Избранные сочинения. В двух томах. Том 2 - Николай Карамзин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1794
Илья Муромец
Богатырская сказка(Вот начало безделки, которая занимала нынешним летом уединенные часы мои. Продолжение остается до другого времени, конца еще нет, — может быть, и не будет. В рассуждении меры скажу, что она совершенно русская. Почти все наши старинные песни сочинены такими стихами.)
Le monde est vieux, dit-on: je le crois; cependant Il le faut amuser encore comme un enfant.
[15] La FontaineЧасть перваяHe хочу с поэтом Грециизвучным гласом Каллиопинымпеть вражды Агамемноновойс храбрым правнуком Юпитера;или, следуя Виргилию,плыть от Трои разоренныяс хитрым сыном Афродитинымк злачным берегам Италии.Не желаю в мифологиичерпать дивных, странных вымыслов.Мы не греки и не римляне;мы не верим их преданиям;мы не верим, чтобы бог Сатурнмог любезного родителяпревратить в урода жалкого;чтобы Леды были — курицыи несли весною яйца;чтобы Поллуксы с Еленамиродились от белых лебедей.Нам другие сказки надобны;мы другие сказки слышалиот своих покойных мамушек.Я намерен слогом древностирассказать теперь одну из нихвам, любезные читатели,если вы в часы свободныеудовольствие находитев русских баснях, в русских повестях,в смеси былей с небылицами,в сих игрушках мирной праздности,в сих мечтах воображения.Ах! не все нам горькой истиноймучить томные сердца свои!ах! не все нам реки слезныелить о бедствиях существенных!На минуту позабудемсяв чародействе красных вымыслов!Не хочу я на Парнас идти;нет! Парнас гора высокая,и дорога к ней не гладкая.Я видал, как наши витязи,наши стихо-рифмодетели,упиваясь одопением,лезут на вершину Пиндову,обступаются и вниз летят,не с венцами и не с лаврами,но с ушами (ах!) ослиными,для позорища насмешникам!Нет, любезные читатели!я прошу вас не туда с собой.Близ моей смиренной хижины,на брегу реки прозрачныяроща древняя, дубоваянас укроет от лучей дневных.Там мой дедушка на старостив жаркий полдень отдыхал всегдана коленях милой бабушки;там висит его пернатый шлем;там висит его булатный меч,коим он врагов отечестваза гордыню их наказывал(кровь турецкая и шведскаяи теперь еще видна на нем).Там я сяду на брегу рекии под тенью древ развесистыхбуду повесть вам рассказывать.Там вы можете тихохонько,если скучно вам покажется,раза два зевнув, сомкнуть глаза.Ты, которая в подсолнечнойвсюду видима и слышима;ты, которая, как бог Протей,всякий образ на себя берешь,всяким голосом умеешь петь,удивляешь, забавляешь нас, —все вещаешь, кроме… истины;объявляешь с газетирамисокровенности политики;сочиняешь с стихотворцамизнатным похвалы прекрасные;величаешь Пантомороса[16]славным, беспримерным автором;с алхимистом открываешь намтайну камня философского;изъясняешь с систематикомсвязь души с телесной сущностьюи свободы человеческойс непременными законами;ты, которая с Людмилоюнежным и дрожащим голосоммне сказала: я люблю тебя!о богиня света белого —Ложь, Неправда, призрак истины!будь теперь моей богинеюи цветами луга русскогоубери героя древности,величайшего из витязей,чудодея Илью Муромца!Я об нем хочу беседовать,об его бессмертных подвигах.Ложь! с тобою не учиться мненебылицы выдавать за быль.Солнце красное явилосяна лазури неба чистогои лучами злата яркогоосветило рощу тихую,холм зеленый и цветущий дол.Улыбнулось все творение;воды с блеском заструилися;травки, ночью освеженные,и цветочки благовонныерастворили воздух утреннийсладким духом, ароматами.Все кусточки оживилися,и пернатые малюточки,конопляночка с малиновкой,в нежных песнях славить началидень, беспечность и спокойствие.Никогда в Российской областине бывало утро летнеевеселее и прекраснее.Кто ж сим утром наслаждается?Кто на статном соловом коне,черный щит держа в одной руке,а в другой копье булатное,едет по лугу, как грозный царь?На главе его пернатый шлемс золотою, светлой бляхою;на бедре его тяжелый меч;латы, солнцем освещенные,сыплют искры и огнем горят.Кто сей витязь, богатырь младой?Он подобен маю красному:розы алые с лилеямирасцветают на лице его.Он подобен мирту нежному:тонок, прям и величав собой.Взор его быстрей орлиногои светлее ясна месяца.Кто сей рыцарь? — Илья Муромец.Он проехал дикий темный лес,и глазам его являетсяполе гладкое, обширное,где природою рассыпаныв изобилии дары земли.Витязь Геснера не читывал;но, имея сердце нежное,любовался красотою дня;тихим шагом ехал по лугуи в душе своей чувствительнойжертву утреннюю, чистуюприносил царю небесному.«Ты, который украшаешь все,русский бог и бог вселенныя!Ты, который наделяешь насвсеми благами щедрот своих!будь всегда моим помощником!Я клянуся вечно следоватьбогатырским предписаниями уставам добродетели,быть защитником невинности,бедных, сирых и несчастных вдови наказывать мечом своимзлых тиранов и волшебников,устрашающих сердца людей!»Так герой наш размышлял в себеи, повсюду обращая взор,за кустами впереди себя,над струями речки быстрыя,видит светло-голубой шатер,видит ставку богатырскуюс золотою круглой маковкой.Он к кусточкам приближаетсяи стучит копьем в железный щит;но ответу богатырскогонет на стук его оружия.Белый конь гуляет по лугу,неоседланный, невзнузданный,щиплет травку ароматнуюи следы подков серебряныхоставляет на росе цветов.Не выходит витязь к витязюпоклониться, ознакомиться.Удивляется наш Муромец;смотрит на небо п думает:«Солнце выше гор лазоревых,а российский богатырь в шатренеужель еще покоится?»Он пускает на зеленый лугсвоего коня надежногои вступает смелой поступьюв ставку с золотою маковкой.Для чего природа дивнаяне дала мпе дара чудногонежной кистию прельщать глазаи писать живыми краскамис Тицианом и Корреджием?Ах! тогда бы я представил вам,что увидел витязь Муромецв ставке с золотою маковкой.Вы бы вместе с ним увидели —беспримерную красавицу,всех любезностей собрание,редкость милых женских прелестей;вы бы вместе с ним увидели,как она приятным, тихим сномнаслаждалась в голубом шатре,разметавшись на цветной траве;как ее густые волосы,светло-русые, волнистые,осеняли белизну лица, шеи,груди алебастровой и,свиваясь, развивалися,упадали на колена к ней;как ее рука лилейная,где все жилки васильковыебыли с нежностью означены,се голову покоила;как одежда снего-белая,полотняная, тончайшаяот дыханья груди полныятрепетала тихим трепетом.Но не можно в сказке выразитьи не можно написать пером,чем глаза героя нашегоуслаждались на ее челе,на ее устах малиновых,на ее бровях возвышенныхи на всем лице красавицы.Латы с золотой насечкою,шлем с пером заморской жар-птицы,меч с топазной рукояткою,копие с булатным острием,щит из стали вороненыяи седло с блестящей осыпьюна траве лежали вкруг ее.Сердце твердое, геройскоетвердо в битвах и сраженияхсо врагами добродетели —твердо в бедствиях, опасностях;но нетвердо против женских стрел,мягче воску белоярогопротив нежных, милых прелестей.Витязь знал красавиц множествов беспредельной Русской области,но такой еще не видывал.Взор его не отвращаетсяот румяного лица ее.Он боится разбудить ее;он досадует, что сердце в нембьется с частым, сильным трепетом;он дыхание в груди своейостанавливать старается,чтобы долее красавицубеспрепятственно рассматривать.Но ему опять желается,чтоб красавица очнулась вдругему хочется глаза ее —верно, светлые, любезные —видеть под бровями черными,ему хочется внимать еегласу тихому, приятному;ему хочется узнать еелюбопытную историю,и откуда, и куда она,и зачем, девица красная(витязь думал и угадывал,что она была девицею),ездит по свету геройствовать,подвергается опасностямжизни трудной, жизни рыцарской,не щадя весенних прелестей,не бояся жара, холода.«Руки слабой, тленной женщинымогут шить сребром и золотомв красном и покойном тереме, —не мечом и не копьем владеть;могут друга, сердцу милого,жать с любовью к сердцу нежному, —не гигантов на полях разить.Если кто из злых волшебниковв плен возьмет девицу юную,ах! чего злодей бесчувственныйс нею в ярости не сделает?» —Так Илья с собой беседуети взирает на прекрасную.Время быстрою стрелой летит;час проходит за минутами,и за утром полдень следует —незнакомка спит глубоким сном.Солнце к западу склоняется,и с эфирною прохладоювечер сходит с неба ясногона луга и поле чистое —незнакомка спит глубоким сном.Ночь на облаке спускаетсяи густыя тьмы покровамиодевают землю тихую;слышно ручейков журчание,слышно эхо отдаленное,и в кусточках соловей поет —незнакомка спит глубоким сном.Тщетно витязь дожидается,чтобы грудь ее высокаявздохом нежным всколебалася;чтоб она рукою белоюхотя раз тихонько тронуласьи открыла очи ясные!Незнакомка спит по-прежнему.Он садится в голубом шатре и,взирая па прекрасную,видит в самой темноте ночнойкрасоту ее небесную, видит —в тронутой душе своейи в своем воображении;чувствует ее дыханиеи не мыслит успокоитьсяв час глубокая полуночи.Ночь проходит, наступает день;день проходит, наступает ночь —незнакомка спит по-прежнему.Рыцарь наш сидит как вкопанный;забывает пищу, нужный сон.Всякий час, минуту каждуюон находит нечто новоев милых прелестях красавицы;и — недели целой нет в году!Здесь, любезные читатели,должно будет изъясниться нам,уничтожить возражениястрогих, бледнолицых критиков:«Как Илья, хотя и Муромец,хоть и витязь Руси древния,мог сидеть неделю целую,не вставая, на одном месте;мог ни маковые росинкив рот не брать, дремы не чувствовать?»Вы слыхали, как монах святой,наслаждаясь дивным пениемрайской пестрой конопляночки,мог без пищи п без сна пробытьне неделю, но столетие.Разве прелести красавицыне имеют чародействиярайской пестрой конопляночки?О друзья мои любезные!если б знали вы, что женщинымогут делать с нами, бедными!..Ах! спросите стариков седых;Ах! спросите самого меня…и, краснея, вам признаюся,что волшебный вид прелестницы, —не хочу теперь назвать ее! —был мне пищею небесною,олимпийскою амврозией;что я рад был целый век не спать,лишь бы видеть мог жестокую!..Но боюся говорить об нейи к герою возвращаюся.«Что за чудо! — рыцарь думает. —Я слыхал о богатырском сне;иногда он продолжаетсятри дня с часом, но не более;а красавица любезная…»Тут он видит муху чернуюна устах ее малиновых;забывает рассужденияи рукою богатырскоюгонит злого насекомого;машет пальцем указательным(где сиял большой златой перстеньс талисманом Велеславиным) —машет, тихо прикасаетсяк алым розам белолицыя —и красавица любезнаярастворяет очи ясные!Кто опишет милый взор ее,кто улыбку пробуждения,ту любезность несказанную,с коей, встав, она приветствуетнезнакомого ей рыцаря?«Долго б спать мне непрерывным сном,юный рыцарь! (говорит она)если б ты не разбудил меня.Сои мой был очарованиемзлого, хитрого волшебника,Черномора-ненавистника.Вижу перстень на руке твоей,перстень добрыя волшебницы,Велеславы благодетельной:он своею тайной силою,прикоснувшись к моему лицу,уничтожил заклинаниеЧерномора-ненавистника».Витязь сиял с себя пернатый шлем:чернобархатные волосыпо плечам его рассыпались.Как заря алеет на небе,разливаясь в море розовомпред восходом солйца красного,так румянец на щеках егоразливался в алом пламени.Как роса сияет на поле,серебренная светилом дня,так сердечная чувствительностьв масле глаз его светилася.Стоя с видом милой скромностипред любезной незнакомкою,тихим и дрожащим голосомон красавице ответствует:«Дар волшебницы любезныймил и дорог моему сердцу;я ему обязан счастиемвидеть ясный свет очей твоих».Взором нежным, выразительнымон сказал гораздо более.Тут красавица приметила,что одежда полотнянаяне темница для красот ее;что любезный рыцарь-юношадогадаться мог легохонько,где под нею что таилося…Так седой туман, волнуясянад долиною зеленою,не совсем скрывает холмики,посреди ее цветущие;глаз внимательного странникасквозь волнение туманноевидит их вершинки круглые.Незнакомка взор потупила — закраснелася,как маков цвет,и взялась рукою белоюза доспехи богатырские.Рыцарь понял, что красавицебез свидетелей желаетсянарядиться юным витязем.Он из ставки вышел бережно,посмотрел на небо синее,прислонился к вязу гибкому,бросил шлем пернатый на землюи рукою подпер голову.Что он думал,мы не скажем вдруг;но в глазах его задумчивостьточно так изображалася,как в ручье густое облако;томный вздох из сердца вылетел.Конь его, товарищ, верный друг,видя рыцаря, бежит к нему;ржет и прыгает вокруг Ильи,поднимая гриву белую,извивая хвост изгибистый.Но герой наш нечувствителенк ласкам, к радости товарища,своего коня надежного;он стоит, молчит и думает.Долго ль, долго ль думать Муромцу?Нет, недолго: раскрываютсяполы светло-голубой ставки,и глазам его являетсянезнакомка в виде рыцаря.Шлем пернатый развеваетсянад ее челом возвышенным.Героиня подпираетсякопием с булатным острием;меч блистает на бедре ее.В ту минуту солнце красноевоссияло ярче прежнего,и лучи его с любовиюпролилися на красавицу.С кроткой, нежною улыбкоюсмотрит милая на витязяи движеньем глаз лазоревыхговорит ему: «Мы можем сестьна траве благоухающей,под сенистыми кусточками».Рыцарь скоро приближаетсяи садится с героинеюна траве благоухающей,под сенистыми кусточками.Две минуты продолжаетсяих глубокое молчание;в третью чудо совершается…К самому себеПрости, надежда!., и навек!Исчезло все, что сердцу льстило,Душе моей казалось мило;Исчезло! Слабый человек!Что хочешь делать? обливатьсяРекою горьких, тщетных слез?Стенать во прахе и терзаться?..Что пользы? Рока и небесНе тронешь ты своей тоскоюИ будешь жалок лишь себе!Нет, лучше докажи судьбе,Что можешь быть велик душою,Спокоен вопреки всему.Чего робеть? ты сам с собою!Прибегни к сердцу своему:Оно твой друг, твоя отрада,За все несчастия награда —Еще ты в свете не один!Еще ты мира гражданин!..Смотри, как солнце над тобоюСияет славой, красотою;Как ясен, чист небесный свод;Как мирно, тихо все в природе!Зефир струит зерцало вод,И птички в радостной свободеПоют: «Будь весел, улыбнись!»Поют тебе согласным хором.А ты стоишь с унылым взором,С душою мрачной?.. ОбодрисьИ вспомни, что бывал ты прежде,Как мудрым в чувствах подражал,Сократа сердцем обожал,С Катоном смерть любил, в надеждеНосить бессмертия венец.Житейских радостен конецДа будет для тебя началомГеройской твердости в душе!Язвимый лютых бедствий жалом,Забвенный в темном шалашеВсем светом, ложными друзьями,Умей спокойными очамиНа мир обманчивый взирать,Несчастье с счастьем презирать!Я столько лет мечтой пленялся,Хотел блаженства, восхищался!..В минуту все покрылось тьмой,И я остался лишь с тоской!Так некий зодчий, созидаяОгромный, велелепный храмНа диво будущим векам,Гордился духом, помышляяО славе дела своего;Но вдруг огромный храм трясется,Падет… упал… и нет его!..Что ж бедный зодчий? Он клянетсяНе строить впредь, беспечно жить…А я клянуся… не любить!
1795