтобы разглядеть хеска во всей красе. Этот мордоворот, всю сознательную жизнь занимавшийся тем, что разнообразными способами отправлял на тот свет себе подобных, выглядел, очень мягко говоря, не совсем обычно. Никаких кожаных доспехов, которые он, по-моему, даже укладываясь спать не снимал. Сейчас эту сбрую сменило вульгарное пестрое платье с кучей выглядывающих из-под него нижних юбок, что среди местных дамочек нетяжелого поведения считалось особым шиком. Даже нехватка света не могла скрыть того факта, что губы душегуба ярко накрашены, а на щеки наведен чрезмерный румянец. Для завершения образа трансвеститу не хватало всего лишь пары мелочей: бритая башка выглядела, скажем так, не слишком женственно, короткая черная бородка тоже не гармонировала со всем прочим.

Я не стал потешаться над некоторыми особенностями внешнего вида лазутчика и максимально серьезным тоном спросил:

— Что с часовыми?

— На стене был один, в башне трое, — доложил хеск.

Я выразительно провел руками по горлу, и вопросительно уставился на Амеда. Тот покачал головой, коротко добавив:

— Живы.

— Шуметь не стали?

— Да они и без нас почти при смерти, грех руки марать о такое. Тот что на стене стоял — единственный кое-как шевелился. Те, которые в башне — готовые бревна. Можно было и не связывать, зря веревки перевели.

Глядя, как две подоспевшие молчаливые фигуры помогают остальным забираться на стену, поинтересовался:

— А где остальные милые дамы?

— В башне. — Как тут?

— Все как мы ждали, — Амед осклабился. — Даже чуть больше. И без помощи обойтись можно, тут троих достаточно, легкая работа.

— Что за шум? — кивнул в сторону, перпендикулярную стене.

— В донжоне вояки так и гудят. Таллирцы и мелганцы которые.

— А герцог со своими?

— Последний раз, когда я его видел, высочайшего тащили за руки и ноги в сторону хлева с целью бросить в кучу навоза.

— То есть в замке еще остались те, которые в состоянии ходить и даже носить других? — напрягся я.

— Сейчас вряд ли. Это было как стемнело, времени с той поры немало прошло, и утекло немало. Не воды…

Что ж, пока что все идет как должно было идти.

Таллир и Маглан — более чем странные соседи. С виду, казалось бы, непримиримые враги в спокойное время, но самые верные союзники в те не слишком частые моменты, когда кому-нибудь из них грозит серьезная внешняя опасность.

Я вот почему-то никогда не верил, что эти страны населены какими-то особыми, совершенно непохожими на других людьми. Даже демы, являющиеся, по всеобщему убеждению, тварями куда поганее диких людоедов, от северян отличались лишь более ядреным загаром, а не социальными привычками. А раз так, то каким образом таллирцы с магланцами не хватают друг друга за глотки начиная с первых мгновений встречи в Адене и далее, во время совместного похода и битв? Ведь нормальному человеку ой как непросто вот так взять и просто так забыть старые обиды, пусть и не навсегда. А ведь это неизбежно скажется на взаимодействии временных союзников, причем не в лучшую сторону. Но очевидцы все как один твердят, что никакие серьезные конфликты на почве былых распрей в таких походах не допускаются.

И каким же способом этого добиваются?

Должен признаться, я тщательно изучил этот вопрос, но до сих пор не имею полного ответа. То там часть, то там: будто плохо связанные друг с дружкой кусочки мозаики, которые вот-вот сложатся в единую картинку… или никогда не сложатся. Одно могу сказать точно — враги «спаиваются» в единую армию целым набором своевременно применяемых средств. Начинается это еще в тот миг, когда приходят первые известия о внешней угрозе. Как только король одной из держав получает убедительные доказательства этой самой угрозы, он посредством особого отряда церемониальных гонцов уведомляет вражеского коллегу. Тот в ответ шлет свою «почту», благо путь недолог, и даже полные психи не тронут всадников под тревожными знаменами. Затем, выждав два дня (депеша должна успеть дойти), сюзерен обращается к вассалам.

Далее все до последнего, самого никчемного барона с более чем сомнительными правами на титул, раскрывают двери узилищ, выпуская пленников, которых держали в ожидании получения выкупа. Не навсегда отпускают, а до окончания войны. После этого «хозяин живого товара» должен получить или причитающиеся деньги, или живую добычу назад, в застенок. Не вернуться или не заплатить нельзя, это грозит последствиями куда более нехорошими, чем в том случае если во время мусульманского поста пройтись по центральной улице Мекки без трусов, с ермолкой на голове, напевая гимн Израиля, между куплетами закусывая водку салом и громогласно оскорбляя религиозные чувства правоверных. Это даже не позор: в Мекке ты жить уже никогда не будешь. Да и насчет «жить» где бы то ни было как-то сомнительно… В общем, в Таллире и Маглане уклоняться от обязанностей пленника не принято.

Что же потом? А потом собравшиеся вассалы выслушивают короля на особом съезде, где он рассказывает, что кто — то желает зла их злейшим соседям, причем желает это серьезно. Чисто формальное мероприятие, ведь несмотря на отсутствие телевидения, радио и Интернета новости здесь расходятся с такими скоростями, что даже церемониальные гонцы на своих лучших лошадях обречены плестись за хвостами информационных потоков. Все дело лишь в обычае: просто сюзерен официально уведомляет подданных о том, что дело пахнет войной. Простая формальность.

Таллир и Маглан маленькие, но донельзя гордые страны и к тому же обремененные ворохом интересных национальных особенностей. Что те, что другие феодалы на королевских съездах ведут себя одинаково: выслушав короля задают ему один и тот же традиционный вопрос: «Неужели кто-то и правда вознамерился переть на них буром и не собирается передумывать?» После получения утвердительного ответа собравшиеся стремительно разбегаются. Часть отправляется предаваться безудержному пьянству, тост за тостом посвящая недолгому здравию клинических идиотов, решивших идти войной на доблестный Таллир или Маглан, остальные бегут в церковь где заказывают молебны слово в слово повторяющие тосты.