Эллинский секрет - Сергей Снегов

Рядом с этим рассказом читатель найдет маленькую повесть Леонида Борисова «Драгоценный груз», где тот же Эдгар По предстает уже в качестве реального действующего лица.

Есть предположение, что американский писатель побывал в Петербурге. Факт этот в точности не установлен и скорее звучит как легенда. По словам самого Борисова, на мысль о сочинении повести его натолкнули строчки из книги воспоминаний поэта Владимира Пяста, которые цитируются на последней странице «Драгоценного груза».

Этих нескольких строчек было достаточно, чтобы возбудить пылкое воображение писателя, сочинившего законченную историю возможных приключений Эдгара По во время его неудачного путешествия в Россию. Верный своей творческой манере, Борисов рисует великого американского романтика, может быть, и не таким, каким он был в действительности, а скорее таким, каким он его сам представляет. Так же, как и многие эпизоды из его известной романтической повести «Волшебник из Гель-Гью», повесть об Эдгаре По может быть отнесена к разряду фантастических, ибо основана на свободных допущениях.

Впервые публикуемый в нашем сборнике рассказ И. Ефремова «Эллинский секрет» был написан в 1942 году, в самом начале литературного пути тогда уже известного ученого-палеонтолога, но никому еще не ведомого писателя-фантаста.

Научно-фантастическую идею «генной памяти», положенную в основу рассказа, автор объясняет в коротком предисловии, предпосланном нашей публикации. И. Ефремов напоминает читателям, что та же идея получила дальнейшее развитие в его романе «Лезвие бритвы». Здесь имеется в виду одна из самых ярких глав этой книги — «Камни в степи», где изображается удивительный опыт, произведенный ученым Гириным над таежным охотником Селезневым. Под воздействием особого препарата Селезнев видит картины бесконечно далекого прошлого, каким-то чудом сохранившиеся в его «генной памяти», и ощущает себя непосредственным участником наблюдаемых им событий.

Но писатель в своем предисловии ничего не говорит о другой, пожалуй, не менее интересной стороне этого раннего рассказа. Здесь намечается и эстетическая концепция И. Ефремова — понимание прекрасного, как выражения наиболее целесообразного и совершенного в природе. Эти мысли также получили дальнейшее развитие в творчестве писателя. Мы имеем в виду историческую повесть «На краю Ойкумены», уже упоминавшийся роман «Лезвие бритвы» и, наконец, применительно к роли искусства в жизни людей далекого будущего — «Туманность Андромеды».

Если в «Эллинском секрете» речь идет о воскрешении опыта далеких предков, хранящегося под спудом в самых глубоких тайниках памяти, то в рассказе бакинского писателя Г. Альтова «Опаляющий разум» вводится в действие фантастическая гипотеза об искусственном наполнении памяти информацией извне, поступающей в мозг «через зрительный нерв с его ста тридцатью миллионами волокон». Громадная информация передается особым аппаратом и усваивается человеком непроизвольно. Так, беседующие на эту тему журналист и изобретатель, испытав на себе действие аппарата, начинают играть в шахматы на уровне знаменитых гроссмейстеров.

Допущение Г. Альтова основано на том, что любой нормальный человеческий мозг способен вместить в себя столько же знаний, сколько может содержаться сейчас в мозгу гения. «Утверждаю: уровень, который мы называем гениальным, — это и есть нормальный уровень работы человеческого мозга. Нет, я не так сказал: не есть, а должен быть».

В данном случае Г. Альтов выступает как экспериментатор, решительно отказываясь от традиционного построения научно-фантастического рассказа. Внешний сюжет здесь едва намечен, и развитие действия, если о нем вообще можно говорить, определяется движением идей. По утверждению Альтова, он стремится дать наибольшую смысловую нагрузку на единицу текста. Разумеется, эта задача очень соблазнительна, хотя здесь, правда, не исключена опасность, что такие «гибридные» рассказы будут восприниматься как своего рода фантастические трактаты или философские диалоги в духе «Племянника Рамо». Но то, что подобные поиски не бесплодны, — не подлежит сомнению.

Сборник завершают переводные рассказы. Из большого числа по-настоящему талантливых зарубежных писателей-фантастов на этот раз мы остановили выбор на двух американцах — Рэе Бредбери и Роберте А. Хайнлайне. Оба принадлежат к самым популярным американским писателям фантастического жанра. Первый из них в рекомендации не нуждается. Его достаточно хорошо знают в нашей стране. На русском языке уже вышло несколько книг Бредбери, а новые переводы его рассказов постоянно публикуются в советской периодике.

«Сущность» особенно типична для творчества этого выдающегося писателя-гуманиста, горячо протестующего против уродующего человеческую душу конформизма и низведения личности до среднего стандарта.

Изящная поэтическая сказка Бредбери «Золотой змей, Серебряный ветер» содержит аллегорию, которую нетрудно истолковать. Только отказ от кровопролитных войн и взаимообогащение национальных культур принесут народам всей земли благополучие и процветание: «Ветер оживит змея и вознесет его на удивительную высоту. Змей нарушит однообразие ветра и сообщит его жизни цель и значение. Один без другого они ничто. Вместе — они красота и совместный труд и долгое счастье».

Один из американских критиков назвал Роберта А. Хайнлайна «Киплингом современной научной фантастики». С одной стороны, он как бы распространяет в космос тему освоения и колонизации новых земель и с другой — наделяет пионеров космоса цельными героическими характерами, грубоватой прямолинейностью и простодушием, свойственными скорее героям северных и морских рассказов Джека Лондона.

Такова романтическая новелла о слепом космонавте — поэте Райслинге — «Зеленые холмы Земли», бесспорно принадлежащая к лучшим произведениям Хайнлайна.

До сих пор продолжаются споры о так называемой специфике жанра. Существует ли она? Да, безусловно, поскольку писателю-фантасту приходится иметь дело с необычными представлениями и гипотезами, соединять в один сплав разнородные пласты замысла. Но отсюда вовсе не следует, что дополнительные трудности при решении сложнейших идейно-этических задач могут привести к снижению художественных требований, к оправданию дурного вкуса и литературной неумелости.

Научная фантастика всегда злободневна, связана с волнующими проблемами современности. Она наталкивает на раздумья, будит живую мысль, тренирует воображение, развивает ум; Но при всем многообразии художественных приемов и жанровых признаков она остается литературой, а литература — это прежде всего человековедение. Нам думается, что этот горьковский принцип имеет непосредственное отношение и к научной фантастике, которая в своих лучших проявлениях была, есть и будет органической составной частью большой советской литературы.