Мама для журавлят - Светлана Славная

Взлетел селезень с шумом, с брызгами, глянул на меня в великом негодовании:

– Как же, журавлиха! Обманщица! Журавлихи так не топают, веток и сучьев своей тяжестью не ломают. Это ты птенца несмышленого провести можешь, а не меня, толстого, важного селезня! – прокричал презрительно и скрылся.

А журавленок, доверчивый, продолжает следовать за мной. Попискивает: «Ряску, ряску будем кушать! Скорей, скорей!» И не беда, что сучки трещат под моим сапогом. Лишь бы голос родной из кармана халата продолжал поскрипывать ласково: «Пррю, пррю…»

Солнце пробивается меж стволов, яркий луч бьет в лицо. Все пропадает – и лес, и тропинка; я вижу только белую сетку костюма перед глазами. Надо заслониться рукавом, чтобы рассмотреть, куда ступает нога.

Ого, а у тропинки-то ёж! Чуть его не раздавила. Вскрикнула от неожиданности совсем не по-стершиному. А журавлиха в кармане продолжает попрюкивать, так же монотонно и невозмутимо.

Ежик насупился, колючки острые выставил. Журавленок позади меня, около самых ног. Отступить не могу – некуда. Шагаю вперед: что будет?

Птенец на ежа даже не посмотрел. Пробежал мимо, будто это очередной кустик, встопорщивший засохшие веточки. А моя любопытная Чильда получила бы сейчас полный нос иголок…

Солнце скрылось за облаком. Для меня это к лучшему – снова вижу, что творится вокруг.

Черный уж струится через тропинку. Длинный, тонкий. Не ползет – перетекает! Держит с достоинством голову в ярком, желтом воротничке, приподняв ее над землей. Мол, смотрите все, я – уж, не какая-нибудь злюка-гадюка. Я благодарна ему за этот желтый знак. Можно спокойно любоваться.

Омолой отстал – пробовал клюнуть стебель папоротника. Покушать не получилось, но огромное опахало очень занимательно закачалось над головой. Я обернулась, защелкала клювом сердито. Омолой подскочил, крылышки расправил, мчится ко мне со всех ног, почти летит: «Прости, мамочка, я здесь!»

Посредине болотца упавшее дерево. Старый ствол скрыт на дне, а вывороченные корни обнажились, торчат из воды замшелым сказочным домиком. В центре дома окошечко. Занавешено бахромой самых тоненьких корешков. Свисают, переплетаясь, не дают рассмотреть, что внутри. Вроде сетки на моем лице.

Кто живет здесь – водяной? Леший? Я наряжаюсь в костюм и скрываюсь под капюшоном, притворяясь стерхом. Он скрывается в домике на болоте, притворяясь пнем. Я не должна показываться журавленку. Он, наверно, не должен показываться мне. Каков ты на самом деле, леший-водяной?

Молчит. Поглядывает сквозь бахромчатую занавеску на своем окне. Мне кажется, что поглядывает одобрительно. Лесной народ я не обижаю, лесных законов не нарушаю… Или нарушаю? Селезень вон обругал меня обманщицей…

Сражение

Эля делает птенцам уколы. Им нужны витамины и кальций, чтобы не развивался рахит. Каждому приходится подготовить по два шприца.

Эля – самая опытная из сотрудниц питомника. Без суеты, уверенно и спокойно она ловит птенца. Тот пищит, крылышки в стороны топорщит – тут она ловким движением и прижимает его к земле. Так и лежит птенец с распростертыми по сторонам крылышками, шевельнуться не может. Разве только головушку слегка приподнять, шейка-то длинная.

И под оттопыренное крылышко журавленку делают укол. Сначала, конечно, продезинфицируют – брызнут специальным раствором.

На тельце стершонка пушок, мягкий, нежный. Если положить руку на спинку, чувствуется выступающая полоска позвоночника. Тоненькая. Хрупкая. Брать такого на руки очень страшно: не помять бы, не повредить!

Внимательнее всего приходится обращаться с длинными ножками. Журавленок ими отчаянно дрыгает, сопротивляется. Того гляди, зацепишь случайно, покалечишь беднягу! Лучше, конечно, к птенцам не прикасаться, но иногда приходится. Например, чтобы достать малыша из манежа, где он греется под крылом куклы-мамы в пятне красноватого света, и повести на прогулку.

Самым маленьким нужно подсунуть пальцы под животик, чтобы ножки с разных сторон ладони свесились. С подросшими труднее: их ножки уже слишком длинные, приходится прижимать рукой, «складывать» в суставах.

Я очень боюсь навредить журавлятам, поэтому на руки их не беру. Из манежей не достаю. И уколы, разумеется, не делаю. Гуляю со старшими, они выходят из вольер самостоятельно. Но однажды и мне пришлось проявить сноровку.

Вот как-то бродили мы с Омолоем по берегу. В дальнем конце маршрута, около сетки-ограды, спустились, как обычно, к воде. И занялись важным делом: я решила поучить журавленка доставать ряску из болотца самостоятельно. Передвинула корягу, чтобы освободить ему удобный подступ к «огороду». И вдруг вижу – приближается к нам по тропе еще один «журавль». В белом костюме, капюшоне, с клювом и магнитофоном. И, конечно же, с журавленком.

Я поднялась во весь рост, машу рукавами: сюда нельзя, заворачивай! А он не замечает. Сотрудники питомника привыкли проявлять бдительность, но это – волонтер, неопытный, первый раз ходит с птенцом. Устанавливал в вольерах технику для видео наблюдения, попросился погулять. На носу у него очки, поверх очков сетка капюшона, денек выдался солнечный… Наверняка он ничего не видит. А может, задумался.

Бежать нам с Омолоем некуда, здесь тупик. Пытаюсь отвлечь птенца ряской, но не тут-то было: он заприметил «журавля». А главное, журавленка! И помчался к ним напрямик, через кусты. Я клювом щелкаю, журавлиха в кармане гундосит – все бесполезно. Омолоя охватил боевой дух.

Противник его тоже заметил. Кинулся навстречу. Привык пинать «отражение» в оконце вольеры.

А стекла-то между ними и нет…

Омолой старше, выше. Налетел, крыльями ударил, клювом щелкнул – соперник на спину и повалился. На обе лопатки. Омолой уже сверху запрыгнул, сейчас клювом ударит… А клюв крепкий. Острый.

Тут я его и схватила. Ножки в коленках не складывала, подняла в воздух, как получилось, и прижала к себе. Впрочем, он удобно стоял: и крылышки в разные стороны растопырил, и ножки… Так в моих руках и оказался. Не покалечила. Унесла прочь.

Поставила на землю, успокоилась немного, веду домой. Выходим на поляну перед вольерами. Вдалеке Эля вынесла на солнышко одного из малышей, травку ему показывает, попробовать приглашает. Омолой, воинственный задор не утратив, усмотрел их зорким глазом – и помчался бегом через всю поляну. В новую битву!

Я за ним, бесполезным клювом на бегу щелкаю… Скомандовать бы: «Нельзя! Ко мне!» И поводок пристегнуть. К ошейнику. А я только рукавами машу да сапогами топаю. Чильда бы сильно удивилась.

Эля опытная, не растерялась. Подхватила свой пушистый комочек и за угол сарая нырнула. Спряталась. А я обогнала Омолоя и путь ему преградила: