ПУТНИК часть I - Игорь Срибный

             На всякий случай он достал из вьюка второй револьвер и зарядил его. Одевшись и засунув револьверы за пояс, Путник подошел к Орлику. Умный конь, видя состояние хозяина, припал на передние колени, и Путник легко сел в седло. Для левой руки, чтобы не тревожить ее в пути, путник сделал косынку, перебросив ее через плечо. Уложив руку в удобное ложе, Путник тронул узду, и Орлик одним махом вынес седока на высокий берег…

             Где они нос к носу столкнулись все с теми же казаками – урядником и двумя его сопровождающими…

Глава 5

               - Гы-гы-гы! – осклабился в нехорошей ухмылке урядник. – Ты что, хорунжий, думал от меня, от пластуна уйти? Не-е, братушка, тута ты маху дал! От меня не уйдешь! Я ить сразу понял, что к Дону пойдешь, собака!

              - Слушай, урядник, ты же казак! - ответил Путник, кривясь от боли и наплывающей слабости. – Что ж ты куражишься над своим же братом – казаком? Али креста на тебе нету?

              - А ты чего деру дал, краснопузый? Думал, проведешь меня? Да я сразу понял, что ты шпиен красных! С-сука!

              - Урядник, - Путнику становилось все хуже – слишком много крови он потерял в скачке. – У меня кинжал есть дамасской стали. Очень старый кинжал, хорошей работы, в золоте и каменьях драгоценных. Давай, я отдам тебе кинжал и пойду до дому.

              Урядник вдруг захохотал, откинувшись в седле.

              - Да ты что, ты что, придурок? - давясь хохотом, урядник уставил в него палец. - Вапче с башкой не дружишь? Ты кто есть? Ты в военное время оказал сопротивление военному патрулю при исполнении обязанностей военной службы! Казак, несущий службу в патруле, в таком случае что делает, знаешь? При-ме-ня-ет о-ру-жи-е… Я тебя сейчас просто шлепну и заберу и твово коня и все, что у тебя во вьюках твоих натарено с походов …

               - Да ты что, Семеныч, уймись! - зло сказал казак Мажаров. – С ума, что ль сошел? Свово брата – казака, офицера, из – за коня, да добра его кончишь?

               - И кончу! – заорал урядник, разворачиваясь в седле к Мажарову. – И тебя кончу, гнида! Ты думаешь, я не понял, что ты специально конем меня столкнул, когда я в этого краснопузого стрелял? Да если бы не ты, мы бы уже спокойно его добро дербанили, а коня бы полковнику подарили!  Вот и было бы нам по службе послабление. Глядишь, и на Новочеркасск бы  во втором эшелоне пошли, а не в первые цепи - со штрафниками вместе…

              - Да ты просто бандит, а не казак! – Путник, пока урядник орал на Мажарова, достал из-за пояса револьвер и держал его в опущенной руке. – Ты забери все, что я добыл в чужих краях, коли совести нет у тебя. Коня, вот только, я тебе не отдам. Ни за что! Он мне брат. Не то, что ты – мерзавец конченный.

              - Да ты, сука, сука, - урядник лихорадочно задергал кобуру револьвера, - Да я тебя…

              Путник спокойно поднял руку, и направил револьвер в лоб урядника.

              - Ну, продолжай, господин урядник. Что ты меня? В задницу расцелуешь?

              Урядник побледнел, враз осунувшись. Челюсть его отвисла, обнажив ряд желтых, прокуренных зубов.

              - Что замолк, герой? Или ты герой только против безоружных, да раненых? Мразь ты, урядник! Мразь!

              - П-п-простите, Христа ради, господин, хорунжий… - залепетал урядник. – Бес попутал, не иначе. В бою – то я нормальный казак, вот хочь у хлопцев спросите…

              - Да, дерьмо ты и в бою, - перебил его казак Мажаров. – Вечно за чужими спинами прячешься.

              - Помилуйте, господин хорунжий, - урядник сполз с коня и на коленях засеменил к Орлику.  – Не погубите душу християнскую, не дайте позорной смертью помереть…

              - Тьфу, бля, - сплюнул презрительно Мажаров. – Да умри ты достойно, коль жить достойно не мог!

               И, выдернув из-за голенища сапога германский штык – тесак, ловко метнул его в спину урядника.

              Тяжелая золингеновская сталь с глухим стуком пропорола изношенную ткань гимнастерки и, почти по рукоять вошла уряднику меж лопаток. Тело распласталось по земле, раскинув руки.

              - А тебе не надо было об его мараться, хорунжий, - глухо сказал Мажаров. – Не стоит он того. Дрянной был человечишко, и казак - вопче никудышний. И не переживай. Он бы все равно тебя убил. Он едва завидел тебя, сказал: «Гляди, Мажаров, вот и пожива наша идет. Конек-то арабских кровей. Да и во вьюках, видать, есть чего хапнуть». Так что, иди с Богом, хорунжий! Мы тут как – нибудь без тебя разберемся с телом.

              - Храни вас Господь, братцы! – сказал Путник и тронул поводья. – Даст Бог, свидимся еще по хорошему поводу, да по чарке горилки выпьем за славу казачью.

              - Да-а, - протянул казак Мажаров. – Иде она, слава – то?  Со своими братами – казаками бьемся! Они за вольный Дон, и мы – за вольный Дон. Сколь уже казацкой кровушки пролито за Дон, а он течет себе… Так что, брат ты мой, господин хорунжий, слава казачья, а жизнь наша – собачья…. Иди себе с Богом….

              - С Богом, - повторил Путник и слегка натянул поводья. Орлик тут же сорвался в галоп, быстро удаляясь от Дона и от Ростова – города, который так неласково встретил казака.

              В полдень, когда солнце припекло так, что раскаленный воздух обжигал губы, Путник сделал привал на берегу какой-то небольшой речушки в тени огромной раскидистой ивы, спустившей свои длинные, тонкие ветки до самой воды. Свалив вьюки с крупа коня, и с большим трудом расседлав его, он отпустил его в реку. Доковыляв до толстого, в два обхвата ствола ивы,  Путник разделся до подштанников и занялся своей раной.

               Наспех обработанная на Дону, рана выглядела гораздо хуже. Края ее набухли и воспалились, отливая красно-синим глянцем. И оба отверстия сочились красновато-желтой сукровицей. Путник вычистил отверстия спицей с ватой, смоченной спиртом, и стал готовить прижигание, без которого было не обойтись, чтобы убрать воспаление. Вынув из вьюка патронташ с патронами к карабину, путник взял из гнезда патрон и, зажав пулю между штыком и металлическими ножнами, стал расшатывать ее в гильзе. Расшатав и вытащив пулю, путник заткнул ватным тампоном малое входное отверстие, а в развернутое выходное засыпал порох из гильзы, стараясь, чтобы он равномерно покрыл всю внутреннюю поверхность раны. Затем зажал  в зубах ветку, чтоб не заорать от боли, и чиркнул у раны колесиком зажигалки, сделанной мастером-оружейником из порожней винтовочной гильзы. Сноп искр брызнул на порох, воспламенив его. Раздался глухой хлопок, и сила вспышки выбила из раны тампон. Адская боль нещадно рванула каждый нерв путника, а зубы стиснулись так, что перекусили ветку. Удерживая сознание неимоверным усилием воли, Путник завалился набок. Холодная испарина густо покрыла его лоб, он тяжело, прерывисто дышал, но, стиснув зубы, боролся с надвигающимся беспамятством. Он прекрасно знал, что если сейчас сознание покинет его, то болевой  шок просто убьет. Застонав, Путник сел и взял флягу с холодным чаем. Большими глотками, обливая грудь, он выпил чаю и уронил флягу.  С трудом подняв ее с земли, он остатки чая вылил себе на голову. Стало немного легче.

                 Долго Путник сидел, прислонившись к стволу дерева, и чувствовал, как неспешно, по капельке уходит боль, и возвращаются силы.

                 Чтобы не тратить силы на то, чтобы подняться в полный рост, он пополз к реке на четвереньках. Опустив голову в холодный мрак реки,  терпел, пока в легких не кончился воздух, и их не сжало спазмом. И только тогда рывком выдернул голову из воды… Осторожно, пядь за пядью двигаясь, он на пятой точке сполз в реку и уселся на дно. Вода доходила ему до сосков, охлаждая и успокаивая разгоряченное тело. Чувствуя прилив сил, он обернулся и поискал глазами Орлика, но конь уже стоял рядом с ним, опустив голову, чтобы хозяин смог дотянуться до узды. В который раз подивившись уму Орлика, который хотя и уступал в каких-то, чисто военно-скаковых моментах Гнедку, но по уму, пожалуй, превосходил того вдвое, путник взялся за узду, и конь, пятясь задом, легко вытащил его из воды.

                Под ивой Путник развел небольшой бездымный костерок и заварил в специальном сосуде китайский чай. Пока чай настаивался, он достал из переметной сумы последний кусок оленьего сала, купленного еще в каком-то стойбище чукчей в Сибири, и два последних сухаря. Подкрепившись салом с сухарями, и выпив целебного чаю, он почувствовал себя готовым продолжать свой путь. Но, подумав, решил сегодня никуда не двигаться, а заночевать под ивой, чтобы полностью восстановить силы.

              Он раскинул бурку и улегся под деревом, положив под руки заряженные револьверы. Он знал, что в случае приближения чужих, Орлик почует их, как хорошая сторожевая собака, и разбудит его.