Полный курс уголовного права. Том II. Преступления против личности - Коллектив авторов

Автор фундаментальных работ о квалификации преступлений академик В. Н. Кудрявцев в монографии 1972 г. определял квалификацию как «установление и юридическое закрепление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления». В учебном пособии того же автора 1999 г. понятие «квалификация преступления» несколько иное. Она – лишь один из этапов применения нормы уголовного права, состоящего в принятии решения о том, какая именно уголовно-правовая норма предусматривает совершенное преступление, и в закреплении этого решения в уголовно процессуальном акте[10]. Сходно определяет квалификацию преступлений Н. И. Коржанский: уголовно-правовая оценка совершенного деяния, выбор и применение к нему той уголовно-правовой нормы, которая полнее всего описывает его признаки[11]. Он не включает в понятие квалификации ее юридическое закрепление, ибо считает, что выбор нормы такое закрепление уже производит.

С. А. Тарарухин не соглашается с определением квалификации преступлений как сопоставлением признаков преступления и признаков нормы. Это якобы разные категории – абстрактный закон и социальное явление – преступление[12].

Ответ на вопрос, с чем при квалификации преступлений устанавливается тождество – с признаками уголовно-правовой нормы или с составом преступления, содержится в понимании состава преступления, а именно: имеется он в реальном преступлении либо является законодательной абстракцией.

Что говорит историческое толкование состава преступления? Его понятие известно древнеримскому праву как corpus delecti: основа, существо преступления, остов, состав преступления. По свидетельству Н. С. Таганцева, в XVI–XVII вв. состав преступления имел исключительно процессуальное значение, как совокупность следов, которые оставляет преступление во внешнем мире (труп, кровь)[13]. При наличии состава преступления, по признакам которого можно удостовериться в действительном совершении преступления, можно было начинать розыскные действия.

Сам Н. С. Таганцев определял состав преступления как «совокупность характеристических признаков преступного деяния, состоящих из двух взаимосвязанных групп: объективных и субъективных»[14]. В конце XVIII в. (причем лишь в немецких работах) состав преступления переносится в материальное уголовное право. При этом немецкие криминалисты обращают внимание на различие между составом преступления (Tatbestand) и преступлением (Verbrechen). Состав преступления трактуется как «состав закона». В учебниках по немецкому уголовному праву состав преступления рассматривается в разделе о законе.

В. Н. Кудрявцев солидаризуется с этим. Он считает, что место общей теории квалификации преступлений в системе Общей части науки уголовного права и в учебниках должно быть в разделе «Уголовный закон»: «Общая теория квалификации преступлений есть часть этого раздела, ибо в ней изучаются проблемы конструкции закона, правил его применения, затрагиваются вопросы толкования и уяснения его смысла и др.»[15]. Знак равенства между составом преступления и уголовным законом поставлен твердо. Различие между диспозицией уголовного закона и составом преступления оказалось неясным, а заодно затушевались и функции состава преступления. Если есть уголовно-правовая норма, по которой производится квалификация преступлений, зачем тогда нужен состав? В новой работе о составе преступления В. Н. Кудрявцев считает, что «целесообразно пользоваться понятием состава преступления только в одном – нормативном смысле»[16].

Достойно сожаления, что В. Н. Кудрявцев изменил свою позицию о составе преступления. В 60-х годах прошлого века он признавал реально существующий состав преступления и писал: «Законодатель, разумеется, образует не состав, а уголовно-правовую норму, в которой с большей или меньшей полнотой описываются признаки состава преступления. Сами эти признаки существуют объективно (здесь и ниже выделено нами. – Н. К.), независимо от сознания людей, они действительно присущи данному конкретному преступлению, и задача законодателя состоит в том, чтобы выявить и предусмотреть эти признаки в законе с наибольшей полнотой и глубиной». Соглашаясь с пониманием состава как реальности преступного деяния, В. Н. Кудрявцев отмечал: «Состав преступления является своего рода ядром и структурой (скелет, остов) преступления определенной категории»[17]. В последнее время он понимает состав как «совокупность признаков общественно опасного деяния (выделено нами. – Н. К.), определяющую его согласно уголовному закону как преступное и уголовно наказуемое» И далее читаем, что состав – строгая «система признаков преступления, состав отражает характерные для преступления внутренние связи»[18].

Непререкаемый авторитет академика в отечественном уголовном праве в целом, в учении о квалификации преступлений в особенности сыграл, на наш взгляд, не лучшую роль в формировании теоретических воззрений ученых советского и постсоветского поколений. Большинство из них придерживается нормативистского взгляда на состав как на законодательную модель.

Нормативистскую теорию отстаивает, в частности, И. Я. Гонтарь, специально посвятивший свою работу уяснению преступления и состава преступления как явлений и понятий. Он пишет: «Состав преступления является содержащимся в уголовном законе описанием признаков общественно опасного деяния. Не совокупность признаков, установленных, предусмотренных в уголовном законе, как это принято утверждать, а описание этой совокупности признаков»[19]. Поскольку же норма не может быть основанием уголовной ответственности, следует категорическое утверждение: «Вопрос о составе преступления как основании уголовной ответственности вообще должен быть снят».

А. А. Пионтковский в свое время писал: «Понятием состава преступления юристы пользуются как для обозначения совокупности признаков, характеризующих определенное преступление по уголовному законодательству, так и для обозначения конкретного деяния, соответствующего этим признакам»[20]. Похоже, за целых полвека отечественным теоретикам уголовного права не удалось устранить эту двойственность в трактовке состава преступления.

Позиция нормативистов иногда удивляет нелогичностью. Если состав преступления – законодательная абстракция, информационная модель, то почему при анализе конкретных элементов и их признаков – объекта, объективной стороны, субъекта и субъективной стороны составов – никто не вспоминает об их информационной модельности и законодательной абстрактности? Получается, что система («состав») есть законодательная абстракция, а ее подсистемы и элементы – реальные категории. Это не согласуется с концепцией систем и гносеологией.

Еще менее приемлемым представляется воззрение на состав преступления как на чисто теоретическое изобретение. Так, В. О. Навроцкий считает, что состав преступления – это «юридическая конструкция, выработанная теорией уголовного права»[21]. Поэтому, по его мнению, неверна формулировка «состав преступления, предусмотренный законом». Уголовный закон определяет преступление, а не состав преступления. Его поддерживает Т. М. Маритчак: «Состав преступления является юридической конструкцией, выработанной теорией уголовного права, выступает как инструмент, который используется при квалификации. Квалификация же предполагает установление соответствия между фактическими признаками посягательства и нормой закона, которая предусматривает ответственность за данное посягательство»[22].

Концепция реального состава преступления исходит из того, что состав – это структурированное по четырем подсистемам ядро (основа, сущность) преступления, состоящее из обязательных элементов, образующих общественную опасность деяния, признаки которых обрисованы в диспозициях уголовно-правовых норм Общей и Особенной частей УК. Состав – такая же реальность, как и преступление, ядром которого он является. И языковое толкование говорит в пользу понимания состава как содержащегося в преступлении. Состав чего? – преступления. Мы говорим о наличии или отсутствии состава не закона, а преступления.

В ч. 3 ст. 31 УК предусмотрено, что лицо, добровольно отказавшееся от доведения преступления до конца, подлежит уголовной ответственности лишь в том случае, если фактически совершенное им деяние содержит иной состав преступления. Состав преступления содержится в деянии. Аналогичная формулировка принята во всех примечаниях к статьям УК об освобождении от уголовной ответственности ввиду деятельного раскаяния. К примеру, примечание к ст. 206 УК о захвате заложника устанавливает: «Лицо, добровольно или по требованию властей освободившее заложника, освобождается от уголовной ответственности, если в его действиях не содержится иного состава преступления (выделено нами. – Н. К.)». Не информационная же модель содержится в преступлении.