Девять принцев в Янтаре - Роджер Желязны

Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она молчала, и я решил ухватить то, что показалось выгодным в этой игре, которую я не понимал, с игроками, которых я не знал, и ради ставок, о которых я не имел никакого понятия.

— Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем, — сказал я.

— Да, знаю. Но ты слишком хитроумен, поэтому говорить это может слишком о многом. Подождем и увидим.

Подождем чего? Увидим что? Галлюцинацию?

К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что на некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания и тонко намекать на то, о чем не имел ни малейшего понятия. Бифштекс был прекрасен — розовый внутри, сочный, и я аппетитно захрустел поджаренным хлебом, запивая всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась, глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу, нарезая свой бифштекс маленькими ломтиками.

— Я люблю рвение, с которым ты набрасываешься на жизнь, Кэвин. И это одна из причин, почему мне не нравится смотреть, как ты рвешь с ней знакомство.

— Мне тоже, — пробормотал я.

И пока я ел, я увидел ее. Я увидел ее в одеянии с большим вырезом на груди, в платье с пышной юбкой, зеленом — как может зеленеть только море. Звенела музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Я носил черное с серебряным, и… Видение исчезло, оно было настоящей частью моих воспоминаний, и я искренне выругался: как мне не хватает их. Что говорила она, в своем зеленом, мне, в моем черном и серебряном, той ночью среди музыки, танцев и голосов?

Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать свое видение на Эвелин.

— Я вспомнил ночь, — сказал я, — ты была в зеленом, а я одет в свои цвета. Как тогда все казалось прекрасным, и музыка…

На лице ее возникло мечтательное выражение, щеки порозовели.

— Да, — сказала она, — прекрасные были времена… Скажи, ты действительно еще ни с кем не связался?

— Слово чести, — сказал я, что бы это ни значило.

— Стало еще хуже, — сказала она, — сейчас в Тени больше ужасов, чем можно себе представить…

— И?.. — спросил я.

— Он в прежних заботах, — закончила она.

— О.

— Да, — продолжала она, — и он захочет знать, где ты остановился.

— Вот здесь, — сказал я.

— Ты хочешь сказать?..

— Пока, — сказал я, наверное, слишком поспешно, поскольку ее глаза слишком широко распахнулись. — Пока не буду знать, в каком положении дела, — что бы это ни значило.

— О.

И мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам.

Потом мы пили кофе маленькими глоточками, и я почувствовал к ней самые настоящие братские чувства, но быстренько подавил их.

Я спросил:

— Что у других? — Это могло означать что угодно, а звучало безопасно.

На минуту я испугался, что сейчас она спросит, что я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала:

— Как всегда, ничего нового не слышно. Возможно, ты был мудрее всех. Мне здесь так хорошо. Но как можно забыть все… величие?

Я опустил глаза долу, поскольку не был уверен в своем взгляде, и сказал:

— Нельзя. Просто невозможно.

Последовало долгое и неуютное для меня молчание, которое все же нарушила она.

— Ты ненавидишь меня?

— Что за чушь, — сказал я. — Как я могу — если принять во внимание все?

Это, казалось, порадовало ее, и она продемонстрировала свои зубки, оказавшиеся весьма белыми.

— Хорошо. И спасибо тебе. Кем бы ты ни был, но ты — джентльмен.

Я поклонился и расшаркался.

— Ты вскружишь мне голову.

— Вряд ли, — сказала она. — Если принять во внимание все.

И я почувствовал себя неуютно.

Моя ненависть вновь пробудилась, и я подумал, знает ли она, против кого она может быть направлена. Я понял, что знает. Я с трудом удержался от желания спросить об этом в лоб.

— Что же ты думаешь делать? — спросила она в конце концов, и у меня не оставалось другого выхода, как туманно ответить:

— Ну, конечно же, ты мне не веришь…

— Да как мы можем тебе верить?

Я решил запомнить это "мы".

— Вот видишь. Так что сейчас я просто воспользуюсь твоим покровительством. Я буду рад остаться здесь, где тебе совсем не трудно следить за мной.

— А дальше?

— Дальше? Посмотрим.

В нашей беседе наступила довольно-таки долгая пауза. Эвелин не выдержала ее первой.

— Умно, — сказала она. — Очень умно, и ты ставишь меня в неловкое положение.

(Честно говоря, мне просто некуда было деться, а на деньги, которые я удержал с доктора, долго не протянуть).

— Да, конечно, ты можешь остаться, но разреши предупредить тебя, — тут она поиграла каким-то брелком, свисавшим с цепочки на шее, — это — ультразвуковой свисток, специально для собак. У Доннера и Блитцена четыре брата, и все они обучены позаботиться о гадких людях, и все они сбегаются на мой свисток. Так что поостерегись появляться там, где твое присутствие нежелательно. Свисток-другой — и даже ты не выстоишь против их атаки. В Ирландии не осталось волков после того, как там вывели эту породу собак.

— Знаю, — механически ответил я, и тут же понял, что действительно это знаю.

— Да, — продолжала она. — Эрик будет доволен, что ты — мой гость. Это вынудит его оставить тебя в покое, а ведь ты именно этого и хочешь, "нессе-па"?

— "Уи", — ответил я.

Эрик! Это что-то значило! Я знал Эрика, и почему-то было очень важно, что я знал его. Не недавно. Давно. Но Эрик, которого я знал, был словно тень вокруг меня, и это было важно.

Почему?

Я ненавидел его, и это была одна из причин. Ненавидел так, что размышления о том, как бы его убить, были для меня не в диковинку. Возможно, я даже пытался их осуществить.

К тому же, между нами была какая-то связь, что я тоже знал. Родственная?

Да. Именно так. Причем ни я, ни он не были в восторге от того, что мы… братья. Я помнил… помнил…

Большой, сильный Эрик — с его влажной, кудрявой бородой и глазами — такими же, как у Эвелин!

На меня нахлынула новая волна воспоминаний, в висках отчаянно запульсировало, шея взмокла.

Я ничему не позволил отразиться на моем лице, но заставил себя сделать еще одну затяжку и еще один глоток пива, потому что сообразил, что Эвелин — действительно моя сестра! Только звали ее не Эвелин. Я никак не мог вспомнить ее настоящего имени. Придется быть осторожней, — решил я. — Я вообще не буду называть ее по имени, пока не вспомню.

А что же со мной? И что за страсти вокруг меня?

Эрик, внезапно понял я, был как-то связан с тем несчастным случаем. Он должен был закончиться для меня фатально, да только я выпутался. Не ОН ли и организовал все? Да, откликнулась моя интуиция. Это обязан быть Эрик. А Эвелин помогала ему, выплачивая Гринвуду, чтобы меня держали в бессознательном состоянии. Лучше, чем быть мертвым, но…