Готовься к войне (Кат) - Александр Войнов

Никанор отодвинул чашку с остывшим чаем, подошел к окну, внимательно

проверил шпингалеты и прислушался.

-Путь наш во мраке, - вздохнул он, вглядываясь в темноту.

Ветви акаций тихо и тревожно стучали в стекло, словно деревья замерзли и просились погреться.

- Бывает, что и бабы карманничают, - продолжил он. - Видел я одну. Дружку своему передачу в тюрьму носила. Красивая, как с картины сошла. Молодая, чуть постарше тебя. И кличка у нее в масть - Джоконда. Чернявая и глаза, как миндаль. Еврейка, скорей всего, а может помесь. Странные люди эти жиды. Беспокойные. Могла бы за счет красоты своей жизнь обустроить. А ее тянет на булыгу. Только с щипачами и живет. А других не признает. «Фраера, - говорит, - тошнит меня на их морды слащавые смотреть».

А на нее многие глаз положили. Случай с ней был занятный. Года полтора-два назад, когда дружка ее раскосого, по кличке Банзай, взяли с поличным и на тюрьму закрыли. Близкие его по отчеству Хасановичем величают. Вот уж виртуоз, хотя лет ему не больше двадцати, а то и меньше. Он наполовину то ли китаец, то ли японец. Ну, в общем азият. Только покрупнее породой. Как карманнику ему цены нет. Высший пилотаж. И с фантазией. Всякий раз после «работы» соберет мелочь со всех украденных за день кошельков, ссыпет в последний, добавит пару мелких купюр, и, тиронувшись возле нищей старухи, ей в карман и подложит. Нет бы просто милостыню подать. Так он со странностями. А старушка потом гадает, откуда кошелек и не знает, что с ним делать. А еще говорят, этот узкоокий в трамвайной толчее молодку одну в трамвай подсаживал-подсаживал, до трусов добрался, да честь и отнял среди бела дня. Хвастался потом, говорит: «Это моя самая «красивая покупка»». И как-то на похоронах одного жулика, тот же самый фортель выкинул в похоронном автобусе. Пока на кладбище ехали, пристроился в углу к одной вдове, та и не прочь. Так они вдвоем и покачивались на ухабах. Но кто-то со стороны просек это дело, и их вытолкали с позором. А ему как с гуся вода.

Так вот, когда Банзая на свободе не было, стал к Джоконде «Фартовый» один клинья побивать. С виду, вроде из щипачей залетных. Ну, она на «мели», а Банзая «греть» надо. Джоконда и говорит залетному: «Проверить тебя хочу в деле». Тот и согласился. Наутро они встретились и стати маршрут выбирать, где толчея побольше, а «тихарей» поменьше. Ну и решили они сначала «марку» погонять с центра до вокзала, где «жирный карась» попасться может. Перед тем, как в трамвай сесть, хлопнули по стопке для куражу, у армян на Холодной горе. Как раз наискосок тюрьмы. Там все карманники захмеляются по утрам. И Фимка Чистодел туда наведывается, и Валера Ляпа, и Крикун с Жекой Онегиным. Да и Правдюк с Валькой Жидом отмечаются. Редко кто «насухую» работает. В обычных магазинах водка с восьми, а Гукас с шести торгует. С черного хода. И на разлив. Туда и наши после смены заглядывают и встречают старых знакомых. Быкголова там первый гость.

Так вот, захмелились Фартовый с Джокондой, он ей и говорит:

- Ты, золотце мое, сама не «ныряй». Выставляй мне, кого укажу, и на «пропуле» будь. Так у нас сподручней дело сладится. То есть, сама не воруй, а мне помогай и с краденым кошельком уходи. Ну, ей так и проще. Протискиваются они через вагон с задней площадки на переднюю, Фартовый укажет ей на кого-либо, она того и прижмет к стенке вагона, чтобы не трепыхался. Руки на виду держит, а Фартовый в этот миг и чистит его карманы. А когда «лопатник» или «шмель» у него в руках, он Джоконде передает. А сам ротозея тормозит, пока она не отвалит.

К полудню они с десяток «покупок» сделали. И не одной порожней. Такой им фарт пошел. Ну, а вечером конечно ресторан «Спартак» или гостиница «Южная». Так более месяца продолжалось, пока она неладное не учуяла. Что-то в «Фартовом» ее настораживало. Слишком «покупки» были «жирные». Такого «улова» у нее даже с Банзаем не было. И стала она купюры метить и мечеными деньгами ему долю выдавать. А купюры эти меченые стали на следующий день в кошельках «украденных» попадаться. Она все и поняла. Не был он карманником. Она подумала, что он мент . Ну, а поразмыслив, поняла, что если бы он был «легавый», то она уже на нарах давно бы отдыхала. Тут она и поняла, что он ее такой ценой покупает. А кошельки, портмоне и узелки загодя готовит и в трамвае из своих карманов вытягивает, а не из чужих. А последнее время и совсем деньги стали в чистом виде попадаться. Видать, старые кошельки закончились. Она еще неделю с ним покрутилась, да он и пропал.

Оказалось - сын директора мясокомбината. Папанину «нычку» дома нашел и дергал оттуда «белохвостых» потихоньку. Пока папашка не застукал на «горячем». За полтора месяца более сорока тысяч сынок с дому снес. Отец в милицию. Заявление написал. Фартовый все на Джоконду валить стал. Очную ставку ей делали с «Фартовым». Но она в «отказ». Ее и выпустили, а дело закрыли за отсутствием состава преступления. По сути, краж карманных то и не было. А дома деньги сынок сам воровал, без ее ведома. Так что папаша ни с чем остался.

Никанор пододвинул тарелку с халвой поближе к Левше, налил в кружку кипятка, развел его заваркой и стал пить в прикуску с сахаром.

- Так сахар быстрее доходит, - степенно пояснил он Левше. И помолчав, в

полголоса запел:

«Ширмач живет на Беломорканале

Таскает камни и стукает киркой

А фраера вдвойне наглее стали

Их надо править опытной рукой...»

Дальше шло про вора в законе Третьяка, который был паханом, про фраера Еську-инвалида, паскуду Маньку и того же Кольку-ширмача, который на стройке «Беломорканала» стал «бугром», за что и поплатился жизнью:

«…А рано утром зорькою бубновой

Не стало больше Кольки-ширмача»,

- грустно закончил Никанор. - При НЭПе карманников ширмачами называли. Я в то время в Питере жил. Всех, кто по «ширме» работал, знавал. Лихой был народ... А ты знаешь, с какого факта у Джоконды закралось подозрение на счет Фартового? За обувью он не следил. И в затоптанных туфлях день-деньской выхаживал. А для карманного вора - это смерть. Сразу же уголовка на «хвост сядет». «Тихари», что щипачей ловят, тоже не лыком шиты. Стоят на остановке и за обувью пассажиров наблюдают. Если затоптанная, значит, есть вероятность, что владелец целый день по трамваям шастает. Джоконда видела, что у Банзая туфли всегда блестели, он с собой бархотку носил, и раз от разу обувку полировал. А с виду Банзай - чистый домашняк, от него шоколадными конфетами пахло. И всегда на себе две пары брюк носил. А Фартовый за целый день на свои «корочки» - ноль внимания. Она и поняла, что

он чужак.

- А вторые брюки Банзаю зачем, на сменку что ли? - усмехнулся Левша.

- На случай «палева». Что бы было, что в тюрьме на «кон» поставить и игру вести. Он, бывало, с одних штанов всю камеру обчистит до нитки. А потом «вертухаям» на чай и водку меняет. И в карты способный. Особенно в стос. Равных ему нет.

- Что это за игра - стос? - полюбопытствовал слушатель.

- Игра несложная, на первый взгляд. Но уж очень азартная. До революции в нее дворяне да офицеры играли. Тогда она «штос» называлась. Почитай у Пушкина «Пиковую даму». Там офицерик один, из немцев обрусевших, Германом звали, хотел быстро разбогатеть. Так вот, завел он тайную переписку с девицей одной и стал ей в любви признаваться. А делал он все с умыслом. Девица эта у графини старой проживала, как дочь приемная. А графиня секрет на счет штоса знала, который в трех выигашных картах заключался. В молодости она первой красавицей была и, будучи в Париже, эти три карты на ночь любви выменяла у Сен-Жермена. А тот колдуном был, магией занимался и с самим дьяволом дружбу водил. Герман решил секретом этим завладеть, прокрался с помощью девицы ночью к старухе в спальню и стал эти карты выпытывать и пистолетом угрожать. Графиня и преставилась. Померла со страху. А потом ночью приходит к офицеру в белом обличье и три карты называет. «Тройка, семерка и туз» - говорит, а сама смеется недобро. Видать Сен-Жермен с «нечистым» познакомить успел. Герман обрадовался и быстрее в игорный дом. По двум первым картам выиграл денег немеряно. А на третью поставил все, что свое имел плюс выигрыш и в одночасье прогорел. Графиня рядом была и выигрышного туза на даму пик подменила. Обманула старая ведьма. С нечистым за одно была. Герман с ума сошел. На Обуховке в желтом доме дни свои закончил. Пушкин тоже любил королю треф бороду почесать. После смерти тысяч триста карточного долгу оставил. Играл честно. Не силен был в картах. И у Толстого в «Войне и мире» офицеры промеж собой в «штос» игру вели. Так вот Долохов, игрок и дуэлянт, графа Ростова Николая обыграл крепко. Сватался он, было к Соне, далекой родственнице графа, а та ему отказала. Не знатного, мол, ты роду-происхождения, титулом не вышел. А сама Николая тайком любила. Долохов в отмест графа и обыграл на сорок три тысячи. Сумма по тем временам огромная. Долг чести. Спасибо, старый граф выручил. Именье продал, и ремиз сынов погасил.