Письма Колумбу - Рольф Эдберг

Пока волна белых переселенцев достигла только волнолома перед материком бронзовокожих. Здесь она остановилась на четверть века — «история затаила дыхание». На островах среди редеющего коренного населения — белые, не подозревающие о том, что кроется вдали за коралловыми рифами. На материке — просвещенные народы, прилежно шлифующие свои высокоразвитые культуры, не ведая, какой девятый вал набирает силу.

Четверть века — и вот уже один Ваш бывший каютный юнга{14} прокладывает путь за грядами битых штормами коралловых рифов, у которых Вы повернули назад. Наконец-то белокожие видят воочию образчики азиатской роскоши, предмета Вашей страстной и тщетной мечты.

Это явилось сигналом к штурму. С Хуаны, Эспаньолы, Ямайки устремляются на запад люди, жадные до грабежа и приключений, в отличие от Вас — без королевской грамоты в кармане, пираты, учреждающие пиратские империи, чтобы, выполнив черную работу для испанской короны, уступить место внешне более респектабельным силам.

В истории большинства стран есть неприглядные страницы. Те, что пишутся в эту пору, принадлежат к самым грязным.

Не успела улечься волна от каравеллы, которую Ваш каютный юнга провел через залив, как за ним следует Эрнан Кортес. Повеса, ранее в основном покорявший дамские будуары, теперь во главе нескольких сот конных воинов{15} подчиняет себе хорошо организованное государство с населением около шести миллионов.

Перед испанцами открывается империя Моктесумы{16}. Загрубелые конкистадоры чуть ли не впадают в умиление перед красотами Теночтитлана — города Кактусовой скалы, центра великолепной империи народа, называющего себя когда мехика, когда ацтеками по имени своей мифической родины. Зеленые рощи, роскошные сады, город, частично построенный на воде, с каналами вместо улиц. Богато украшенные храмы и другие общественные здания, изысканные произведения искусства из золота и перьев кецаля. Ошеломленный увиденным, Кортес готов поверить, что достиг страны, откуда царь Соломон привез золото для своего храма.

Завоевателям невдомек, что в долине среди курящихся вулканов культуры наслаивались друг на друга, подобно кольцам древесного ствола, и сердцевиной служила культура майя{17}, возникшая на заре нашего летосчисления. Нет у них предпосылок для понимания той философии, что от времен майя пронизывала последующие культуры, философии, основанной на ритме времени, непрестанном потоке дней, которые из вечности будущего прибавляются к вечности прошедшего, а индивид с его настоящим — лишь мгновенный всплеск между обеими вечностями.

В этой системе мышления время идет по кругу, так что случившееся ранее равно тому, что предстоит. И мы наблюдаем поразительные последствия. Некогда пернатый змей Кецалькоатль, бог летосчисления и самопожертвования{18}, сел на плот и удалился через Атлантику — божественное море, — возвестив, что вернется, и назначив определенный срок своего возвращения. Случилось так, что появление Кортеса совпало с этим сроком, и, когда гонцы с изображением его судов на листьях сизаля прибыли в Теночтитлан, Кортеса приняли за возвратившегося бога{19}. Возвращение Кецалькоатля — не такое уж желанное событие, ибо, согласно пророчеству, оно должно сопровождаться всемирной катастрофой. Но и предотвратить катастрофу нельзя, как нельзя остановить ток времени. И то, что теперь последует, причудливым образом предначертано в народном подсознании, коему доступно сокровенное и более верное, чем у завоевателей, восприятие происходящего.

Вот почему толпы людей встречают интервентов, устилая их путь драгоценными благоуханными желтыми цветами. Вот почему верховный вождь Моктесума приветствует Кортеса: «Добро пожаловать в твою страну!»

Но Кортес отнюдь не бог самопожертвования. Мехика убеждаются в этом, когда испанцы, как и прежде в других землях, жадно набрасываются на золото, насилуют женщин и во время храмового праздника устраивают очередную резню, словно чувствуя себя обманутыми оттого, что страна сдалась без малейшего сопротивления. Когда мехика наконец берутся за оружие — стрелы и копья против испанских пушек, железных доспехов и конных воинов, — уже поздно, они парализованы ощущением неизбежности происходящего. Они не в силах после страшной резни помешать разрушению красивейшего из городов мира, не в силах помешать разгрому динамической культуры, ставшей на путь развития, подобный китайскому{20}. По стопам солдат следуют монахи, они заботятся о том, чтобы разрушались храмы, скульптуры разбивались вдребезги, чтобы предавались огню записи на бумаге из листьев индейской смоквы, излагающие суть местной философии.

То же повторяется в инкских горах, где Франсиско Писарро, бывший свинопас, не умеющий написать собственное имя, во главе ста восьмидесяти человек сокрушает инкскую империю с ее девятью — иные полагают, тридцатью — миллионами миролюбивых жителей. Высокорослые люди с гордым профилем под копной иссиня черных волос, поклоняющиеся космическим силам, создали здесь уникальную цивилизацию, не знающую личной собственности; всем распоряжается инка, коему дарует силу Солнце, и он распределяет в пользование землю, строго соблюдая принцип равенства.

Писарро уговаривает инку Атауальпу выкупить свою жизнь таким количеством золота, чтобы оно наполнило комнату до уровня груди; туристы по сей день могут увидеть эту комнату. Разумеется, заполучив выкуп, Писарро нарушает обещание и убивает инку, после чего разыгрываются обычные сцены. Куско — центр, пуп инкской империи, откуда дороги, превосходящие качеством римские, расходятся во все концы страны, — подвергается тщательному разграблению. Дворцы и храмы Солнца, созданные народом, который явно состоял в тайном сговоре с камнем, разрушаются. Еще одна высокоразвитая цивилизация гибнет, прежде чем ее творцы успевают опомниться.

Дальше на запад, на юг, на север. Оружие Испании совершает победное шествие — не без весомой помощи европейской оспы и племенных междоусобиц. Какие-то смутные контуры разрушенных культур еще можно различить сегодня. Прочие общины — одни мирные, другие воинственные, принадлежавшие где земледельцам, где охотникам за головами, — сметены с лица земли вихрем событий. Кое-где до нас через века доносится слабое эхо: то словно глухая дробь деревянных барабанов, то будто жалобный звук тростниковой дудочки. В других местах сама память о побежденных утрачена так основательно, словно их вовсе не было на свете.

За три десятилетия разрозненные банды авантюристов захватывают почти весь континент от Рио-Гранде, великой реки на севере, до крайнего мыса на юге, мимо которого действительно проходит путь в Индию. Несколько бурных лет Карл V, властолюбивый внук доньи Изабеллы и дона Фердинанда, правит величайшей империей, какую когда-либо видел свет.

Меч и крест все время идут бок о бок. Завоеватели набожно преклоняют колени, прежде чем броситься на свои жертвы. Святые отцы сопровождают экспедиции, благословляя их и приурочивая к ним ревностный труд по обращению язычников в истинную веру.

Слухи о богатстве заморских стран привлекают все новых авантюристов. Кое-кто из них возвращается с рабами, золотом и сифилисом. Золото делается предметом интриг узкого круга. Рабы скоро умирают. Сифилис делят поровну вельможи и оборванцы, монахи и солдаты. Он продолжает жить долго после того, как золото истрачено и побелели кости рабов.

Большинство остаются, основывают асьенды{21}, открывают рудники, «умиротворяют» новые области, «помогают индейцам развивать местные рересурсы».

После того как захвачена новая область и прочитано непонятное воззвание, требующее obediencia — послушания — испанской короне и ее представителям, индейцы становятся гражданами Испании. Теперь отказ работать, неспособность трудиться, не щадя своих сил, можно рассматривать как бунтарство против его католического величества. Налицо законный предлог колесовать индейцев, сжигать их живьем, подвешивать за ноги, сажать на кол.

Иногда выпадают менее жестокие полосы. Они длятся недолго. Очень скоро восстанавливается добрый испанский порядок.

В труднодоступных ущельях обнаруживают серебро. Мексика — Нуэва-Эспанья{22}, — коей сама природа придала форму рога, становится рогом изобилия мировой империи. Тысячи туземцев загоняются в рудники, погибают, заменяются другими.

Как только истощается запас рабочей силы, организуют экспедиции для охоты на рабов. Эта охота ведет к новым «открытиям»; «открытия» влекут за собой новые экспедиции.

Отдельные отряды из Нуэва-Эспанья проникают в области горных и степных индейцев северной половины материка. Однако со стороны океана сюда катится другой поток белых переселенцев. Преобладают англичане. Вскоре они покажут, что мало в чем уступают испанцам.