Наш берег - Николай Якутский

походная печурка. Тонкая труба выведена в снежный потолок. Охапка рубленого плавника... Бурлит кипяток в эмалированном чайнике...

«Мы хотели от мороза спасать. А оно вон как у них...» — подумал Балагур и приветствовал незнакомцев по-якутски:

— Кэпсэлгит?

— Сох, эн кэпсэ, — ответили ему.

Свет от пламени, бьющегося в печурке, дрожал на лицах. Старик не понял, который из двоих подал голос — тот ли, коренастый, сутуловатый, что держал в руках ружье, сидя на ящике, или тот — худой, высокий, который стоял, набычив голову, в углу берлоги.

Обрадовался дед, сможет легко изъясняться с ними — по-якутски знают.

— Почему здесь оказались? — спросил во-первых, в полном соответствии с этикетом северян, требующим непосредственности и ясности во взаимоотношениях. И, кроме прочего, старик считал себя хозяином на Сердце-Камне, так что вопрос его выглядел вполне уместным и законным.

— Мы инспекторы по охоте, — отозвался коренастый, осклабившись, показывая вставные зубы. — Летели на Чукотку, самолет забарахлил, прыгали с парашютом... — замолк, посмотрел на долговязого, хотел, видно, чтобы и он включился в разговор. Но тот хранил молчание, все так же возвышаясь над ними — Балагур, конечно, уже подсел к огоньку, и Коренастый сидел, а Высокий стоял, в упор разглядывая деда.

— Да... Так вот.., — продолжил Коренастый, опять выставляя железные зубы. — Летчик нам: «Прыгайте вы, а я полечу, может, где-нибудь найду какой-нибудь аэродром». Тогда мы с ним, — показал на Высокого, — схватили тут кое-чего — и бултых!

«Верно Настя думала», — припомнил старик, вежливо кивая — «так, так» — в конце каждой фразы Коренастого, как бы подтверждая правдивость услышанного.

— А других с вами никого нет? — был второй вопрос Балагура.

— Нет, одни мы. А летчик наверняка в море кувыркнулся с самолетом. Аэродром-то разве найдешь в этих местах?

— Так, так, — кивал Балагур.

Коренастый покосился на спутника — Дылда будто что-то сказал неразборчиво или промычал. Дед тоже взглянул на того угрюмца: руки в карманах мехового комбинезона, подбородок, щеки — в черной шерсти... Не понравился он сразу. Другой человек — Коренастый. Охотно отвечает, улыбается, с ним в тундре интересно встретиться.

— Хорошо, мы печку прихватили да ружье... А то бы песцы нас теперь жрали! — щерился Коренастый. — Так, да, огонер[5]?

— Так, так... В дальней дороге всякое возможно. Я — если в тундру, всегда хорошенько готовлюсь. А то как же!

— Старый человек — он все знает, — скалился Коренастый.

— На самолете летать быстро, но, видать, шибко опасно, — философствует Балагур, бросая довольно красноречивые взгляды на чайник в клубах пара. Эх, хозяева, больно недогадливы! — Меня мои собаки возят, куда захочу, туда возят.

Когда дед полез за трубкой, Высокий подошел вплотную к нему, встал сзади. Балагур закурил и обернулся: может, Дылда что-нибудь спросить желает? Но, сморщившись от табачного дыма, тот вернулся на прежнее место.

— Правильно сказал ты, огонер: на собаках, конечно, ездить по тундре самый сёп... А где у вас аэродром есть? — заговорил опять Коренастый.

— Самолеты в район летают, у них там эрэдрем, — с достоинством объяснил старик. — Далеко отсюда, однако.

— Аэродром? — нарушил молчание, оживился Дылда. — Большой аэродром? — произнес быстро по-русски.

— Однако... — неопределенно протянул Балагур, растерявшись от неожиданного напора Высокого. — Я — куда мне, седому человеку, — не понимаю: большой, маленький.

Резким жестяным голосом Дылда заговорил с Коренастым. Старик вслушивался старательно, а не поймал ни единого понятного словца.

Дылда — с узким, длинным лицом, с пучками шерсти в ноздрях — вообще не походил на русского... Коренастый — да, русский. И, поди, бывал раньше в тундре. И «капсекает» сносно. Хоть мешает якутские и русские слова, понять-то можно его. Если бы не кривой, приплюснутый нос, то походил он на кого-то знакомого Балагуру.

Коренастый стал отвечать Дылде. Но старик опять ничего не понял и пожалел, что нет рядом Насти. Внучка бы разобралась, что к чему. Она и по-немецки сказать умеет...

Впечатление такое, что незнакомцы ссорятся. Высокий ругал Коренастого, а он огрызался. Сердитые, однако, оба, как волки. Худо, худо... В далекую дорогу врага в попутчики не берут!

У Коренастого во рту стучало, казалось, он вместе с отрывистыми, лающими словами пытался выплюнуть на собеседника свои железные зубы.

— Огонер, — повернулся к деду Коренастый. — Как называется ваш районный поселок?

— Булустах зовем. Там много народу живет. Большой Булустах!..

— Говоришь, Булустах? — подхватил железнозубый. — Ну, ну, точно, Булустах. А я-то запамятовал! Булустах... — повторил, как бы заучивая или вспоминая. Поднялся, хлопнул Балагура по плечу:

— Хороший огонер к нам в гости заглянул. А то мы испугались, что люди здесь не живут — все от холода померли!

«На кого похож-то этот говорун?» — подумал старый охотник. Покопался в памяти, но нужного узелка в ней не нашел. Говорится ведь: голова у старого — дырявая посуда!

«Башка никуда не годная!» — рассердился на себя. В подобных случаях, бывало, верный помощник — трубка. А не помогает вот...

А все одно знает Балагур человека, схожего с Коренастым. В райцентре, по-видимому, встречал.

О чем судачат «упавшие с неба»? Их речь деду — что гомон весенних гусей. Не о нем ли, старом, толкуют? Ощущал на себе их тяжелые взгляды. Будто виноват в чем перед ними! И Коренастый смотрит холодными стекляшками, не ругается больше с Дылдой.

Потихоньку вкрался в сердце страх перед незнакомцами. Раньше — сколько людей повидал в жизни — никого не боялся...

Э-э, нет, такое было; боялся людей. Давно-давно... Бандиты гуляли, бесчинствовали в тундре. При нем, Балагуре, застрелили соседа Байбала. Впервые тундровики видели: человек убивает человека. Как дикого оленя или медведя.

Давно было...

Собравшись с духом, осторожно спросил по-русски:

— Тундра один раз был, нет?

Вопросу явно недовольны. Дылда молчит, щелкает зажигалкой, закуривает папиросу. Коренастый стучит железом:

— А что? Ты любопытный, я гляжу, огонер. И кто, и откуда, и зачем — тебе это надо? Ну, был я в тундре. А дружок вот — кто его знает. Понял?

Перемена в его тоне разительна. Вроде не он все улыбался старику.

Балагур пытается спасти разговор:

— Я думаю: где тебя встречал? Знакомый ты мне. Может, у меня в тордохе гостил?

Коренастый скалится:

— Ха-ха, брось, огонер! Не лови, лиса старая! Лучше скажи, на нашу берлогу почему набрел? Сам-то кто будешь?