Дерево, увитое плющом - Мэри Стюарт

Когда раздался стук в дверь, я поняла, кто это, еще до того, как подняла глаза от чемодана.

Хозяйки, миссис Смитсон, не было дома, но даже не зная этого, я бы не перепутала неуверенный, почти нервный стук с ее мощными ударами. Совершенно ясно, будто мощная полированная дверь превратилась в стеклянную, я представляла, кто за ней стоит — крепкая, одетая в коричневое женщина, которая последние три вечера сделала пребывание в кофейне Касбаха почти невыносимым. Она изучала мое лицо так внимательно, будто вся ее жизнь зависела от того, запомнит ли она меня в малейших подробностях. Одна из девушек у прилавка Эспрессо сказала: «…как кинорежиссер в поисках новой звезды». А я предположила: «Она думает, что знает меня, и собирается с силами, чтобы заговорить».

Недавняя встреча у римской Стены еще не выветрилась из памяти. Я понимала, что судьба в лице этой женщины преподносит продолжение той истории, и заранее устала. Хотя я никогда не видела ее раньше, в ней было что-то слабо знакомое. И еще она, неизвестно почему, действовала на нервы.

В общем-то, ничто в ее внешности не могло бы кого-то насторожить. Возраст — от тридцати пяти до сорока. Хорошего качества, но безвкусная одежда, минимум косметики — пудра и немного помады. Это слабо оживляло скучные, тяжелые черты. Общее впечатление занудства усугубляли коричневые и желтые оттенки цветовой гаммы, которую она предпочитала. Из-под слегка старомодной шляпы выбился пучок темных волос. Густые брови хорошей формы выглядели неаккуратно над некрасиво расположенными глазами. Внешние уголки карих глаз и рта немного опускались вниз, создавая тяжелое, неудовлетворенное выражение. Возникало странное впечатление, что если чуть-чуть изменить эту женщину, она была бы xоpoшенькой. Черты ее лица будто тщательно прорисовал хороший художник, а потом ему неожиданно надоело собственное творение и он размазал его рукой. Все как бы не в фокусе. Как плохая копия известного портрета, плохая фотография хорошего рисунка.

Как я ни пыталась выразить ощущения словами, они ускользали. Все-таки я никогда ее не видела. А если бы и увидела, то вряд ли заметила бы. На женщин такого типа обычно второй раз не смотрят, с первого раза понимая, что все положительные качества, составляющие очарование, здесь отсутствуют. Очарование предполагает живость и сверкание, какое-то движение в сторону всего живого. Эта женщина просто сидела, тяжелая и неподвижная, а жизнь текла мимо.

Вот только настойчивый взгляд светло-карих глаз…

Она покинула кафе, не сказав ни слова, и я забыла о ней, мысленно пожав плечами. Но на следующий день, во вторник, она вернулась. И на следующий, и все так же смотрела из-под полей коричневой шляпы, пока, в конце концов, совершенно замученная, я не направилась к ее столу, чтобы выяснить, в чем дело.

Она смотрела, как я иду, не шевелясь. Но тяжелое лицо неожиданно оживилось, осветило простые черты…

И я поняла, что меня смущает. Она оказалась бледной копией потрясающе красивого лица, коричнево-белым отпечатком восхитительного цветного Коннора Винслоу. Он говорил про полусестру, которая ведет хозяйство, про то, что с Лизой не нужна жена… Она, должно быть, лет на шесть его старше. Цвет волос и глаз, вероятно, получила от отца-ирландца. Никакой красоты, которую кровь Винслоу дала Коннору, но сходство, бледный отблеск его живого очарования, присутствовало, несомненно.

Я, не останавливаясь, прошла мимо ее стола через вертящуюся дверь на кухню кафе и немедленно уволилась.

И вот теперь, в тот же самый вечер, она оказалась у двери. Больше некому. Как она меня нашла, зачем преследовала, можно было только догадываться. Я не слышала, как она поднималась по лестнице, хотя обычно два покрытых линолеумом пролета отзывались эхом на любые шаги и предупреждали о визитах лучше любого дворецкого. Очень она, должно быть, осторожно шла.

Я задумалась. Скорее всего, она знает, что я дома. И вроде нет причин не отвечать, и свет, небось, пробивается из-под двери.

Новый тихий настойчивый стук. Я огляделась.

Почти полная пепельница. Неубранная кровать свидетельствует о часах, проведенных лежа, глядя в потолок и размышляя о приступе паники, который заставил уволиться, и о том, не стоит ли поменять квартиру. Посередине комнаты — почти собранные чемоданы.

Ну что же, делать с ними что-нибудь уже поздно. Но на столе у окна лежало неоспоримое свидетельство сильного воздействия на меня от встречи с Коннором Винслоу — телефонный справочник, открытый на странице «Вилсон — Винторп».

Я тихо пересекла комнату и закрыла книгу. Потом подошла к шкафу, выдвинула ящик и сказала: «Да? Войдите. — Когда дверь отворилась, я стояла к ней спиной и вытаскивала наружу вещи. — Миссис Смитсон…» — начала я и повернулась. И тут же застыла, подняв брови, постаралась выразить лицом безмерное удивление.

Она спросила от порога: «Мисс Грей?»

«Да. Боюсь что… — Я изобразила, что пытаюсь ее узнать, а потом спросила заинтересованно: — Подождите минуточку. Мне, кажется, знакомо ваше лицо. Не были днем в кофейне Касбаха, где я работаю? Кажется, я вас заметила в углу».

«Правильно. Меня зовут Дэрмотт, Лиза Дэрмотт. — Она произнесла свое имя на континентальный лад, как Коннор, — Лиза, а не Лайза по-американски. Замолчала, чтобы я усвоила информацию, и добавила: — Из Вайтскара».

Я произнесла, все еще удивленно и с интересом: «Как поживаете, мисс или миссис Дэрмотт? Могу что-то для вас сделать?»

Женщина вошла в комнату без приглашения, внимательно глядя на мое лицо. Закрыла за собой дверь и принялась стаскивать перчатки из свиной кожи. Я стояла не двигаясь, руки заняты одеждой, и очень старалась не предложить ей сесть. Гостья села и приступила к делу. «Брат встретил вас у римской Стены в воскресенье».

«Ури… Да, помню. Со мной говорил мужчина по фамилии Винслоу откуда-то из района Беллинджема. — (Я сказала себе: «Осторожно, Мери Грей, не переигрывай, она понимает, что ты не могла забыть такую историю»). — Вайтскар, да. Он сказал, что он оттуда. У нас была… довольно странная беседа. — Я положила одежду обратно в ящик и повернулась к гостье лицом. Вытащила сигарету из сумочки. — Курите?»

«Нет, спасибо».

«Не возражаете, если я закурю?»

«Это ваша собственная комната?»

«Да».

Если она и заметила иронию, то не показала этого. Сидела на единственном кресле, положила сумочку на стол и не сводила с меня глаз. «Я мисс Дэрмотт, — сказала она. — Я не замужем. Кон Винслоу — наполовину мой брат».

«Да, кажется, он о вас говорил, я теперь припоминаю.

«Он рассказал о вас все. Я не поверила, но он прав. Это поразительно. Даже через восемь лет. Я бы сразу вас узнала».

Я сказала осторожно: «Он мне сообщил, что я очень похожа на его кузину, которая покинула дом примерно восемь лет назад. У нее было странное имя — Аннабел. Я не ошиблась?»

«Совершенно верно».

«И вы тоже видите это сходство?»

«Определенно. Я не видела Аннабел лично, приехала в Вайтскар после ее исчезновения. Но старик держал ее фотографии в комнате, целую галерею, и я каждый день вытирала с них пыль, пока не изучила каждое выражение. Уверена, каждый ее знакомый ошибся бы, как Кон. Это сверхъестественно, поверьте».

«Похоже, приходится поверить. — Я глубоко затянулась. — Старик, о котором вы говорите… Это отец мистера Винслоу?»

«Дядя его отца, он был дедушкой Аннабел».

Я стояла у стола, теперь села на его край. Смотрела не на незваную гостью, а на огонек сигареты, а потом спросила так неожиданно, что это прозвучало грубо: «Ну и что, мисс Дэрмотт?»

«Извините?»

«Так выражаются на том берегу Атлантики. Значит это вот что: хорошо, вы сделали заявление, теперь к чему, по-вашему, следует перейти? Говорите, я копия этой вашей Аннабел. Хорошо, принято. Вы с мистером Винслоу взяли на себя массу хлопот, чтобы сообщить мне об этом. Повторяю — ну и что?»

«Вы должны признать, — похоже, она старательно выбирала слова, — что естественна наша заинтересованность, наша глубокая заинтересованность».

«Вы зашли несколько дальше «интереса», не так ли? Если, конечно, не придаете этому слову другого значения».

«Я не понимаю».

«Нет? Думаю, да. Ответьте, пожалуйста, откровенно. Ваш брат по-прежнему настаивает, что я на самом деле Аннабел Винслоу?»

«Нет. О нет».

«Очень хорошо. Значит, вы должны признать, что этот «интерес» далеко выходит за рамки обычного любопытства. Он, должно быть, прислал вас на меня, двойника Аннабел, посмотреть, но не более чем… — Я себя вовремя остановила. — Но просто посмотреть. Вряд ли он просил выслеживать, где я живу. В каком-то странном смысле вы «заинтересованы», не так ли? — Я остановилась, стряхнула пепел в урну и продолжила. — Назовем вас «заинтересованная сторона». Другими словами, у вас есть что-то за пазухой».

Ее тон ничуть не изменился. «Полагаю, ваша враждебность естественна. — На ее лице появилась тень улыбки.