Чужая осень (сборник) - Валерий Смирнов

Игорь бережно отложил в сторону томик Высоцкого, отмеченный пластиковой нашлепкой мадридского магазина, и нехотя вылез из своего убежища.

— Кофе хочешь?

После напитка, которым потчевали в ресторане, чашка настоящего кофе не помешала бы. Игорь щедро сыпнул на дно турки ароматную коричневую горсть, дал ей как следует нагреться, залил холодной водой, добавил щепотку соли, зажег брикет сухого спирта и посмотрел на меня.

— Что нового в этом мире?

— В этом мире все старо, как он сам. Разве что весь наш народ, как сообщает пресса, несет очередную ударную трудовую вахту. Когда мы будем просто работать — пока неизвестно.

— Восторженные отклики на гениальные произведения нашего выдающегося полководца, надеюсь, по-прежнему поступают со всех концов страны? — принял игру слов Шелест.

— В том-то и дело, что нет. Более того, хронически отсутствуют сообщения, что очередной театр приступил к постановке «Возрождения».

— В таком случае, о чем же еще может сообщать пресса?

— Пресса вовсю сражается с фирмой «Адидас». И вскоре ни один футболист не выйдет на поле без заплаты на месте фирменного знака. В остальных видах спорта ношение заплат на майках обязательным не является.

— О чем же будут писать газеты завтра?

— Думаю, что это является тайной для них самих.

— И все-таки, надеюсь, ты приехал не для того, чтобы сообщить мне эти потрясающие новости.

— Ты всегда отличался феноменальной сообразительностью. Посмотри, пожалуйста.

Маленькая черно-белая репродукция переходит в его руки. Игорь бросает на нее беглый взгляд и спрашивает:

— И сколько весит этот Тропинин?

— Игорь, откуда у бедного сторожа, охраняющего в поте лица почти материальные ценности за сто рублей в месяц, может быть портрет работы Венецианова…

— Не проверяй, — качает головой Игорь, — это Тропинин. А что касается твоего социального статуса, то ты сам его выбрал. Мог бы трудиться по специальности. И главное — за те же деньги.

— Но разве деньги главное? Кстати, за отсутствие тщеславия нужно прибавлять зарплату. Я что-то не встречал Героев Труда среди таксистов, мясников и официантов, несмотря на утверждение, что все профессии важны. Может быть, поэтому я стремлюсь стать первым Героем среди сторожей, доблестно тружусь по системе: сутки через трое, но пока не добился даже Почетной грамоты. Так что просвети меня, безграмотного, чей это портрет?

— Это портрет работы Тропинина.

— Я понимаю, что не Пиросмани…

— Скорее всего, это «Портрет неизвестного». И его я не возьму.

— Тебя гнетет безденежье?

— Скорее точная информация, эта основа основ любого предприятия. Благодаря ей я еще ни разу не ошибся. Этот портрет я не взял две недели назад. Наверное, он здорово подорожал за это время?

— Ни на копейку, — торжественно заверил я. — Но любопытно узнать, кто тебе его предложил?

Игорь ответил, не задумываясь:

— Для таких случаев мой телефон известен нескольким мужчинам. Но в том-то и дело, что звонила женщина. Еще могу сказать, что полотно грязное. Советую посмотреть каталог выставки из частных собраний города за пятьдесят восьмой год.

— Как ты любишь выражаться, дела давно минувших дней… В таком случае остается только просить тебя забыть о нашем разговоре.

— Вся моя беда в том, что я никогда ничего не забываю, — вздохнул Игорь.

Мог бы не делать этого заключения. Когда-то я очень выручил его. Сегодня Игорь помог мне. Что тут такого: ведь не зря говорится, люди должны помогать друг другу.

5

Несмотря на ужасную духоту за окном, в комнате было прохладно. Я всегда закрываю окна, когда ухожу куда-то, и, быть может, потому утренняя прохлада каким-то чудом задерживается в квартире.

Холостяк в отличие от женатого мужчины обязан постоянно находиться в хорошей спортивной форме. Поэтому, как ни хотелось оприходовать добрый кусок мяса, я пересилил себя и начал быстро готовить салат «Летний», созданный по собственному рецепту. Делать его очень легко. При условии, что у вас есть хорошие знакомые в системе Торгмортранса.

Раз в неделю я отоваривался в магазине, где продукты, предназначенные работникам морского транспорта, получали работники транспортной прокуратуры, их смежники, журналисты, народные контролеры и деловые люди вроде меня, способные в отличие от первых не замечать своеобразной наценки за культуру обслуживания с черного хода.

Итак, нарезаю бананы, вскрываю банку консервированных ананасов, немного клубники, затем все это заливаю мороженым — и мой фирменный салат готов к употреблению.

С чашкой крепчайшего кофе миную проходную комнату и приземляюсь в тринадцатиметровом убежище, служащем мне кабинетом, библиотекой и спальней одновременно. Эта библиотека может, конечно, вызвать зависть у людей, собирающих корешки под цвет обоев, но для меня она лишь своеобразный инструмент. Вынимаю из стеллажа прекрасно иллюстрированную «Историю нравов» Фукса и достаю стоящие за ней скромные тощие брошюрки, среди которых есть и нужный каталог. Вот он. 1958 год. Областное управление культуры совместно с картинной галереей проводят выставку картин русских и украинских художников из частных собраний города. «Тропинин „Портрет неизвестного“ X., м., слева внизу подпись», но это детали. А главное — вот что: «Собств. А. К. Ярошенко». За эти годы изменилось многое, в том числе и понятие собственности в руках неизвестного мне Ярошенко. А может быть, и неизвестной. На последней странице каталога — список владельцев произведений, экспонировавшихся на выставке. По нынешним временам удивление вызывает то, что здесь указаны и домашние адреса. Но тогда все было проще. А сегодня бы такая «наколка» очень обрадовала моих некоторых коллег. И так как молодости свойственен недостаток жизненного опыта и, соответственно, нехватка знаний, мне придется завтра пойти к Горбунову и тем самым замкнуть круг первого этапа поиска портрета, представляющего значительную ценность как для истории нашего искусства, так и для личной коллекции гражданина Яровского, уже несколько лет вкладывающего все свободные деньги в картины, приносящие с годами не только эстетическое удовлетворение, но и солидные дивиденды.

Будильником я никогда не пользуюсь. Не знаю, чем это объяснить, но если нужно встать рано, какая-то неведомая сила подымает меня рывком с постели и стряхивает при этом остатки сна надежнее любого душа. На часах — четыре утра. Самое время посетить Горбунова, который в отличие от всех предпочитает спать днем. Хорошо, что живет Веня всего в четырех кварталах и машина не понадобится. Она и так мешает многим соседям, главным образом тем, у кого личного транспорта нет. Поэтому, не тревожа мирного сна населения нашего небольшого старого дворика, почти бесшумно сбегаю по металлической лестнице вниз и выхожу за ворота, в относительную прохладу утра, навстречу одинокой фигуре дворника, шаркающего веником по натруженному за день тротуару.

Стертые ступеньки ведут в старый подвал, официально числящийся художественной мастерской, в которой работает живописец Плавко. Однако здесь он бывает гораздо реже Вениамина Сергеевича Горбунова, превратившего эту мастерскую в свою штаб-квартиру. Сюда же он перетащил не только основную часть мебели из своей квартиры, но и почти всю коллекцию, где собраны уникальные произведения искусства, которым бы обрадовался любой крупный музей. Впрочем, делиться с музеями в планы Горбунова никак не входит, а что касается уровня закупочных цен, то музеи с ним конкурировать просто не в силах. Обшарпанные двери открылись, и я очутился в крохотном предбанничке, отгороженном от комнаты металлической решеткой с двумя створками. Горбунов щелкнул ключом, створки разошлись в разные стороны, впуская меня в убежище человека, очень не любящего контактов с посторонними людьми.

Давно замечено: человек сам кузнец своего счастья и несчастья. И молотом в руках его судьбы служит жизнь порой приподносящая такие сюрпризы, которые и в кошмарном сне не привидятся. Свой единственный срок Горбунов получил еще в детстве. Полз тогда поезд с эвакуированными, а в нем среди перемолоченного войной люда, в самом сгустке человеческого страдания, прижимался к своей маме, как к единственной защите, худенький большеглазый мальчик Веня. Кто знает, кем бы вырос он, дойди поезд до станции назначения… Беззащитный состав, наивно прикрытый одним вагоном, на крыше которого полотнище с красным крестом. Словно способен этот крест отвести удар летающих бронемашин с черными крестами на крыльях. Не отвел. Бомбардировщики легко справились с медленно ползущей целью, а истребители, прикрывающие их, косили на бреющем полете людей, напрасно пытающихся спастись в поле. И не стало у Вени его единственной защиты.