Коварные драгоценности - Анна и Сергей Литвиновы

Даже тот факт, что Емельян оказался ниже Тони чуть ли не на полголовы, ее не смутил — ей всегда нравились «компактные» мужчины, она считала их более темпераментными.

— Добрый вечер, молодой человек, — улыбнулась Емельяну матушка. — Милости прошу… — Но сначала протянула ему руку для поцелуя и только потом посторонилась. — Как вас величать, любезный?

— Емельяном. А вас, сударыня?

— Людмилой, — кокетливо протянула матушка. — И, умоляю, не спрашивайте, какое у меня отчество! Для всех я просто Люся!

— Неужели вы мама Тонечки?

— Совершенно верно…

— Подумать только! Вы выглядите как ее сестра!

— Мне все так говорят, — прожурчала Люся. — Но дело в том, что я родила Тонечку довольно рано…

На самом деле Люся произвела дочь на свет в обычном для деторождения возрасте — в двадцать четыре. Однако всем заявляла, что родила чуть ли не после школы, и от Тониного возраста обычно отнимала пяток лет. В итоге получалось, что ей нет еще и пятидесяти.

— Позвольте, Емельян, я познакомлю вас с остальными, — продолжала стрекотать Люся, взяв Тониного кавалера под руку и вводя в комнату, где был накрыт праздничный стол. — Мой супруг, Иннокентий, — начала представлять присутствующих матушка.

А пока она делала это, Тонечка, знакомая со всеми, стояла у зеркала, приводя себя в порядок. Висело оно напротив стола, и это позволяло следить за происходящим. А то вдруг Емельян допустит какую-нибудь оплошность, и придется спешить к нему на помощь. Но, оказалось, Тоня волновалась зря. Кавалер вел себя безупречно. Перед мужчинами вежливо склонял голову, а дамам целовал ручки. Его галантность была по достоинству оценена. Особенно Марианной. Когда Емельян припал губами к ее руке, она жеманно захихикала и подставила для поцелуя вторую. А вот Сонечка свою пятерню поспешно отдернула и вспыхнула как маков цвет.

Соня была старше Антонины — ей уже перевалило за сорок — и жила одна. Что никого не удивляло, в том числе саму Сонечку. С детства она считала себя дурнушкой и так глубоко погрязла в своих комплексах, что даже нечастые комплименты воспринимала как насмешку. Тоня сколько раз пыталась вытащить подругу на вечер «кому за тридцать», но та ни в какую не соглашалась. Из-за нее и Антонине приходилось в субботние вечера дома сидеть. Не идти же одной!

Тем временем матушка представила Емельяна близнецам, похожим друг на друга, как небо и земля (Лев был полным и кудрявым, Эдуард тощим, сутулым, с прической а-ля Лукашенко), и усадила по левую руку от себя. По правую восседал гражданский супруг Люси Иннокентий, отличающийся от обоих своих братьев. Он был худощав, но с животиком, с волосами редкими, но покрывающими весь череп, и если Лев с Эдуардом выглядели простачками, то Иннокентий — франтом. Брюки со стрелками, рубашка накрахмалена, в кармане пиджака платок в горошек, на шее — бабочка. А уж душился как! Такое ощущение, что зараз он вылил на себя полфлакона одеколона. Тоня, только приближаясь к нему, начала чихать. И это при том, что ее обоняние было закалено маменькиным убойным парфюмом!

— Итак, гости дорогие, милости прошу, угощайтесь! — церемонно промолвила матушка, широким жестом указывая на стол.

Гости дорогие незамедлительно схватили ложки и принялись накладывать себе в тарелки фирменные Люсины салаты.

Тоня могла сколько угодно критиковать свою мать, но вынуждена была признать, что готовила она превосходно. Не самая лучшая хозяйка, у которой на стульях грудами лежали вещи, а грязные чашки могли днями стоять возле кровати (Люся обожала пить чай в постели), умудрялась из простейших продуктов сотворить кулинарный шедевр. Этим, по всей видимости, она и зацепила Тониного отца, так как, сколько Тоня себя помнила, он всю жизнь ругал жену за беспорядок, но на другую женщину менять ее не собирался. А вот Антонина пошла не в мать. Она была аккуратисткой и отвратительной кулинаркой.

Рис у нее всегда слипался, жареная картошка подгорала, капуста превращалась в месиво, а единственный салат, который ей удавался, был помидорно-огуречный.

Пока гости накладывали оливье, хозяин дома Иннокентий разливал по фужерам и стопкам спиртное. Дамам — шампанское. Мужчинам — водочку. Когда очередь дошла до Емельяна, тот накрыл свою стопку ладонью и сказал:

— Я воздержусь.

— Нет, друг мой, так не пойдет. За Рождество надо выпить!

— Я не пью.

— Совсем? — полюбопытствовал Иннокентий.

— Совсем.

— Закодированный, что ли?

— Ну почему же? Просто не вижу прелести в состоянии алкогольного опьянения. Предпочитаю мыслить здраво!

— От стопки не окосеешь!

— Возможно, но даже она лишит меня определенного количества клеток головного мозга. Вы знаете, что они отмирают, когда вы употребляете алкоголь? А потом выходят с мочой?

Иннокентий, а больше его брат Лев, который, судя по лицу, любил к стопочке приложиться, открыли рты, чтобы опровергнуть эту теорию, но Люся не дала спору разгореться.

— Ах, какой вы, Емелюшка, молодец! — прочирикала она, покровительственно похлопав дочкиного кавалера по плечу. — Правильно делаете, что не употребляете. Это нам, девушкам, можно немного выпить, вы ж нас не за ум любите, а за красоту. А мужчина должен иметь высокий интеллектуальный уровень… — И очень к месту ввернула «разведывательный» вопрос: — Вот у вас какое образование?

— Высшее. Я кандидат химических наук.

Матушка от радости чуть не свалилась со стула. А Тоня, боясь, что та продолжит расспросы, вскричала:

— Так что же мы ждем? Давайте выпьем! С Рождеством!

Все радостно подхватили: «С Рождеством!» — и принялись чокаться.

* * *

Прошло два с половиной часа. За это время гости и хозяева успели изрядно нагрузиться (за исключением, естественно, Емельяна). А также съесть все холодные закуски и просмотреть «Иронию судьбы», которую по разным каналам показывали в течение всех новогодних праздников. Перед тем как подать горячее, Люся решила развлечь гостей. И если другие затевали игру в фанты или включали караоке, то маменька вытаскивала из тайника, коим именовалась жестяная коробка из-под чая, свое сокровище и демонстрировала его присутствующим. И не беда, что половина из них его уже не раз видела, старалась она не для них и даже не для тех, кто еще не видел. Люся радовала саму себя. Ей так нравилось хвалиться своим бриллиантом и рассказывать его выдуманную историю (с годами увеличивалась не только его стоимость, но также росло количество легенд, связанных с ним), что матушка не могла отказать себе в удовольствии.

— Видите, как играет? — восхищалась она, подставляя камень под лампу. — А какой оттенок… Удивительный, правда? Ну просто как мои глаза…

Тут Люся не врала. Бриллиант был действительно такого же цвета, как радужка ее глаз, — бледно-бледно-голубой. Насколько Тоня знала, это самый распространенный оттенок алмазов.

Но