Жопа - Алексей Костарев

— Тогда я предлагаю название «Жопа», — пьяно хохотнул Федя.

— Почему — «Жопа»? — удивился Сталкер.

— По двум причинам. Во-первых, какое б название мы не придумали, Гриша, один чёрт, навяжет свое — идиотское. А, во-вторых, для твоих героев всё складывается, как полная жопа — сплошной беспросвет. И даже хуже — из жопы хоть высраться можно, а тут вообще — некуда бежать.

— «Жопа» — так «Жопа». Тем более, что жоп в кадре должно быть до хрена.

— Но главное, Володька, чтобы до этого дела не добрался Юрка — у него талант любые идеи гробить на корню. Если б не он, «Ебливцев» можно было бы снять на порядок лучше.

— А если не он — то кто? — спросил Сталкер, запуская не слишком чистую пятерню в не слишком чистую шевелюру. Федя выдержал театральную паузу и заявил:

— Я.

— Ты? Тогда нашу, с позволения сказать, «Жопу» мы будем снимать десять лет. И голые актёры все эти годы будут бегать, как стукнутые, по площадке с воплями: «Где режиссёр?». А режиссёр в это время будет общаться с педиками, ментами и санитарами в дурдоме. И, до кучи, с ангелами, чертями и прочими персонажами белой горячки.

Федя помотал головой.

— He-а, когда меня «впирает», я работаю. А эта твоя заморочка меня что-то «впёрла». Да, и о птичках — ты когда собираешься дописать?

— Да что тут уже писать? За пару ночей проработаю диалоги, потом скомпоную, и через недельку выдам готовый сценарий. Проблема — в другом. Чего снимать — уже почти есть, а вот кого снимать — абсолютно не представляю.

— Это не проблема. Мишка в разном гриме может сыграть, как минимум, троих. «Генератором зла» будешь ты — и гримироваться не надо, у тебя с похмелья вид вполне демонический. Что же насчёт остальных — съездим завтра с тобой в «театральный», потолкаемся среди студентов.

— Ты думаешь, мы там найдем героиню? — усомнился Сталкер. — Здесь нужен типаж совершенно особенный. И даже не типаж — хрен знает, как объяснить. Понимаешь, это нельзя сыграть, это должно быть в ней, в актрисе, то бишь, — в каком-то из уголков подсознания. Иначе получится ложь, фальшивка.

— И как ты узнаешь, что там у неё в подсознании?

— Федя снова потёр переносицу.

— Я-то узнаю. Когда это есть, пусть даже оно глубоко запрятано, всё равно хоть немного, а наружу-то пробивается. Я тебе про любую кандидатуру сразу скажу — она это, или не она.

— Итак, подводим итог — требуется девка симпатичная, с хорошей фигурой, достаточно талантливая, и в душе — потенциальная маньячка.

— Вот именно. Утрированно, но, по сути, верно, — Сталкер рванулся к бутылке и жадно хлебнул из горла. — И пока мы такой не найдем, нефиг и жопу морщить.

— Постой, постой, — задумчиво пробормотал Федя — похоже, его осенило. — Есть у меня одна на примете — очень странная девочка. Впрочем, сам увидишь. Сейчас поеду и привезу.

Федя вскочил и принялся шарить по карманам в поисках ключей от машины.

— Куда же я их засунул? — растерянно спросил он.

— Ты что, собрался садиться за руль в таком виде? — поинтересовался Сталкер, заметив, что Федя не слишком уверенно держится на ногах. Его вообще развозило быстро.

— Привыкать мне, что ли!

— Ну, смотри сам. Вон твои ключи — на столе валяются.

Феде и вправду было не привыкать. К тому же, в нём в полной мере отражалось одно из свойств русского человека, как то любовь к быстрой езде, причём степень проявления национального характера была прямо пропорциональна количеству выпитого спиртного. Вероятно, национальным характером объяснялась и странная особенность Фединой нетрезвой езды — если на скорости около ста двадцати Федя справлялся с управлением вполне прилично, то выехать со стоянки, не вписавшись в какой-нибудь столб, бордюр или железобетонный блок, ему удавалось далеко не всегда. По этой причине левое заднее крыло он выправлял уже трижды, а «габаритники» менял бессчётное число раз. А так как ездил Федя на иномарке, пьяные стояночные маневры влетали ему в копеечку.

История же появления у такого человека, как Федя, престижной машины выглядела следующим образом. Однажды, получив за что-то сверхъестественно большой гонорар, он долго ходил в раздумьях — купить ему однокомнатную квартиру или подержанную «Вольво». И то, и другое стоило примерно одинаково и как раз укладывалось в рамки гонорара. В конце концов, в противоборстве жилья и транспорта победил транспорт. И теперь, когда Федю выпирала очередная подруга, или комендантша студенческого общежития, где он нелегально проживал, вооружалась совковой лопатой и изгоняла его из сей благословенной обители, нашему герою приходилось ночевать в автомобиле. А поскольку обликом своим Федя никак не походил на владельца «крутой тачки», каждую ночь его будили менты, задавая один и тот же, казавшийся им логичным вопрос: «Парень, какого хрена ты дрыхнешь в чужой машине?».

Глядя на то, как Федя, опрокидывая стаканы, тянется за ключами, Сталкер подумал, что злосчастный столб, на который тот неоднократно покушался кормой своей «Вольво», сегодня будет повержен окончательно. Но пока он представлял грядущее крушение столба, со стороны «офиса» донеслись топот и Гришин голос, возопивший:

— Витька, кретин сраный! Таскай по две коробки — расколотишь всё к едрени матери!

Удивляло то, что слово «кретин» было произнесено не злобно, а как-то радостно и даже почти ласково. Удивление вызывало и слово «расколотишь».

— Неужели наш жмот раскошелился на «галогенки»? — предположил Сталкер.

Следует пояснить — «галогенками» в обиходе именуются галогенные осветительные лампы. Ежу понятно — в потемках много не наснимаешь, но не всякий ёж знает, что обычные лампочки, которых можно сколько угодно навыворачивать по подъездам, для видеосъёмки не годятся, а посему нужны специальные, галогенные, довольно-таки, кстати, дорогие. Проклятые «галогенки» «летели» чуть ли не на каждой съёмке, производя при этом звук, подобный взрыву петарды. Запас ламп таял, и Дядя Вася уже неоднократно повторял Грише, что ежели Гриша не разорится на эти «хреновины», то пусть освещает съёмочную площадку собственным начальственным кукишем.

Движимый любопытством, Сталкер направился в «офис» и, зайдя туда, убедился, что реальность порой превосходит самый смелый полет мечты. Ибо увидел Витьку, пыхтевшего под тяжестью сразу пяти коробок, в которых, впрочем, никаких «галогенок» не было. Надписи на коробках недвусмысленно возвещали, что находятся в них бутылки со спиртным импортного производства.

Сначала Сталкер решил, будто выпивка предназначается для какого-нибудь очередного Федорчука, но, увидев, как Витька ставит бесценный груз рядом с присланным Сан Санычем шампанским, он понял — Гриша, демонстрируя широту души, собрался отметить студийный «юбилей» по полной программе.

Тем временем за сталкеровской спиной возник Федя и оторопело уставился на коробки мутноватым взглядом.

— Это что? — спросил он, икнув.

— Бухло, — ответил Сталкер. — Буржуйское.

Из подсобки показался Дядя Вася, волоча толстый кабель. Бросил его рядом со спиртным и проворчал себе под нос что-то про хреновину, которая шестнадцати ампер — и тех не держит. Гриша и Юрка вошли почти одновременно. Юрка — с надкушенным хот-догом, а Гриша — ещё с двумя коробками.

— Отрадно видеть сотрудников в сборе, — прокомментировал он. — Это называется, халявным пойлом запахло. Чтобы к пяти часам на студии вместо обычного бардака царила праздничная обстановка!

— Володька, через час я тебе её привезу, — сказал Федя и двинулся к выходу. Вскоре на лестнице раздался грохот, сопровождаемый возгласом «Блядь!..» — как нетрудно догадаться, Федя споткнулся.

«Всё — столбу конец!» — подумал Сталкер.

4

Через час Федя не объявился. Как, впрочем, и через два, и через три часа. Когда дело близилось к пяти, и в студии стало многолюдно и шумно, Сталкер понял, что его опасения насчёт Феди были не напрасны. «Ну, и холера с ним!» — подумал он. — «Тоже мне, великий режиссёр, Феллини недоделанный!». И принялся методично напиваться.

Тем временем подъехал Сан Саныч, поднял бокал за процветание студии, пожелал, как обычно, творческих успехов и укатил. Прибыли какие-то Гришины приятели из породы легализованных жуликов — опиджаченные и пригалстученные, видом своим стремящиеся сообщить всем окружающим, что уж у них-то, по любому, всё схвачено и, вообще, всё «о’кэй». Вскоре у кого-то из них заверещал «сотовый», и они, один за другим, слиняли. Зато откуда-то взялись несколько девиц в юбочках чуть длиннее трусиков — эти оставались, что называется, до конца сеанса.

После отбытия Сан Саныча и «пиджаков» торжество всё уверенней принимало черты традиционной российской пьянки. Обороты, указанные на этикетках бутылок, плавно перекочёвывали в головы присутствующих, производя в этих головах всё больший и больший шум. Гриша, колыхаясь с бокалом во главе стола, произносил очередную речь, которую уже никто не слушал, Дядя Вася совал Светке под нос кусок кабеля, втолковывая ей про шестнадцать ампер и какое-то там сечение. Из всех сечений Светка слышала только про кесарево, но, тем не менее, старательно хлопала ресницами, делая вид, будто что-то понимает. Мишка слонялся с бутылкой пива, пребывая в тоске и пессимизме по причине отсутствия на вечеринке симпатичных мальчиков. Сталкер же, твёрдо уверенный, что жизнь коротка, и нужно успеть поиметь в ней как можно больше, взгромоздил себе на колени одну из девиц и, травя анекдот про поручика Ржевского, полез рукой к ней под лифчик. Девица, похоже, не имела ничего против, но тут к Сталкеру подобрался Юрка и забубнил в ухо: