Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

Говорить о каких-то осмысленных революционных настроениях балтийских матросов не приходится. Матросы были возмущены палочной дисциплиной, установленной офицерами, и давали выход своей ненависти в диких бунтах, чем-то напоминающих действия толп Разина и Пугачева. В 1905 г. властям удалось направить гнев матросов на другие цели. В конце ноября 1905 г. было принято решение о формировании нескольких батальонов из состава флотских экипажей. В батальонах было много участников недавних волнений. Они предназначались для подавления революционных выступлений в Прибалтике, где эстонские и латышские крестьяне громили замки и усадьбы и убивали немецких помещиков и арендаторов. Вначале были сформированы два батальона под командованием морских офицеров – прибалтийских немцев. Было много опасений в надежности матросов, вступивших в батальоны. Но уже после начала их действий в конце декабря местные власти и немецкое население вздохнули спокойно. Начальники отмечали отличные действия матросов, только иногда упрекали их в излишней жестокости и в массовом потреблении алкоголя[36]. В полном восторге от матросов был император. 29 декабря 1905 г., вскоре после прибытия матросских батальонов в Прибалтику, он писал матери, что они «действуют отлично; много банд уничтожено, дома и их имущество сжигаются. На террор нужно отвечать террором»[37]. «Очень был обрадован, – писал о действиях матросов командир 1-го матросского батальона, капитан 2-го ранга О. О. Рихтер, – что команда поняла, что имеет дело со зверским, мстительным народом, и, конечно, не ждет, пока ее заденут, а стреляет во всякого». Матросы настолько вошли во вкус кровавых расправ, что, как писал Рихтер, их «приходится удерживать»[38].

Обрадованные «успешными» действиями матросов власти сформировали еще три морских батальона. Местные жители – немцы послали благодарность морскому министру, подчеркивая, что они чувствуют себя под защитой моряков как за каменной стеной[39].

Революционная пропаганда на Балтийском флоте не прекращалась и после начала Первой мировой войны. 19 октября 1915 г. на линкоре «Гангут» вспыхнули волнения. На сухопутном фронте шли тяжелые бои, и русская армия несла колоссальные потери. В 1914–1917 гг. среди офицеров число убитых, раненых и пленных составило 712 983. Это число превышало количество офицеров в начале войны. Для их замены в школах прапорщиков и военных училищах организовали массовый выпуск офицеров. К середине 1917 г. 80 % всех произведенных в офицеры были выходцами из крестьян и только 4 % из дворян. Социальный состав армейского офицерства соответствовал социальному составу населения страны. Во флоте ничего подобного не происходило. Боевые действия носили ограниченный характер, потери были сравнительно небольшие. За Первую мировую войну русский флот потерял до Февральской революции 140 человек офицерского и административно-хозяйственного состава[40]. К 1 января 1917 г. он насчитывал в своем составе 6095 офицеров и адмиралов. В подавляющем большинстве они служили во флоте до начала войны. С начала войны и до 1 января 1917 г. во флот было призвано из запаса и морского ополчения 578 офицеров[41]. Флотское офицерство оставалось в большинстве своем замкнутой дворянской кастой, которой противостояла масса рядового состава с самой большой пролетарской прослойкой в русской армии. Многие из матросов служили во флоте в довоенные времена, среди мобилизованных было много участников революции 1905–1907 гг. Поэтому революционные события в феврале 1917 г. носили во флоте, в первую очередь на Балтике, особенно кровавый характер.

2. Кровавый март на Балтике. Кронштадт – отдельное государство

Февральская революция, видимо, в шутку была названа мирной. Хотя по сравнению с тем, что происходило в стране с октября 1917 г., она была относительно мирной. Она стала тяжелым испытанием для русского офицерства. Но если на фронте и в тыловых гарнизонах офицеры подвергались избиениям, издевательствам, унижениям, но убивали их сравнительно редко, то на Балтийском флоте убийства сразу приняли массовый характер.

После получения известий о событиях в Петрограде 2 марта 1917 г. толпа матросов вытащила из дома главного командира Кронштадтского порта и военного губернатора Кронштадта Р. Н. фон Вирена, известного своим жестоким отношением к матросам, сорвала погоны и, избивая по дороге, притащила на Якорную площадь, где его убили, а труп бросили в овраг. Вирен при прекрасных качествах флотоводца отличался большой жестокостью. В письме адмиралу графу А. Ф. Гейдену 15 сентября 1916 г. он сообщает, как собирается бороться со все усиливающимися революционными настроениями во флоте: «Я не остановлюсь перед крайними мерами. Если потребуется, введу вместо розги – плеть, вместо одиночного строгого заключения – голодный недельный арест»[42]. Некоторых офицеров убивали прямо на кораблях. Старший лейтенант Н. Н. Ивков, командир учебного судна «Африка» и капитан 1-го ранга, начальник Водолазной школы, были убиты за отказ выдать оружие восставшим толпам. Если до 1 января 1917 г. Балтийский флот потерял убитыми 94 офицера, то во время мартовских расправ, по подсчетам русского историка С. В. Волкова, Балтийский флот потерял 120 офицеров, из них 24 были убиты в Кронштадте[43]. Среди историков существуют различные мнения по поводу числа погибших. М. А. Елизаров считает, что на Балтийском флоте погибло около 100 офицеров, из них в Кронштадте – около 40[44].

Авторы из революционного лагеря любили рассказывать трогательные истории, как матросы заботились о «хороших» офицерах. Ф. Ф. Раскольников писал: «Часами (матросы. – Л. П.) разыскивали своих офицеров по другим частям, требовали от арестовавшей команды их освобождения под свое поручительство, уводили затем в безопасное пристанище ‹…› и еще более, они одевали офицеров в собственную форму и водили на свидание с семьями или с друзьями»[45]. Действительность была очень далека от этой радужной картины. Если такие случаи и были, то крайне редко. Обычно матросы не препятствовали матросам с других судов расправляться со своими офицерами, в том числе и с теми, к которым они хорошо относились.

После Февральской революции вся страна представляла собой один бесконечный митинг. После многовековой неволи люди спешили высказаться, чтобы потом замолчать до конца 1980-х гг. Но Кронштадт выделялся даже на фоне этой нескончаемой говорильни. Митинги на Якорной площади собирали колоссальные толпы матросов, солдат, рабочих, буквально яблоку негде было упасть, хотя она вмещала до 30 тыс. человек. Речи ораторов все время нагнетали революционную истерию. Уже в конце марта наибольшим успехом стали пользоваться крайние партии – большевики, руководителями которых в Кронштадте были мичман Ф. Ф. Раскольников – председатель горкома РСДРП(б) и недоучившийся студент С. Г. Рошаль – заместитель председателя горкома, а также анархисты различных течений, наиболее популярным из которых был Е. З. Ярчук, портной по профессии, участник революционного движения с 1903 г.

Первым органом новой власти в Кронштадте стал Комитет общественного движения, образованный